Эта история сама по себе ничего оригинального не представляет, но описанная ситуация служит еще одним симптомом, указывающим на болезненную особенность представителей власти в России иметь свое ясное, простое и окончательное мнение обо всем на свете. Медийные чиновники, транслирующие господствующий государственный дискурс, часто оказываются компетентны в таких вопросах, однозначные ответы на которые научное сообщество, независимые эксперты, да и просто порядочные люди дать не готовы. Бесперебойное производство однообразных и предсказуемых интерпретаций позволяет не тратить время и силы на поиски причин и мотивов — кто бы что ни говорил и ни думал, рупоры от власти «понимают», как все устроено «на самом деле». Так, Владимир Путин видит причины того, что россияне меньше читают, в цифровых технологиях, Владимир Жириновский связывает террористические акты с распространением информации в медиа, Елена Мизулина знает все о подростковом суициде, а Виталий Милонов рассказывает о болезнях, заставляющих людей нападать на церкви.
Несмотря на всю завораживающую карикатурность этих заявлений, они позволяют вскрыть некоторые черты производимого властью дискурса, в котором знание не отсылает ни к чему, кроме заслуги автора за его открытие и его свободы действовать по своему усмотрению. Если по случайным поводам политики готовы придумывать разные безумные комментарии, то все, что касается гражданского действия или политической инициативы, зачастую как властью, так и дерзкими подпевалами, живущим по диктуемым ею правилам, трактуется довольно однообразно. Большинство попыток объяснить социальную и политическую активность объединено целью показать, что никакой такой активности, в особенности протестного характера, не может существовать для «нормального» гражданина. Этот простой и ясный вывод всякий раз следует за постоянным набором аргументов, которыми располагает «официальная экспертиза».
С этой точки зрения показательно декабрьское выступление президента, где он отвечал на вопросы, связанные с острыми темами предыдущего года. Для любого, кто когда-либо читал комментарии к популярными постам в какой-нибудь новостной ленте, эта непритязательная риторика наверняка покажется знакомой. Путин говорит о мотивах девушек из Pussy Riot: «Мне жалко, что они дошли до такого состояния, что начали эпатаж, на мой взгляд, унижающий достоинство женщины. Начали только для того, чтобы выделиться и как-то пропиарить себя».
Это суждение об известных событиях раскрывает интерпретативный ход, часто используемый известными политиками в качестве реакции на более или менее громкую инициативу «снизу». Ключевое слово «пиар» используется в этом контексте не в обычном своем значении. Когда говорят о том, что кто-то хотел «пропиариться» в этом смысле, на самом деле, имеют в виду циничное желание засветиться ради наживы, отхватить кусок власти или денег. Схожим образом Путин комментирует попытку захвата платформы «Приразломная» активистами Greenpeace в сентябре 2013 года, но в данном случае он добавляет альтернативное объяснение: «Это просто собственный пиар или попытка шантажа, вымогательства денег. Или чей-то заказ на предмет помешать нашим разработкам углеводородного сырья на шельфе».
Заказ и пиар — две константы в формуле, используемой для разрешения загадки о том, какими мотивами движимы люди, занимающиеся любого рода протестной активностью. И пиар, и «заказная» деятельность по своей природе аморальны. Единственная разница, пожалуй, заключается в том, что заказ получает тот, кто востребован, а остальным остается лишь изгаляться, чтобы привлечь внимание к себе. Никакого искреннего возмущения и бескорыстного несогласия, а также всего спектра запутанных человеческих чувств в действиях подобных личностей нет и быть не может. Официальные «эксперты», как можно понять, «нормальных» причин для такого рода деятельности не видят.
Было бы неправильно, однако, ограничиться этими двумя вариантами. Странно предполагать, что все люди, выходящие в публичное пространство с требованиями и заявлениями, имеют меркантильные интересы. Так, комментируя протесты в Киеве после отказа правительством от курса евроинтеграции, Путин отметил, что волнения вызваны, в целом, недостаточной информированностью людей о том, с чем связаны решения правительства. Есть, конечно, и те, кто «изначально, по определению» относится к России отрицательно, но особого повода для этого нет. Для странных поступков есть еще одно старое и простое объяснение — обыкновенное безумие, как в случае с акцией Павленского на Красной площади.
Таким образом, мы видим следующую картину политической жизни: все действия, что не «проплачены» и не являются «пиаром» — это своего рода аномалии, на которые не стоит обращать внимания. Власть в своей главной ипостаси говорит гражданам о том, что события, которые всколыхнули общественность и привели к публичной дискуссии, яйца выеденного не стоят. Происходящее трактуется как лишенное хоть какой-нибудь значимости — нет необходимости в том, чтобы поднимать вокруг этого такой переполох. «Приличные» люди знают, что все эти выходки — обыкновенный пиар или вражеский заказ. Невероятные события в Украине, взволновавшие сердца людей по всему миру, как ни странно, также вполне укладываются в эту схему. Многие российские политики видят причины ожесточенного революционного противостояния в слиянии двух факторов: взрывоопасном союзе тех, кто «по определению» против России, и поддержки «запада». Стоит, однако, отметить, что когда речь заходит о «заказе», то разговор все-таки приобретает серьезный оборот, только он моментально переводится в поле игроков большой политики, с которыми все же стоит считаться.
