Майкл Гульд-Вартофски — Открытая левая http://openleft.ru Один шаг действительного движения важнее целой дюжины программ (Маркс) Sat, 27 Apr 2024 18:08:06 +0000 ru-RU hourly 1 https://wordpress.org/?v=4.9.25 Рациональные беспорядки http://openleft.ru/?p=6133 http://openleft.ru/?p=6133#respond Thu, 30 Apr 2015 14:10:51 +0000 http://openleft.ru/?p=6133 Беспорядке в Уоттсе.

Беспорядке в Уоттсе.

В последние дни целый десант «белых политических игроков» высадился в Бруклине, чтобы разоблачить движение «Черные жизни имеют значение» (Black lives matter).

На напряженных пресс-конференциях и во время выступлений по телевидению, они занимались тем, что увязывали протесты с восстаниями, восстания с криминалом, а криминал с экономическими бедами. Таким образом, они переложили вину с полиции на тех, кто подвергается полицейскому насилию.

Это старый трюк. Задолго до того, как было разбито первое окно, защитники закона и порядка заявляли, что протесты ведут к волнениям, а волнения ведут к насильственным преступлениям и упадку целых кварталов. В течение десятилетий, прошедших с городских волнений 1960-1970, миф об «эффекте беспорядков» использовался для того, чтобы объяснить масштабный рост численности городской полиции и переход полицейского надзора в режим вялотекущих военных действий.

Пятьдесят лет спустя после восстания в Уоттсе (Лос Анджелес), и чуть больше, чем четыре месяца после того, как прозвучали первые выстрелы в Фергюсоне, мы слышим одну и ту же мантру. Например, в Time: «Оправится ли Фергюсон? Продолжительный экономический эффект ожесточенных беспорядков». Или в USA Today: «Есть опасения, что беспорядки на десятилетия определят судьбу Фергюсона». Или в National Revue: «Бизнес и жители, возможно, никогда не оправятся от нынешней анархии».

Недавний подъем городских протестов повлек за собой и возрождение старой городской легенды, по которой собственники недвижимости и полицейские—несчастные жертвы, в то время как те, на кого обращен государственный террор—и есть настоящие агрессоры. Из беспорядков делают корень всякого зла, из восставшего—источник всех несчастий. Но эта легенда быстро рассыпается перед лицом фактов.

В 1960 многие белые либералы реагировали на беспорядки в городских центрах Америки с умеренным осуждением, смешанным с равно умеренным осуждением институционального расизма. Они считали белую властную структуру «принципиально ответственной за возникновение взрывоопасной смеси, которая бродит в городах» (если верить Комиссии Кернера).

Другие белые либералы считали, что городские проблемы являлись продуктом «патологического клубка», который «был способен существовать и без помощи белого мира». Эти либералы Великого Общества скоро обнаружили, что находятся в компании консерваторов «закона и порядка», которые использовали публикации Даниэля Патрика Мойнихана и других либералов для своей аргументации, с помощью которой обвиняли черную Америку в «упадке городов» и бедности гетто.

Вместе с мифологией «культуры бедности», «эффект беспорядков» стал для консерваторов подходящим оружием, которое они направили против Новых Левых и Black Power. Предполагаемая связь между городскими беспорядками, насильственными преступлениями и экономическим упадком, стала использоваться довольно рано, и часто в связи с предвыборными кампаниями—начиная с президентской кампании Барри Голдуотера в 1964: продолжая губернаторской кампанией Рейгана в 1964, президентской кампанией Никсона в 1968 и подъемом Новых Правых в 1970-х.

Десять лет назад пара экономистов—одним из которых был Уилльям Дж. Коллинс, в последствии старший экономист в администрации Джорджа Буша—наконец выступили с некоторыми открытиями, которые должны были подкрепить «эффект беспорядков» научными доказательствами. В серии исследований, осуществленных Национальным Бюро по Экономическим исследованиям, Коллинс и его соавтор обнаружили, что города, которые пережили наиболее серьезные беспорядки с 1960 по 1970-е годы, столкнулись и с наиболее значительным снижением семейного дохода, трудовой занятости и цен на собственность с 1960 по 1980.

На поверхности эта история кажется вполне убедительной: беспорядки происходят в северных городах с высокой концентрацией черных жителей, при прочив равных, беспорядки будут иметь эффект на зону, где они происходят, и на ее окрестности. Этот эффект будет особенно негативным для черных владельцев недвижимости. Вырастут расходы на страховку, магазины разорятся, бизнесы переедут, неприятности коснутся рынка муниципальных ценных бумаг. Авторы заключают, что беспорядки можно лучше всего описать как «шок, распространяемый из «неблагополучных гетто».

Некоторые из числа наиболее известных правых авторов позже развили тему, утверждая, что дело было не в структурном расизме, а в восставших (читай «в черных людях»), которых и следовало винить в росте расового разрыва в благосостоянии. Недавно об этом стали трубить и на телевизионных ток-шоу и с передовиц газет, а горе-ученых предъявляли публике, чтобы они ответственно объясняли нашей беспутной молодежи, что «беспорядки это ужасная вещь».

