Кхури Петерсен-Смит — Открытая левая http://openleft.ru Один шаг действительного движения важнее целой дюжины программ (Маркс) Sun, 05 May 2024 03:33:52 +0000 ru-RU hourly 1 https://wordpress.org/?v=4.9.25 Черные жизни имеют значение http://openleft.ru/?p=6198 http://openleft.ru/?p=6198#respond Wed, 13 May 2015 12:35:15 +0000 http://openleft.ru/?p=6198 black-lives-matter-4

Новое движение обретает форму

«Черные жизни имеют значение» — боевой клич нового движения против расистского насилия со стороны полиции, замечателен в своей простоте. Но то, что посыл этого слогана нужно отстаивать, поражает больше, чем его способность выразить столь многое несколькими словами. То, что начиналось как маленькое, но яростное восстание в пригороде Сент-Луиса, бушующим пожаром охватило всю страну.

Движению удалось то, что крайне редко бывает в наше время: не попасть под контроль правящего истеблишмента. Ни полицейские репрессии, ни партия демократов не смогли остановить его. Движение посрамило политиков и СМИ, привыкшие пользоваться одними и теми же сценариями при обсуждении расы и протестов без причин. По всей стране городским властям пришлось смириться с простоями в бизнесе, — как, например, 26 ноября, когда активисты из Black Youth Project 100 (BYP 100) оккупировали City Hall в Чикаго, или тогда же в ноябре, когда демонстранты в Нью-Йорк Сити раз за разом перекрывали наиболее важные мосты и туннели в Манхэттен, а полиция оказывалась бессильной.

Проявить силу с самого начала

За несколько недель движение разбило идею о «пост-расовой» Америке и полностью переориентировало общенациональную дискуссию о расизме в отношении черных. Оно продолжает традицию борьбы чернокожих за равноправие в США, повлиявшей далеко не только на тех, кто был непосредственно в нее вовлечен. Движение за гражданские права, к примеру, сломало маккартистиский консерватизм эпохи Холодной войны и вдохновило более, чем на десятилетие массовую общественную борьбу на многих других фронтах.

Сила сегодняшнего, вдохновленного Фергюсоном, движения проявляется самыми разными путями. Во-первых, оно было наступательным с самого своего начала. Среди самых популярных на уличных протестах и в социальных медиа рефренов движения — «Остановим это!» (Shut it down!). Больше, чем  просто слоган, он нашел свое выражение и в реальности, когда активисты в десятках городов перекрывали движение, маршировали по автомагистралям, останавливали поезда, сцеплялись руками на железнодорожных путях, садились на перекрестках, задерживали спортивные мероприятия и временно оккупировали торговые центры, крупные розничные магазины, полицейские участки и городские ратуши. Активисты понмали, что расизм в отношении черных — это системная проблема и бороться с ним нужно, срывая работу, блокируя переезды, торговлю и прочие схемы ежедневного функционирования американского общества.

Широкий размах движения — еще один показатель его силы и свидетельство о том, что оно задело за живое. Протесты под лозунгом «Жизнь черных имеет значение» прошли по всем крупным городам страны. Но протестовали и в городах с небольшой долей чернокожего населения, например, в Вестфорде, штат Массачусетс, где 7 января белая девочка 11-ти лет организовала митинг солидарности. В действительности, хотя черные и были движущей силой движения со времен их восстания в Фергюсоне, протесты в крупных городах носили мультирасовый характер. По всей стране в них участвовали учащиеся вузов, средних и даже начальных школ. Присоединялись к ним студенты колледжей в кампусах всех типов, и была даже одна акция, организованная исключительно студентами-медиками. Протесты под лозунгом «Белые халаты за черные жизни» вовлекли учащихся более, чем 70-ти американских медицинских школ.

Движение быстро соединилось с другими инициативами и стало для них примером. Во многих протестах заметную роль играли палестинские активисты, выступавшие против сотрудничества между городскими департаментами полиции США и израильским государством. Дискуссия с чернокожими активистами движения стала важной частью состоявшейся осенью в Бостоне национальной конференции «Студентов за справедливость в Палестине». 19 декабря в Рапид-Сити, Южная Каролина, прошла протестная акция  движения «Жизнь местных имеет значение», вдохновленного Фергюсоном и выступающего против полицейского насилия в отношении коренного населения США. Низкооплачиваемые рабочие из Fight For $15 участвовали уже в самых первых протестах в Фергюсоне. Движение нашло сочувствующих и за пределами США — от участников маршей за демократию в Гонконге, и использовавших тот же жест «Руки вверх — не стреляйте!», до палестинцев, организовавших твиттер-акцию солидарности с Фергюсоном.

