Орельен Мондон — Открытая левая http://openleft.ru Один шаг действительного движения важнее целой дюжины программ (Маркс) Fri, 03 May 2024 11:28:29 +0000 ru-RU hourly 1 https://wordpress.org/?v=4.9.25 Фактор Меланшона http://openleft.ru/?p=9301 http://openleft.ru/?p=9301#comments Sat, 22 Apr 2017 16:58:09 +0000 http://openleft.ru/?p=9301

Каждую неделю французская президентская гонка преподносит новые сюрпризы. Год назад прогнозы было строить легко, но сейчас, хотя до первого тура голосования остались считанные дни, исход кампании остается открытым.

Президентские выборы во Франции всегда предлагают избирателям широкий выбор: от крайне левых до крайне правых, — и часто случается так, что незначительные кандидаты смешивают все карты.

Самая известная подобная история случилась 2002 году, когда Жан-Мари Ле Пен из крайне правого Национального фронта дошел до второго тура. Когда торжествующее лицо Ле Пена появилось на телеэкранах около 8 вечера, люди запаниковали. Фашизм стоял у ворот и был готов взять власть в свои руки. Однако в этих рассуждениях игнорировалось, что популярность Ле Пена не росла с 1988 года, когда он впервые набрал около 4,5 миллионов голосов.

История голосования за Национальный фронт.

Говорить следовало совсем о другом. Главной причиной, по которой Ле Пен проник во второй тур, было резкое падение числа голосов, отданных за три основные партии. Их общий результат почти сравнялся с рекордно высоким количеством тех, кто бойкотировал выборы.

СМИ также подробно писали о кандидате от Социалистической партии Лионеле Жоспене, заявив, что в его поражении виновато разделение левых голосов. Часть голосов Жоспена перетянул социалист и националист Жан-Пьер Шевенман. Другую часть голосов Жоспена «захватили» более радикальные левые, получившие впечатляющие результаты, – Робер Ю от Французской коммунистической партии и два кандидата-троцкиста: Оливье Безансно из Революционной коммунистической лиги (ныне – Новая антикапиталистическая партия, Nouveau Parti anticapitaliste) и Арлетт Лагийе из Рабочей борьбы (Lutte ouvrière).

Ситуация 2002 года сильно напоминает нынешние выборы, потому что результаты кампании ясно показывают раздражение избирателей сложившимся статус-кво. Речь идет о многолетнем политическом коллаборационизме, который начался, когда Жак Ширак после поражения на выборах в законодательные органы в 1997 году назначил на должность премьер-министра социалиста Жоспена. С тех пор отличить правого центриста от левого центриста стало почти невозможно.

Но несмотря на все сходства, сюрпризы кампании 2002 года не совсем соответствуют нынешней ситуации. Сегодня французские избиратели недовольны ситуацией еще больше, отчасти из-за продолжающегося экономического кризиса и ужесточающихся мер экономии. В этом году все ожидают какого-то сюрприза, но какого именно – пока неясно.

Основные игроки

Вопреки ожиданиям, Франсуа Олланд имел достаточно высокий рейтинг поддержки в течение своего президентского срока, поэтому казалось, что он будет самым очевидным кандидатом, хотя ему и придется побороться в первом туре. То, что он решил не идти на переизбрание, делает его первым в истории Пятой республики адекватным и трезвым президентом, отказавшимся от второго мандата. Франсуа Миттеран уходил в отставку в 1995 году, уже будучи больным раком (и умер спустя год). Жак Ширак ушел в 2007-м, когда его здоровье стало заметно ухудшаться. Олланд объявил о решении не баллотироваться очень поздно, и это удивило многих членом Социалистической партии, но позволило им вздохнуть с облегчением. Впрочем, это был лишь первый сюрприз кампании.

Кандидата от Социалистической партии должны были выбрать по результатам праймериз, поэтому у левого крыла партии был небольшой шанс повлиять на процесс выборов. Мануэль Вальс должен был сменить Олланда, но его перспективы изрядно померкли после того, что он показал на посту министра внутренних дел и премьер-министра.