Но риторика, которая строится вокруг «эффекта беспорядков», содержит фатальный недостаток, который выдает себя уже в самой этой терминологии: он заключается в предположении, что «беспорядки»—это принципиально случайные события. Для тех, кто винит черную Америку в черной нищете, беспорядки характеризуются не их способностью к распространению, не спонтанностью и политическим риском, но их иррациональностью. В этом ложном прочтении истории гражданское сопротивление никак не связано с стоящими за ним условиями, которые и делают восстание разумным и рациональным, также как не связано оно с теми властными условиями, которые делают другие способы действий недоступными для городской бедноты.

Чтобы подкрепить свои предположения, экономисты цитируют исследование сорокалетней давности, доказывая, что «интенсивность беспорядков, равно как их дислокация, оказывается не связана с условиями жизни негров или их социальным и экономическим статусом». И на основе этого устаревшего наблюдения они игнорируют все альтернативные объяснения того состояния, в котором находится последние несколько десятилетий черное гетто.

Каковы же эти альтернативные объяснения? Во-первых, экономическое. Серьезные социальные исследователи давно связывают кризис в городах с коллапсом их промышленной базы—результатом чего стало падение спроса на менее квалифицированный труд, так же как рост и геттоизация «лишнего населения». Потеря работы всегда и везде в непропорционально большей степени бьет именно по черным работникам и черным сообществам. Нужно заметить, что во многих «восставших городах» вспышке массовых беспорядков предшествовала промышленная реструктуризация, проведенная за десятилетие или более до того.

Второе объяснение центральную роль отводит институционализированному расизму. Хлестко названная социологами Дугом Мэсси и Нэнси Дентон «американским апартеидом», городская модель районной сегрегации привела к возникновению «спонсируемых государством “вторых гетто”, в которых черные оказываются изолированными не только по классовому, но также по расовому признаку». Сегрегация шла рука об руку с такими явлениями как практика «красной черты» (отказ в выдаче ссуды по закладной на дома в старых или трущобных районах; часто по расовым соображениям), спекуляцией недвижимостью (перепродажей или сдачей в аренду недвижимости, скупленной по ценам ниже рыночных у домовладельцев, напуганных снижением цен), реализуемых частными девелоперами, лендлордами и белой элитой. Такие практики куда больше, чем вероятность беспорядков, способствовали падению цен на недвижимость. Что еще важней, они делали черное гетто крайне выгодным для белого капитала.

Третье объяснение связывает судьбу городов с динамикой классовой борьбы на севере. Беспорядки как правило происходили там, где черные работники также были вовлечены в иные формы подрывных практик, такие как забастовки и демонстрации. Беспорядки или не беспорядки, но в таких условиях можно предположить, что белые владельцы бизнесов могут почувствовать необходимость схватить в охапку свои деньги и бежать. Также напрашивается предположение о том, что белые политики будут склонны наказывать мятежных бедняков политикой «запланированного забрасывания домов».

Исследователи расходятся в том, какие силы и факторы объясняют охват и интенсивность городских беспорядков. Но за пределами мира неоклассической экономики, растет число доказательств тому, что воздействие таких структурных факторов куда существенней, настойчивей и пагубнее, чем то, которое ассоциируется с предполагаемым «эффектом беспорядков».

Какого результата—если тут можно говорить о результате—на самом деле помогает достичь такой тип сопротивления? Одно из возможных объяснений заключается в том, что оно ведет к обретению благ. Исторически есть некоторые доказательства в подтверждение этой гипотезы: взять хотя бы исследования Фрэнсис Фокс Пивен и Ричарда Клауарда о движениях бедняков, или исследование Дарона Акемоглу и Джеймса Робинсона о демократизации. Но в эпоху мер жесткой экономии, города и штаты, в которых вспыхнули волнения, с большей вероятностью столкнутся с тем, что ресурсы будут направлены не на социальную сферу, а на усиление мер безопасности.

Другой ответ мог бы заключаться в том, что беспорядки становятся оправданием для элит, которые будут продолжать делать то, что они делают и так. Владельцы бизнесов могут воспользоваться возможностью переехать из этих районов, но точно также они могут воспользоваться возможностью, чтобы въехать в них. Госменеджеры могут воспользоваться беспорядками как оправданием для запланированного забрасывания жилья, или они могут использовать их как аргумент для редевелопмента—как они поступили с джентрифицируемыми районами Окланда, Бруклина, Цинцинатти и многими другими. При таком прочтении «эффект беспорядков» — не просто уловка, но оправдание существующих интересов.

Для сообществ, которые капитализм считает излишними, восставать—рационально, так же, как для капитала выгодно, чтобы они оставались там, где они есть. Но когда апологеты этого положения дел обращаются за поддержкой к социальной науке, стоит помнить о том, что их претензии на истину так же спорны, как их претензии на легитимность.

Майкл Гульд Вартофски— социальный исследователь, автор книги об Occupy.

Оригинал статьи

]]>
http://openleft.ru/?feed=rss2&p=6133 0