Другими примечательными чертами движения стали чувство собственной исторической преемственности, осознанная связь расизма в полиции с другими проблемами, вроде экономического неравенства, и его инклюзивность. Движение настаивало не только на необходимости появления нового поколения лидеров в борьбе за черное освобождение, но и на ведущей роли в нем женщин и представителей ЛГБТК. Опал Томети, один из основателей движения «Жизнь черных имеет значение», в статье на Huffington Post поясняет:

«Когда мы в 2013 году основали #BlackLivesMatter мы хотели внутри и среди наших сообществ создать политическое пространство для активизма, который бы прочно стоял на плечах предшествующих движений, таких как движение за гражданские права, в то же время обновляя свои стратегии, практики и подходы, чтобы, в конце концов, обозначить ведущую роль тех, кто вытеснен на обочину нашей экономики и нашего общества.

#BlackLivesMatter, проект, запущенный тремя чернокожими женщинами, две из которых — нетрадиционной ориентации, а третья — американка нигерийского происхождения, открыл политическое пространство для этого нового лидерства. В результате возникло новое движение. Черные транссексуалы, черные квиры, черные иммигранты, черные заключенные — бывшие и нынешние, черные женщины, черные с низкой зарплатой и инвалидностью находятся на передовой, осуществляя новое — смелое, новаторское и радикальное — лидерство».

Но, пожалуй, лучше всего подчеркивает силу движения и указывает, что это — не кратковременное явление, а новая глава в борьбе чернокожих, тот факт, что оно уже преодолело ряд серьезных препятствий. Первым из них, разумеется, стало жестокое подавление государством сопротивления в самом Фергюсоне в августе 2014-го. Протест выстоял, несмотря на скоординированные действия местной и государственной полиции, а также национальной гвардии штата Миссури. Расизм государства и СМИ в освещении протестов, уничижительно именовавших черных манифестантов «мародерами» и «бандитами», включил зеленый свет для ультраправых террористов. Ку-клукс-клан открыто собирался в Сент-Луисе в поддержку Даррена Уилсона, офицера полиции, застрелившего в Фергюсоне Майкла Брауна, и угрожал применить «убойную силу» против чернокожих протестующих. Поджигатели уничтожили импровизированный уличный мемориал Майкла Брауна. Предвидя решение городского суда Сент-Луиса не предъявлять обвинение Уилсону, губернатор Миссури Джей Никсон объявил чрезвычайное положение и вновь мобилизовал национальную гвардию. В преддверии решения суда ФБР привело в боевую готовность каждый полицейский участок в стране, предупреждая, что протестующие «нацелятся на важнейшие объекты инфраструктуры» и основы правопорядка. Послание было предельно ясным: силы полиции должны готовиться к подавлению того, чему мир стал свидетелем в августе на улицах Фергюсона, и если протестующие решатся на шествие, им придется столкнуться с государственным насилием. Вопреки всему этому, ответом на решение суда стал массовый решительный протест. Более того, неделей позже, после отказа суда рассмотреть дело нью-йоркского полицейского, убившего чернокожего Эрика Гарнера, география и массовость протестов выросли еще больше. В те ноябрьские недели отступала полиция, а не протестующие.

Серьезнейшим вызовом для движения стало убийство двух полицейских в Нью-Йорке, совершенное в конце декабря Исмаилом Бринсли. Полиция нанесла ответный удар по протестному движению. Мэр Билл де Блазио, расписывавшийся в симпатиях к нему, призвал к мораторию на протесты. Его призыв был продиктован доверием к доводам нью-йоркской Благотворительной ассоциации патрульных (БАП) и СМИ правого толка о том, что движение «Жизнь черных имеет значение» каким-то образом ответственно за убийство двух офицеров полиции. «Этой ночью кровь — на многих руках. Она на руках тех, кто подстрекал уличное насилие под видом протеста, кто пытался разрушить все то, что каждый день делали полицейские Нью-Йорка. Следы этой крови ведут к ступеням ратуши Нью-Йорка, к кабинету мэра», — декламировал президент ассоциации Патрик Линч.

БАП умело присвоила язык нового антирасистского движения, объявляя, что «Жизнь синих имеет значение». Линч дерзко заявил, что полиция Нью-Йорка станет «полицией военного времени» и будет «действовать соответственно» — весьма прозрачная угроза движению.