Неудивительно, что сторонники Социалистической партии выбрали кандидата, не связанного с последним президентским сроком, — Бенуа Амона. Он был, возможно, одним из самых радикальных кандидатов парии, и победил Вальса с более чем 58% голосов на январских праймериз.

Праймериз либерально-консервативных Республиканцев, которые прошли в ноябре 2016 года, уже показали, что ничто не вечно. Перед голосованием все казалось решенным заранее: праймериз должны были выиграть или центрист Ален Жюппе, бывший премьер-министр правительства Ширака, или бывший президент Николя Саркози, предпочитавший жесткие решения. Однако чуть позднее в гонку вошел Франсуа Фийон. Хотя он и был премьер-министром правительства Саркози, но выполнял скорее технические функции и имел недостаточную известность. Однако он обещал вернуть мораль во французскую политическую жизнь, и это привлекло внимание избирателей из партии республиканцев.

Он решительно победил в первом туре, и Саркози таким образом получил второй болезненный удар после проигрыша Олланду в 2012 году. Второй тур выборов оказался формальным, потому что разрыв между Фийоном и Жюппе был слишком велик. Правые избиратели выбрали своего кандидата – и от Фийона ждут, что он будет и дальше продвигать смесь из радикального морализма и жесткой экономии.

Если бы все было согласно плану, и левых центристов представляли Олланд или Жюппе, а правых центристов – Саркози, то Марин Ле Пен было бы проще извлечь преимущества из нескольких десятилетий разочарования, постигших французских избирателей. Начиная с 2012 года СМИ, эксперты и политики действительно были совершенно уверены, что она дойдет до второго туда. Оставалось только решить, кто будет ее соперником. Поскольку рейтинги Олланда были ниже некуда, наиболее очевидным вариантом был кандидат от республиканцев.

В 2012 году Ле Пен получила рекордное число голосов – 6,5 млн, – а в 2014 выиграла выборы в Европейский парламент во Франции, отчасти благодаря низкой явке. Она снова побила рекорд на региональных выборах в 2015 году, когда ее партия получила 6,8 млн голосов, но не смогла взять власть ни в одном регионе. Как это часто бывает во Франции, электоральная система не позволила Национальному фронту выиграть второй тур: Социалистическая партия предпочла отдать свои голоса правым центристам, чем допустить победу Ле Пен.

Национальный фронт во главе с Ле Пен получил аномально большое внимание для партии с двумя представителями в парламенте (один из которых отказывается формально в нее вступить). Национальный фронт как крайне правая партия в основном освещается негативно, но все знают, что не бывает плохого пиара. Жан-Мари Ле Пен, отец Марин, использовал свою известность в прессе, чтобы партия оставалась в центре внимания. Между выборами он допускал возмутительные реакционные высказывания, в частности, о Холокосте, и таким образом поддерживал интерес к партии.

Марин Ле Пен начала руководить партией в 2011 году и с тех пор перестала полагаться на примитивный расизм, чтобы привлечь внимание СМИ. Конечно, она периодически делает полемические заявления: например, сравнивает мусульманский молебен с нацистской оккупацией или оправдывает облаву Вель Д’Ив, – но для прессы она все равно милее, чем ее отец.

Новый лидер и немного умеренности – этого оказалось достаточно, чтобы большая часть СМИ уверились в том, что Национальный фронт изменился, хотя название партии не изменилось, как и по большей части – ее программа. Хотя многие теоретики считают, что этот поворот был чисто риторическим, комментаторы верят, когда Ле Пен заявляет, что Национальный фронт готов влиться в политическую жизнь Франции.

Казалось, все готово, чтобы повторились выборы 2002 года: Ле Пен должна была соперничать с Олландом и Жюппе/Саркози. Она могла бы легко выйти во второй тур. Казалось, НФ набирал обороты быстрее, чем другие партии. В условиях глубокого политического недоверия то, что Ле Пен выставила свою кандидатуру против персонажей из истеблишмента, означало, что ее шансы высоки. Представители политической элиты изображали ее как единственную альтернативу привычной политике, что укрепляло ее позиции. У элиты недостаточно воображения, чтобы представить появление иных аутсайдеров.

