Ксения Обуховская — Открытая левая http://openleft.ru Один шаг действительного движения важнее целой дюжины программ (Маркс) Tue, 07 May 2024 19:21:10 +0000 ru-RU hourly 1 https://wordpress.org/?v=4.9.25 Ксения Обуховская: «Красный май сегодня» http://openleft.ru/?p=7008 http://openleft.ru/?p=7008#comments Wed, 07 Oct 2015 07:44:42 +0000 http://openleft.ru/?p=7008 12122548_10205074384687484_645390949435585511_nВспомним, с чего все начиналось: в результате послевоенных реформ в Западной Европе стала бурно расти экономика, развивалось потребительское общество. Появлялись новые предприятия и отрасли производства – и в вместе с ними постоянно возрастала потребность в образованных специалистах. Образование в университетах стало доступным не только для обеспеченных слоев населения, но и для выходцев из рабочих семей. Университеты были переполнены, плохо обеспечены и, как и промышленные предприятия, находились под контролем патриархальной, архаично мыслящей бюрократии.

Во многом события мая 1968 года во Франции стали реакцией на потребительское общество и массовую культуру. В 1960-е годы большинство рабочих фактически перешли в средний класс — у людей появились квартиры, машины и телевизоры. Для старшего поколения массовая потребительская культура стала панацеей от нужды и лишений 1940-х годов. Параллельно с расцветом поп-культуры дети рабочих усваивают в университетах философию, слушают лекции Сартра, Фуко. Они читают Маркса, Ги Дебора и проникаются их идеями. Все это дает мощный стимул для переосмысления традиционного тургеневского конфликта отцов и детей. Для новых левых телевизор был главным рупором пропаганды потребительских ценностей, поработивших волю и сознание старшего поколения.

Сегодня студенческий бунт 1968 года уместно вспоминать лишь по особым поводам, — например, в связи с выходом нового фильма Годара. Май-68 стал частью той поп-культуры, против которой боролся. Но для сегодняшней России вопросы, поставленные тогда во Франции, все еще остаются открытыми. Протестующим удалось не только уничтожить всю плитку с мостовых Латинского квартала, но и дать бой консерватизму и ханжеству по всей Западной Европе. Ведь уважение к чужой свободе, хотя бы в форме принятия LGBTQ сообщества, поддержки феминистского и молодежного движений, — во многом заслуга студенческого бунта 1968-го. Этот бунт не смог низвергнуть старый мир, но сильно изменил его привычки.

152970-3x2-article620

В России все могло бы измениться после 1917 года, — ведь именно импульс свободы и равенства питал русскую революцию. Однако революция переродилась в режим партийной диктатуры. Этот режим Ги Дебор назовет «концентрированным спектаклем» — обществом государственного капитализма, через все сферы которого проецируется идеология и подавляется свобода выражения.

На сегодняшний день в России мы имеем дело с гибридной рыночной экономикой. С одной стороны, фетишизируется потребление, с другой, не менее активно навязываются консервативные ценности. Это сочетание служит снотворным для всего общества, а особенно для его молодой части, выросшей в 1990-е и 2000-е.

Перестройка, как показывают Владимир Гельман и Дмитрий Травин, делалась поколением шестидесятников. Они были романтиками и верили в социализм с человеческим лицом и светлое будущее, которое рано или поздно наступит. Но фактически все действия шестидесятников сводились к желанию быть услышанными. Их конечной целью стала возможность высказаться, а не перейти к действиям.

Совсем другим было поколение их детей, выросшее в эпоху брежневского застоя. Тут не было места вере в лучшее будущее. Будучи прагматиками, семидесятники взяли ориентир на развитие рыночной экономики, в которой идеи демократизации были отодвинуты на задний план. Приоритет был отдан не желаемому, а возможному. Следующее поколение «миллениалов» как раз и выросло на почве, подготовленной семидесятниками в 1990-е.

Молодое поколение, впитавшее в себя ценности потребления, стало фетишистами, которыми движет желание приобретать вещи, которые им не нужны, слушать музыку, которая им не нравится, смотреть кино, которое низведено до примитивной пропаганды. Молодежь, слишком сильно вовлеченная в потребление, не осознает или не хочет осознавать, что ее будущее пройдет на руинах демократии, устроенных предыдущим поколением «прагматиков». Рефлексирующая же часть молодых людей остается теми же романтиками и ресурсов для борьбы за свои права у нее гораздо меньше, чем страха перед системой. Страх и порожденная им апатия — ответ на внутренне и внешнее политические проблемы.

Если раньше институт высшего образования был призван бороться с невежеством, то сейчас университет — это еще и институт репрессий, который слаженно работает в условиях всеобщей апатии.

Со дня основания Московский государственный университет был автономным в вопросах учебного процесса. Так было при Белинском, так было и до определенного момента, когда все про это забыли и начали действовать по указу свыше. Как и во всех ВУЗах страны, в МГУ были введены обязательные предметы (прогул которых выльется в неуспеваемость, конечно), например, ОБЖ, которые тематически рознятся с большей частью квалификаций, ради которых мы коптим старинные потолки. Сложно себе представить, что когда-то в самом свободном месте России на лекциях нам будут навязывать свою (или, вернее, государственную) точку зрения на геополитическую ситуацию в России, появится понятие «запретная тема», а несогласные будут шептаться в аудиториях. Все это похоже на насильственное насаждение идеологии и безграмотности за счет сокращения программы по академическим предметам. Известно, что сейчас в российских ВУЗах повсеместно вводится европейская система бакалавриата, которая длится четыре года. До этого высшее образование филологического направления в МГУ получали за пять лет, в течение которых студенты подробно изучали всю мировую литературу в полном объеме. В связи с переходом на болонскую систему программу по литературе, философии и иностранному языку, истории журналистики сократили даже не до четырех, а до трех лет. Эти предметы начали преподаваться по принципу «что-то запомнил — и молодец». В результате мы имеем сокращенные часы, отведенные на академические дисциплины, необходимые филологу и журналисту, и прибавленные часы ОБЖ и естествознания. От этого страдают, конечно, не только студенты, но и преподаватели, которым урезают ставки, зарплаты и отнимают дело, которому они посвятили свою жизнь. Влияние независимых профсоюзов в образовании остается слабым, проблемы замалчиваются, а на одиночный бунт никто не согласен. Вопрос сохранения работы, выживания в стране под санкциями оказывается важнее личной свободы.

«Красный май» показал истории пример того, как студенты, интеллектуалы и рабочий класс боролись и обрели свой собственный голос. Сегодняшней России важны идеалы 1968-го именно в этом ключе. Через массовую культуру нам по-прежнему навязывают усыпляющий образ потребительского покоя, а выпуски новостей говорят, что все хорошо и пролитая кровь — это нормально. И, возможно, чтобы сделать первый шаг к демократии и равенству, нужно перестать принимать искаженную картину реальности за правду и постараться понять, какие мысли и действия принадлежат нам, а какие — телевизору.

Ксения Обуховская — студентка факультета журналистики МГУ им. М.В. Ломоносова.

]]>
http://openleft.ru/?feed=rss2&p=7008 1