Цель полицейских была ясна, как и стремление протестующих не отвлекаться на их ответный удар. Как писала главный редактор сайта Ebony Джамила Лемье, «Клич „Жизнь черных имеет значение” будет повторяться , и движение не возьмет на себя ответственность за преступления, которых не совершало. Точка. Нам не нужно говорить, что „Жизнь синих имеет значение”, потому что ни общество, ни „система” никогда с этим не спорили, а совсем наоборот».

Нью-йоркский истеблишмент обозначил символическую линию, которую движение за справедливость решительно пересекло. 27 декабря, как раз в день похорон первого из двух полицейских, протестующие устроили марш, требуя правосудия для Акаи Герли. Герли, безоружный чернокожий, был застрелен офицером полиции Нью-Йорка, когда спускался по лестнице своего дома в Pink Houses, государственном жилом комплексе в Бруклине. Как и в Нью-Йорке, протесты продолжились и в других местах вопреки призывам остановиться. О том, что запугать движение не удалось, свидетельствовали большое число протестующих в День Мартина Лютера Кинга. В ряде случаев они пытались напомнить о политическом наследии Кинга, включаясь в степенные традиционные торжества и превращая их в протестные акции.

Протесты варьировались от маленьких акций с несколькими десятками участников до многотысячных маршей. В Филадельфии несколько тысяч человек шествовали за отмену практики «Останови и обыщи», увеличение минимальных зарплат и финансирования государственных школ. В Сиэттле прошел десятитысячный марш, а группы поменьше пытались блокировать автострады. В Нью-Йорке тысяча человек прошла по Гарлему, что все же значительно меньше 50-ти тысяч, вышедших на улицы 13 декабря. Многие организации, политические лидеры, вроде Эла Шарптона, и местные профсоюзы, не желавшие игнорировать призыв де Блазио к мораторию или сопротивляться полиции, не участвовали.

ferguson-missouri-michael-brown

Масло в огонь

Убийство полицией Майкла Брауна и Эрика Гарнера и жестокое подавление вызванных этим протестов в Фергюсоне были искрами, от которых разгорелся огонь черного протеста, не прекращавшийся и на момент написания статьи. Но масло в огонь подливали задолго до прошлого лета.

В действительности бунт — это начало расплаты за длившуюся десятилетиями расистскую реакцию на восстание черных в 1960-х. Американский правящий класс ответил на него множеством инициатив, нацеленных на то, чтобы отыграть назад завоевания — материальные и идеологические — времен движений за гражданские права и «Власть черным». Среди них — новая расовая сегрегация страны. Она проявилась в отмене одной из ключевых инициатив движения за гражданские права — десегрегации школ. В 2011 году 40 процентов чернокожих учащихся посещали школы, которые радикальный активист Джонатан Козол называет «апартеидными» и где цветные школьники составляют абсолютное большинство — от 90 процентов и выше. В 1991 году этот показатель составлял 35 процентов. Позитивная дискриминация при приеме на работу и в вузы — институциональное средство против структурной дискриминации и еще одно ключевое завоевание движения 1960-х — продолжает терпеть поражения. Последнее из них случилось в апреле прошлого года, когда Верховный суд оставил в силе запрет на эту практику в государственных университетах Мичигана. С 2006, когда этот запрет был принят, до 2012 года число афроамериканцев, поступивших в Мичиганский университет в Энн-Арбор, сократилось на 33 процента, тогда как общее число учащихся выросло на 10 процентов.

И хотя Голливуд, наконец-то, выпустил фильм об исторической борьбе в Сельме в 1965 году, приведшей к принятию Закона об избирательных правах, Верховный суд уже аннулировал некоторые из его положений. В 2013 году суд постановил отменить положение, запрещающее законодателям в штатах с историей дискриминации избирателей из числа меньшинств менять правила голосования без разрешения федеральных властей, — под предлогом того, что в «пост-расовом» обществе в таких ограничениях больше нет необходимости. Тем временем консервативные законодатели по всей стране деловито проталкивают законы об идентификации избирателей, нацеленные на сокращение числа малоимущих, в частности афроамериканцев, имеющих право голосовать.

Передним краем в расистском наступлении была криминализация целых поколений чернокожих американцев. В ответ на успехи борьбы чернокожих в 1960-х перестроились сами структуры расизма. Помимо невероятного уровня государственного насилия, которое американское правительство обрушило на протестующих, чтобы сломить сопротивление и восстановить контроль, потребовалась и довольно сложная идеология, чтобы демонизировать чернокожих и оправдать, причем завуалированно, их угнетение. Государство нашло решение в так называемой «Войне с наркотиками».