То, что план Ле Пен будет не так легко реализовать, стало ясно после партийных праймериз. Поражение центристских кандидатов — Вальса и Саркози — открыло дорогу Эммануэлю Макрону, банкиру и бывшему министру экономики при Олланде.

Его молодость и статус аутсайдера – он никогда не занимал выборной должности – сыграли в его пользу. Ему до сих пор удавалось удерживаться в этой позиции, обращаясь к аудитории как лево- так и правоцентристской, не говоря уже о поддержке со стороны Социалистической партии, Республиканцев и центристов MoDem (Демократическое движение). Его поддержал даже Вальс, что, возможно, Макрон и не приветствовал, однако это никак не повредило его публичному образу.

Макрон по-прежнему лидирует в опросах, но те, кто его поддерживает, могут легко сменить кандидата. Многие из тех, кто собирался голосовать за Макрона из соображений стратегических, могут решить, что Жан-Люк Меланшон подходит им куда больше.

Когда Амон выиграл социалистические праймериз, он должен был поглотить и избирателей Меланшона. Но опальный сенатор-левак уже показал себя уверенным кандидатом, набрав 11,10% процента голосов в 2012 году. Опросы показывали до 14%: по-видимому, его конечный результат мог быть меньше из-за стратегического голосования за Олланда в последние минуты.

На этот раз лидер движения «Франция непокоренная» рано объявил о том, что планирует баллотироваться, что стало сюрпризом для его сторонников-коммунистов и вынудило их поддержать Меланшона еще до того, как определился кандидат от Социалистической партии. На протяжении всей кампании Меланшон казался сильным кандидатом,  потому что привлекал внимание огромного количества людей, где бы ни появлялся. Тем не менее, до недавнего времени опросы свидетельствовали о том, что он отставал от других кандидатов. Теперь же опросы ставят его на равных или впереди Фийона: учитывая погрешность, нельзя точно сказать, какой из кандидатов лидирует.

Восхождение Меланшона

Пока еще рано говорить, превратятся ли эти опросы в голоса в воскресенье, но есть несколько причин, по которым Меланшон набирает силу. Первая – праймериз, которые показали, что многие французские избиратели ждут более левой альтернативы, чем представляла из себя Социалистическая партия в последние годы.

Лишь треть тех, кто отдал свое доверие партии, проголосовала за Вальса, с его агрессивной программой безопасности и экономическим центризмом а ля Олланд. Оставшиеся голоса разделились между «бунтарями» Арно Монтербуром, Венсаном Пейоном и, разумеется, Амоном.

Когда многие заметные политики-социалисты отказались от поддержки Амона в пользу Макрона, потребность избирателей в более радикальной левой политике только усилилось. Кроме того, социалисты показали свой оппортунизм и экономически либеральную политику. Это ослабило позиции Амона, который, похоже, не смог подтвердить свою кандидатуру, и укрепило позиции Меланшона, который тщательно продумал свою стратегию.

Вторые дебаты также оказались поворотным моментом. Хотя Меланшон успешно выступил в дебатах против пяти основных кандидатов, вторая часть, в которой выступали все одиннадцать, показала широкую перспективу левых взглядов. В этот вечер обсуждалась настоящая политика, и достаточно было посмотреть на реакцию центральных СМИ, чтобы понять, что произошло нечто интересное.

Два кандидата-троцкиста — Филипп Путу (NPA) и Натали Арто (LO) — выглядели особенно убедительно. Во-первых, они обвинили Фийона и Ле Пен в коррупционных скандалах, хотя для Макрона, Меланшона и Амона эта тема была запретной. Крайне левые кандидаты также напомнили избирателям, что рабочий класс и бедные должны склоняться к левой политической повестке, а не к крайне правой.