С тех пор как отгремело движение «Власть черным», численность заключенных  в США взлетела ввысь. В Соединенных штатах проживает лишь 5 процентов населения Земли и 25 процентов мирового населения тюрем. С 1970 по 2005 годы население американских тюрем выросло на исторически беспрецедентные 700 процентов. По данным Бюро судебной статистики, около половины федеральных заключенных отбывают срок за наркотики. Черных среди них — 50 процентов, при том, что они составляют лишь 13 процентов населения США, а белые чаще употребляют наркотики. Молодых чернокожих арестовывают за нарко-преступления в 10 раз чаще, чем белых. Эти цифры говорят о том, что государство на всех уровнях — от полиции до судебной практики и законодательства — использует целый арсенал инструментов против чернокожих. Среди них — лоскутное одеяло местных законодательств, из которых складывается многогранная расистская уголовная система, непропорционально бьющая по афроамериканцам.

В 1968 году федеральная комиссия во главе с губернатором Иллинойса Отто Кернером указала на институциональный расизм как на причину восстаний чернокожих, захлестнувших города страны. Национальная консультативная комиссия по гражданским беспорядкам заявила, что страна столкнулась с «системой апартеида» в своих городах и пришла к знаменитому заключению: «Наша нация движется к двум обществам — черному и белому, разделенным и неравным». Со времен признания кернеровской комиссии господствующие представления о том, кого винить в постоянных нищете, безработице и тюремных заключениях чернокожих, полностью перевернулись. В самом деле, лишение свободы миллионов черных американцев на протяжении десятилетий объясняется склонностью чернокожего населения к насильственной преступности, наркомании и лени. Идеологической составляющей в отмене завоеваний движения за гражданские права и «Власть черным»  стало широко распространенное убеждение в том, неспособность преуспеть в американском обществе коренится в недостатках самих чернокожих. Мысль, что им попросту нужно «больше стараться», озвучивали как консервативные медийные эксперты, так и видные деятели из числа черных, вроде Билла Косби и президента Обамы.

Передовая линия структурного расизма в отношении чернокожих — это массовые заключения и совершенные полицией убийства, которые происходят в США в среднем каждые 28 часов. Этим объясняется популярность последних слов Майкла Брауна «Мои руки подняты, не стреляйте», ставших лозунгом на маршах по всей стране. Смысл этой фразы: Мы не делаем ничего плохого; агрессор — расистская система, а не мы. Активисты движения осознанно бросают вызов идеологическому консенсусу о том, что чернокожие бедняки сами «ответственны» за свое положение. The New York Times цитировала активиста Дэвида Камачо, пояснившего: «Мы не хотим, чтобы люди перекладывали вину за эти трагедии на черные и коричневые кварталы. Я наслушался жалоб на спущенные штаны, гангстерскую музыку, безотцовщину и преступления черных против черных. Кто-нибудь задумывается о том, что нужно привлечь к ответу американское государство, полицию?»[1].

Активисты движения понимают, что проблема — не в том или ином «плохом» копе, а в системе в целом. «Энергичный протест на улицах — это требование справедливости и подотчетности, — пишет Опал Томети  в Huffington Post.Опасность исходит из полицейской системы. За месяцы организации и протеста мы наконец добились того, что больше людей стали осознавать институциональные и системные проблемы с полицией, вредящие цветным сообществам и особенно чернокожим. Полицейские и молодые люди, желающие устроиться в полицию, тоже должны это понимать: это — система».

Активисты Рэйчел Гилмер и Эшли Йейтс, замдиректора Форума афроамериканской политики и один из основателей организации «Объединенные активисты-миллениалы» (Millennial Activists United), подчеркивают это, показывая, почему инициатива президента Обамы «Хранитель моего брата» (My Brother’s Keeper, MBK), призыв Белого дома к муниципалитетам «улучшить благосостояние цветных мальчиков и мужчин», не может решить конкретные проблемы бедных чернокожих. «MBK не укоренена в структурном анализе, — пишут они. — Напротив, она воплощает в себе индивидуалистическую «программу расового подъема», предполагающую, что насилие в отношении цветных людей можно преодолеть программами, которые пытаются «исправить» «запутанные патологии» наших сообществ. Их анализ ограниченности MBK также показывает, как должна быть настоящая программа против расового угнетения:

«МВК — это неплохая сделка для городов, вроде Фергюсона, желающих дешево укрепить свою дрянную репутацию жестами расовой справедливости. Для этого городу не нужно отказываться от процедуры «Останови и обыщи», убийства безоружных цветных людей или применения военного оружия против граждан, действующих в рамках своих конституционных прав. Он может не устранять сегрегацию и жилищную дискриминацию и обойтись без обещаний пополнить государственные услуги и обеспечить прожиточный минимум для рабочих».