В последние годы СМИ все чаще изображали Национальный фронт как партию рабочего класса. Конечно, подобные тенденции можно видеть не только во Франции: чтобы объяснить парадоксы с избранием Трампа и Brexit’ом, аналогичные диагнозы ставились и в США, и в Великобритании. Центральные СМИ и некоторые теоретики часто упускают из виду, что большинство представителей рабочего класса склонны вообще не голосовать. Поэтому если 33% фабричных рабочих голосуют за Национальный фронт, но 66% вообще не голосуют, как это было на выборах в Европейский парламент во Франции в 2014 году, то партия представляет интересы только одного из десяти трудящихся.

Хотя утверждения «33% голосов рабочих уходят крайне правым», и «один из десяти рабочих голосует за крайне правых», формально справедливы, они по-разному воспринимаются читателем. Тот факт, что истеблишмент предпочитает озвучивать первый вариант, скорее раскрывает отношение элиты к рабочим, чем реальные модели голосования.

В ходе дебатов, которые смотрело более шести миллионов зрителей, Арто и Путу разоблачили именно это пренебрежение. Некоторые высказывания Путу стали вирусными не только во Франции, но и далеко за ее пределами. Он разоблачил миф о том, что Национальный фронт представляет рабочих, показав, что Ле Пен не только выступает против народа, но и непосредственно связана с системой. Она не нашлась, что ответить на его обвинения. И хотя его комментарии вызвали резонанс во всей Франции и за ее пределами, правые СМИ быстро опомнились и стали высмеивать фабричного рабочего Путу за его одежду, манеру держаться и язык.

Эта тактика оказалась контрпродуктивной, так как с тех пор Путу поднялся на 2,5%. Однако больше всех выиграл от возвращения классовой риторики Меланшон, который четко видел свою стратегию.

Тенденция, подобная описанному распределению голосов среди рабочих, наблюдается и у молодых избирателей. Хотя их часто обвиняют в крайне правых симпатиях, они также чаще всего воздерживаются от голосования – не из-за апатии, а потому что для них нет места в либеральной политике. Недавний опрос показал, что Меланшон может стать самым популярным кандидатом у этой группы населения. Это значит, что он сумел предложить молодым людям альтернативную политику, в которой они видят место для себя. Если это подтвердится в воскресенье, многие из тех, кто не ходил на выборы, могут туда пойти.

Реакция на Меланшона после дебатов была красноречивой. Лидер CFDT, одного из крупнейших профсоюзов Франции, заявил, что у него «довольно тоталитарное» видение общества. Олланд, обещавший не участвовать в кампании, решил вдруг осудить левого кандидата, назвав его «чудаком» и предупредив об опасности «упрощений и трюков». Мейнстримных политиков редко обвиняют в чем-то подобном. Самый непопулярный президент времен Пятой республики заявил, что «кампания Меланшона плохо пахнет». Разумеется, его возмутило, что электорат может наконец проголосовать за кого-то, кому они поверили, а не выбирать меньшее из зол. Но вместо того чтобы снизить шансы Меланшона, эти заявления могут оказаться последним гвоздем в гробу Социалистической партии, особенно по мере распространения слухов о том, что Олланд на самом деле предпочитает Амону Макрона.

Реакция СМИ также была удивительной — и гораздо более критической, чем в отношении Марин Ле Пен. Le Figaro пошла дальше всех, осудив «разрушительный проект» «Максимилиана Ильича Меланшона». Платформа Меланшона, хотя и радикальна для 2017 года, все же далека от революционной. Он всегда принадлежал к либерально-демократической системе и подчинялся ее законам. Сравнение его с Робеспьером и Лениным просто смешно, но Figaro посвятила целых четыре статьи нападкам на «большой социальный взрыв из другой эпохи», который он запланировал.

The Financial Times предупредила, что банки начали реагировать на вероятность избрания Меланшона, как и во время кампании Brexit. New York Times не публиковала никаких высказываний Меланшона, хотя дважды предоставила эту возможность Ле Пен.