Black-Lives-Matter-03

Хотя главной целью развернувшегося после 60-х ответного удара стали чернокожие, острие атаки было направлено на американский рабочий класс в целом. Неслучайно введение неолиберализма, ответ правящего класса на последний серьезный кризис капитализма, — с его резким сокращением социальной защиты, приватизацией и устранением государственных услуг, переписыванием законодательства в пользу бизнеса и нападением на профсоюзы — совпало с наступлением на завоевания чернокожих и упором на идеологию «личной ответственности».

Многолетний проект по отмене пособий, к примеру, в самом начале продавался заодно с демонизацией и карикатурным изображением черных женщин как «королев пособий». И хотя их отмена ударила прежде всего по чернокожим беднякам, она оказалась разрушительной и для белых, в действительности составлявших большинство получателей пособий. Есть немало иронии в том, как одновременно с запуском неолиберализма под лозунгом «Меньше государства» государство расширяло свою полицейскую и пенитенциарную систему — систему, которая непропорционально ловит цветных, но в процессе приводит и к более массовому заключению белых бедняков и рабочих. Идеология личной ответственности насаждается, чтобы оправдать любые случаи наступления на уровень жизни всех рабочих. Как поясняет Брайан Джонс, правящему классу «нужно было свернуть политическую динамику 1960-70-х, чтобы забрать назад социальные завоевания эпохи»[2].

Корни борьбы

У движения есть и непосредственная предыстория. Самое недавнее движение-предшественник также возникло из конкретного случая — преследования и убийства подростка Трейвона Мартина расистом-вигилантом Джорджем Циммерманом в феврале 2012 года в Стэнфорде, штат Флорида. Хотя многие из тысяч протестующих связывали этот случай с более широкой расовой несправедливостью, движение затухло, после того как система уголовного правосудия не смогла предложить даже видимости честного разбирательства. Выводы, которые активисты сделали из этого опыта, формируют сознание сегодняшних протестующих.

До национального излияния гнева из-за убийства Трейвона Мартина было движение вокруг Троя Дэвиса, чернокожего мужчины, осужденного за убийство полицейского и в 2011-м казненного в камере смертников в Джорджии. Дело Дэвиса вызвало относительно небольшой, но решительный протест на фоне непримиримости штата Джорджия и безразличия президента Обамы. Борьба за Троя Дэвиса и его казнь совпали с зарождением Occupy Wall Street. Тысячное шествие в память о Дэвисе, завершившееся в парке Цукотти, на заре  Occupy стало одним из событий, ожививших и принесших успех движению. Хотя борьба с расизмом и не была его главной целью, оно, тем не менее, внесло свой вклад в многолетнюю динамику, вылившуюся сегодня в движение «Жизнь черных имеет значение». Активисты Occupy выдвинули на первый план важнейшую черту жизни в Соединенных штатах, часто игнорировавшуюся до захвата парка Цукотти, — экономическое и классовое неравенство. К тому же жестокое подавление движения сперва полицией Нью-Йорка, затем — Окленда, штат Калифорния, а после — скоординированными усилиями полиции городов между ними, спровоцировало разговоры о милитаризации полиции и репрессиях в отношении протестующих.

Столь же значительна для понимания нынешних событий история, уходящая еще дальше в прошлое. Убийства чернокожих полицией вызвали массовое негодование в конце 1990-х. Случай Амаду Диалло, иммигранта из Северной Афирики, застреленного нью-йоркскими полицейскими во дворе своего многоквартирного дома, сыграло роль громоотвода в сопротивлении полиции Нью-Йорка. Оно совпало с набирающей обороты борьбой за справедливость в отношении Мумии Абу-Джамала, бывшего активиста «Черных пантер», осужденного и приговоренного к смерти за убийство полицейского в Филадельфии. В 2001 году убийство полицейскими Цинциннати безоружного черного подростка Тимоти Томаса вызвало многодневное восстание в черном квартале города. Эти протесты подействовали. В 1999 году 59 процентов американцев полагали, что полиция использует расовое профилирование, а 81 процент считали эту практику ошибочной.