Реакция истеблишмента на кандидатуру Меланшона показывает, что его рассматривают как реальную угрозу. Ле Пен служила чем-то вроде пугала, которое помогало донести до избирателя, что предпочтительнее выбрать вменяемых право- или левоцентристских неолиберальных политиков, чем партию бывших фашистов. Хотя успех Национального фронта, безусловно, вызывает некоторые опасения, сама партия вряд ли получит власть. Французская правящая элита сделала для нормализации партии больше, чем все ее руководство.

В последние годы шумиха вокруг так называемого проекта «дедиаболизации» (или «детоксикации») Национального фронта позволила политической элите отвлечь внимание от недовольства нынешней гегемонией. Большинство политиков и СМИ мало чем рискуют, поддерживая фашистскую партию, потому что Ле Пен вряд ли сможет настолько увеличить свою долю голосов, чтобы выиграть второй тур.

В 2012 году Олланду понадобилось более восемнадцати миллионов голосов, чтобы победить – это в три раза больше, чем когда-либо получала Ле Пен. Явка избирателей может оказаться низкой, и чтобы победить, Ле Пен придется удвоить свой нынешний рекорд, что маловероятно. Конечно, ее может поддержать часть электората Республиканцев, но вряд ли многие из них откликнутся на ее псевдосоциальные меры и менее традиционное отношение к некоторым важным культурным проблемам, в частности, однополым бракам. Если бы Фийон не был вовлечен в длинную череду скандалов, он, скорее всего, забрал бы многие голоса от традиционного электората Ле Пен.

Назад к политике

Если основным кандидатам во втором туре придется иметь дело с Меланшоном, а не Ле Пен, это может стать для них особым препятствием. Его кандидатура может стать актуальным ответом на мольбы левых и антиэлитарных избирателей об изменении политического курса, а паническая реакция истеблишмента указывает на то, что он имеет шансы победить.

Однако левым не стоит переоценивать такой исход – он станет лишь отражением растущего стремления к отказу от сложившейся системы и переходу к радикальной левой политике. Меланшон ни в коем случае не герой, который разом воплотит все их чаяния. Да, его победа станет значимым событием для левых и нанесет существенный удар по нынешней гегемонии, однако с этим кандидатом от «Франции непокоренной» тоже не все чисто.

Например, вспомним о культе личности, который вокруг Меланшона постаралась возвести команда, хотя эта проблема и частично нивелируется предложенными им конституционными реформами Шестой республики. Кроме того, сколько бы Меланшон не называл себя антиэлитным кандидатом, он все равно принадлежит системе: прежде чем порвать с Социалистической партией, он провел в ней очень много времени и даже успел побыть сенатором.

Кроме того, в качестве президента Франции ему придется опираться на широкую левую оппозицию для победы на выборах в законодательные органы. Это привяжет его к системе, которая неспособна к радикальным переменам, в мире, где международное сообщество крайне неодобрительно смотрит на любые попытки отказаться от мер жесткой экономии.

Наконец, не внушает доверия его «левый патриотизм» и отказ дистанцироваться от современного понимания секуляризации, а также сомнительная защита республиканизма, основанная на шовинистических и традиционалистских прочтениях закона 1905 года, которая вряд ли ослабит напряженность во французском обществе.

Однако все перечисленные выше негативные моменты не отменяют того факта, что победа Меланшона на выборах обещает разрыв в неолиберальной гегемонии и возвращение к реальной политике. Если он сумеет пройти во второй тур, левые во Франции покажут свою силу. Даже если Жан-Люк Меланшон не сможет осуществить все перемены, в которых нуждается Франция, его победа – или хотя бы яркое выступление – создаст фундамент для надежды на будущее.

Орельен Мондон — преподаватель сравнительной политологии Университета Бата, исследует проблемы кризиса демократии, расизма и популизма.

Оригинальный текст.

]]>
http://openleft.ru/?feed=rss2&p=9301 3