Все резко изменилось после терактов 11 сентября 2011 года. Нью-йоркская полиция, справедливо ассоциировавшаяся с расистскими пытками и убийствами, вдруг стала самой популярной в стране. Запустив свою Войну с терроризмом, США с лихвой вернули легитимность расовому профилированию, безнаказанно применяя его против арабов и мусульман. Это вдохнуло новую жизнь в расистские действия полиции против арабов, мусульман, выходцев из Южной Азии, а также черных и латиноамериканцев. Кроме того, Вашингтон воспользовался терактами 9/11, чтобы вооружить местные департаменты полиции военной техникой на миллиарды долларов — горькие плоды этой программы продемонстрировали события в Фергюсоне.

Действия американского государства и местных департаментов полиции разрушительно повлияли на движение против полицейского расизма, но могли лишь прикрыть его причины  и отложить, пусть и надолго, неизбежное сопротивление. Действительно, жестокие полицейские репрессии того времени заложили основу для позднего и более взрывоопасного ожесточения. Взрыву однако в начале 2000-х предшествовали эффектные напоминания о том, что расизм продолжает занимать центральное место в американском обществе. Первым из них в 2005 году стал ураган Катрина с его разрушениями. Черному населению Нового Орлеана, из-за нехватки транспорта изолированному на территориях, более подверженных затоплению, пришлось в одиночку справляться с катаклизмом. Бросив черных жителей города, правительство в конце концов отреагировало, применив Национальную гвардию для полицейского преследования, а не помощи пострадавшим. Хотя катастрофа не привела к массовым протестам, она оказала серьезное влияние на умы чернокожих.

Вскоре за кошмаром урагана Катрина последовал случай шести школьников из Джены. В истории, развернувшейся в этом луизианском городке, фигурировали белые старшеклассники, вешавшие петли на дереве во дворе кампуса, и неоднократные стычки между белыми и черными школьниками. Когда в результате одной из них был избит белый школьник, шестерых черных подростков быстро осудили и отправили в тюрьму. Дело это стало ярким свидетельством того, что расизм времен законов Джима Кроу уверенно дожил до 21 века. Оно вызвало солидарность во всей стране и массовую протестную мобилизацию в Джене.

Экономическая разруха и финансовый кризис — также значимые части того фона, на котором вызрело новое движение. Великая рецессия оказалась непропорционально разрушительной для афроамериканцев, вызвав крупнейшее разорение чернокожих в истории США. Воодушевленно ввязавшись во время бума в крупные и рискованные ипотечные кредиты, черные больше всех пострадали от взыскания жилья и потеряли крупнейшую часть своего состояния. Проведенное «Центром ответственного кредитования» (Center for Responsible Lending) исследование 2011 года прогнозировало, что обесценивание жилья из-за близости к изъятым домам вымоет еще $194 млрд из афроамериканских кварталов. Рецессия удвоила средний разрыв в уровне благосостояния между черными и белыми. В добавок к астрономическим уровням безработицы среди чернокожих, вызванной финансовым кризисом, сокращения в государственном секторе привели к резкому снижению числа рабочих мест, а чернокожие в этой сфере занятости всегда были широко представлены.

Жизнь черных и черный президент

Obama-campaigning-in-the-Black-community

Когда в 2008-м Обама был избран президентом, 80 процентов опрошенных американцев считали, что его пребывание в должности принесет пользу «меньшинствам и бедным». Еще во время кампании, в марте 2008 года в Филадельфии он посвятил целую речь вопросу расы в Соединенных штатах. Далекая от радикализма, она была нацелена главным образом на то, чтобы дистанцировать Обаму от его пламенного пастора — преподобного Иеремии Райта.  Так или иначе, тот Обама, что выступил с этой речью, теперь уже неузнаваем. Тогда он признал структурный характер расового неравенства, заявив: «Нам необходимо напоминать себе, что неравенство, существующее в афроамериканском обществе сегодня, напрямую связано с неравенством, доставшимся нам в наследство от предыдущего поколения, которое пострадало от сурового наследия рабства и системы сегрегационных законов Джима Кроу».

Уже в должности, однако, Обама мало что мог сказать о бедственном положении большинства чернокожих в США и еще меньше — предложить. Решительно отходя от идеи, что черный президент должен прилагать определенные усилия для смягчения неизбывного расизма, медийные эксперты и ученые использовали президентство Обамы как сведельство того, что Соединенные штаты его уже преодолели и вошли в «пострасовую» эру. Обама же комментировал вопросы, связанные с расизмом, лишь когда чувствовал, что это неизбежно. На восстание и его подавления он сперва отреагировал назидательно и снисходительно. Для решения проблем, вскрывшихся в Фергюсоне, убеждал он, «мы должны слушать, а не только кричать. Мы должны двигаться вперед  вместе — стараясь объединиться и понять друг друга, а не разделиться».

Как пишет Кианга-Йамахта Тэйлор, «то, что Обама и Эрик Холдер отозвались на действия полиции в черных кварталах, а слова «расовое неравенство», «массовые лишения свободы» или «расовое профилирование» так и не прозвучали, заставляет задуматься: серьезное ли это расследование или обманный ход, создающий впечатление, будто меры принимаются, когда на деле они лишь тянут время в надежде, что чернокожие американцы остынут?»[3].

Подозрения Тэйлор подтверждает тот факт, что администрация Обамы, как сообщалось на момент написания статьи, уже определилась с рекомендацией — не выдвигать обвинений в нарушении гражданских прав офицеру Даррену Уилсону, застрелившему Майкла Брауна.

Раскола между Обамой и самой преданной — ему и им самим — частью электората, афроамериканцами, пока не видно. Однако движение уже выявляет и ширит трещины между молодыми лидерами протеста и традиционными чернокожими лидерами. Так, на видео, снятом 22 августа, протестующие на автостоянке «Макдональдса» в Фергюсоне бросают в лицо Джесси Джексону: «Когда же вы перестанете нас продавать?». Разочарование в Джексоне и ему подобных связано с тем, что они так и не предложили четкого или осмысленного решения знакомых большинству афроамериканцев проблем нищеты, безработицы и несправедливого уголовного преследования. Видные черные чиновники часто заинтересованы лишь в том, чтобы конвертировать любые чаяния расовой справедливости в поддержку Демократической партии, попутно стыдя чернокожих за неуспех. Как пишет Тэйлор, «в Демократической партии Обамы большинство чернокожих на выборных должностях и окостеневшее руководство многих правозащитных организаций помогают сформулировать и легитимировать порочную политику, возлагающую вину за условия жизни черных на них самих».

Эл Шарптон, сыгравший важную роль в организации протестов, имеет тесные связи с корпорацией и Демократической партией. И хотя он часто инициирует и поддерживает протесты, он в то же время старается удержать их в пределах безопасных политических каналов.

Разрыв между обидчивым новым движением и черным политическим истеблишментом — материального происхождения. Одним из итогов борьбы 60-х стало господство небольшого, но заметного черного среднего класса, добившегося экономических и политических успехов. Хотя она относительно невелика, эта черная элита, оформившаяся в последние десятилетия, имеет крупную долю в американском капитализме, а ее самые громогласные лидеры взялись контролировать по-прежнему исключенное чернокожее большинство. Как пишет Ахмед Шауки, «отношение этого черного среднего класса к борьбе чернокожих  неизбежно противоречиво. С одной стороны, они готовы поддерживать некоторые формы борьбы, пока она не противоречит их интересам… Однако поддержка воинственности чернокожих тут же сокращается, если та чем-то угрожает положению самих черных бизнесменов, или всей системе»[4].

Активисты движения четко осознают этот разрыв. 13 декабря в Вашингтоне, округ Колумбия, на акции протеста, устроенной шарптоновской «Сетью национального действия» (National Action Network, NAN), активистов Фергюсона исключили из программы и не пускали к сцене, требуя VIP-пропуски. Тем все же удалось прорваться на сцену и на короткое время захватить микрофон, пока их оттуда не выпроводили. Шарптон тогда осудил их как «провокаторов».

У активистов движения есть все основания сомневаться в лидерстве Шарптона. Он пропустил протестную акцию в честь Мартина Лютера Кинга в Гарлеме, чтобы возложить венки на месте убийства двух полицейских и в Статен-Айленде, где был застрелен Эрик Гарнер. Тем же днем он встретился с выборными чиновниками в штабе NAN, где де Блазио ссылался на Мартина Лютера Кинга, требуя прекратить протест: «Мы ищем взаимного уважения между полицией и чернокожими. Мартин Лютер Кинг хотел бы, чтобы мы стремились к единству». Выступил и Шарптон, заявив: «Мы не против полиции. Мы уважаем полицейских, рискующих жизнью ради нас».

Ли Сустар в Socialist Worker  проанализировал противоречивую роль Шарптона в истории движения: «Может ли человек, столь зависимый от финансовой поддержки американских корпораций, не говоря уже о его связях с Белым домом, быть последовательным союзником в борьбе с расизмом?».

Не спуская глаз с цели

police2

В перспективе движение ждут новые возможности и вызовы. Сопротивление не только радикализовало, но и поляризовало общество. В ответ на протест свои силы мобилизуют и расисты. Главенствуют среди них полицейские организации, вроде Ассоциации полицейских Сент-Луиса, поддержавшей Даррена Уилсона и копов, подавлявших протест на улицах Фергюсона. Более зловещи действия Благотворительной ассоциации патрульных Нью-Йорка. Под ее оркестровку полицейские массово отвернулись от мэра де Блазио, когда тот выступал на похоронах двух убитых офицеров полиции. Символизм этого жеста прозрачен: полиция Нью-Йорка готова бросить вызов мэрии и действовать как отряд разбойников. Эти официальные расистские институты вдохновят, а скорее всего и скоординируются с менее официальными расистами-дружинниками. Новый год уже принес с собой взрывы в офисе Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения в Колорадо-Спрингс.

Помимо явных врагов движению стоит остерегаться и тех, кто притворяется друзьями. К протестам в больших городах уже примкнули некоторые крупные неправительственные организации. Широкое движение неизбежно привлечет целый ряд организаций, что само по себе хорошо. Но миром НКО правят гранты крупных фондов. Как известно любому, кто сталкивался с этим миром, деньги фондов приходят с некоторыми обязательствами. И хотя подозрительность в отношении всякой организации — последнее, что нужно движению, не нужно забывать, что Демократическая партия и крупные либеральные фонды попытаются делать то, что им удается лучше всего: выявлять талантливых лидеров движения и инкорпорировать их в истеблишмент, уводя подальше от сопротивления.

Надежду внушает то, что протест в Фергюсоне вдохнул энтузиазм в тысячи людей по всей стране, сделавших борьбу своей собственной; это сулит движению дальнейшее развитие. На данный момент число симпатизирующих ему сильно превышает круг тех, что принимал участие в протестах. К тому же возникают новые формы организации с широким перечнем требований — например, демилитаризовать полицию, отменить практику задержаний и обысков и запретить расовое профилирование. Они должны будут вместе выходить на общенациональный уровень, чтобы бороться с национальной проблемой институционального расизма. «Студенческий координационный комитет ненасильственных действий» возник в 60-х на волне сидячих забастовок. Его основание стало началом новой эры в борьбе за гражданские права, привлекшей и воспитавшей поколение радикалов, демонтировавших законы Джима Кроу. Чем быстрее движение осознает, что способно выковать новое поколение для борьбы с новыми законами Джима Кроу, тем лучше.

У всех движений есть свои подъемы и спады, и мы не можем предвидеть, куда движется это. У движения за гражданские права были великие периоды подъема и массового протеста, за которыми следовали периоды относительного спокойствия, когда непонятно было, остался ли у него какой-либо импульс. Но одно уже ясно сейчас: это — единственный за десятилетия продолжительный период антирасистского протеста; он проделал огромную дыру в идеологии пострасовой Америки и выявил глубокие и устойчивые паттерны расизма в США; он показал ограниченность Демократической партии и неспособность черного истеблишмента противостоять кризису, затронувшему преимущественно рабочий класс и бедных чернокожих — от глубокой нищеты, плохих жилищных условий и высокой безработицы до полицейского насилия и всей расовой структуры судебной системы. Наконец, он уже привел к самоорганизации нового слоя молодых активистов-афроамериканцев, нацеленных на продолжительную борьбу с расовым неравенством. Именно это движение дает гарантию: какие бы формы ни приняла в будущем борьба, оформляется новый костяк активистов и бойцов, который станет основой для новой, более устойчивой социальной борьбы.

[1]  “New York Police Union Blames Mayor, Protesters after Death of NYPD officers,” CBS News, December 21, 2014.

[2]  Tanzina Vega, “Protesters Out to Reclaim King’s Legacy, but in an Era that Defies Comparison,” New York Times, January 17, 2015.

[3]  Brian Jones, “How Racism Lives on in a “Color-Blind” Society, Socialist Worker, December 4, 2012.

[4]  Ahmed Shawki, Black Liberation and Socialism (Chicago: Haymarket Books, 2006), 238.

Перевод — Николай Вокуев.

Оригинал.

]]>
http://openleft.ru/?feed=rss2&p=6198 0