Речь не идет о том, кого следует в этих случаях осудить, а кого поддержать. Я искренне уверена, что, когда человек совершает глупые поступки или творит откровенное зло, он скорее всего делает это не просто так — тем более это касается социальных процессов. Признавать эту простую истину — значит признавать достоинство человека и его способность к сознательным действиям. Уличать во всем злой умысел или отказывать в осмысленности — дело извращенной и топорной фантазии. Поглощенные мыслями о собственном кошельке представители элиты не чувствуют, что не все человеческие действия сводятся к дешевому стремлению набить карманы бесплатными ватрушками и героическим пафосом. Можно заметить, как риторика политиков легко обращается против них. Они представляют нам мир, в котором существует лишь безумие и жажда наживы, но разве они считают себя важными акторами в нем? Логика, которую президент использовал для обвинения Навального: «Просто так «караул, держи вора!» — как правило, кричат те, кто сами чего-то сперли, извините», — продуктивно работает и в обратную сторону. Если эмоциональная и ценностная основа гражданского действия представляет нам целый спектр неизвестного, то в отношении мотивов и ориентиров представителей властной элиты всякое вопрошание уже излишне.
В этом беда пропаганды в России — в ее бесконечной циничности и агрессивной абсурдности. Господа депутаты и министры думают, что все, что происходит помимо их патетической мишуры — ничего не означает. Однако единственное здесь, что уже точно ничего не означает, кроме своей собственной «пропиаренности», — это сама власть.
Мария Кочкина — магистрант ЕУСПб, исследователь национализма.
]]>Да, на первый взгляд, разногласия налицо, и всё так и есть — если левый активист спросит представителя общегражданских протестных масс о его идеологических склонностях, тому ничего другого в голову и не придёт, кроме как назвать себя либералом. «А почему либерал, а не левый?» — может поинтересоваться активист. У этого условного либерала перед глазами пронесутся картинки безумных фриков с иконами Сталина, молодчиков под гитлеровским флагом, на котором свастику почему-то заменили гранатой, колонн национал-анархистов с лозунгами «Нация, родина, социализм!», которые по какой-то нелепой причине они сами считают анархическими, и он ответит: «Чур меня, какая левизна, это же сплошной мрак и ужас!». И будет совершенно прав, т.к. всё это — действительно мрак и ужас. Заблуждается он только в одном — в том, что принял этих откровенно правых деятелей, маскирующихся под левых, за настоящих левых.
Но наш левый активист, общающийся с пресловутым либералом, оказывается из нормальных и адекватных левых, которые к упомянутому право-левацкому мракобесию отношения не имеют. И, как выясняется, чисто по-человечески он либералу как раз крайне близок — потому что, в отличии от, например, злобных националистов, подозрительно косящихся на форму чужого носа, неистово вскидывающих руку в фашистском приветствии и истошно орущих «Слава России!», он на самом деле хороший и приятный человек, организующий лекции и фестивали, концерты и выставки, выступающий против любых форм дискриминации, защищающий животных, устраивающий раздачу еды бездомным, спасающий от вырубки леса, и вообще занимающийся всем тем, что, помимо сугубо политической деятельности, присуще нормальному адекватному левому активисту, да и просто человеку.
Затронем, заодно, классовое положение нашего среднестатистического «либерала». С большой вероятностью, это обыкновенный наёмный работник, всё отличие которого от истинного пролетария, за которого так ратует левый активист, состоит в том, что свою рабочую силу он продаёт, не стоя за станком, а сидя за компьютером, и обусловлено это всего лишь тем, что он житель столицы, а не промышленного моногорода. Со значительно меньшей вероятностью, это мелкий предприниматель. Причём, не ярый приверженец капитализма, стремящийся жестоко эксплуатировать чужой труд, а всего-навсего человек, нашедший такой выход из положения, потому что не желал вкалывать на хозяина, что, по сути, является абсолютно естественным и совершенно антикапиталистическим стремлением к свободному труду.
А что же с классовым положением левого активиста? Да он точно такой же наёмный работник, с большой долей вероятности работающий в офисе, а не на заводе, просто по той же причине своей столичности, либо человек с частичной занятостью, зарабатывающий на жизнь трудом прекарного типа, что само по себе близко к тому же мелкому предпринимательству.
Итак, наш левый активист, оказавшись крайне близок «либералу» как по личным качествам, так и по социальному статусу, решает объяснить тому, что есть такое на самом деле левая идея. Он объясняет, что коммунизм — это вовсе не ГУЛАГ, продразвёрстка и пустые прилавки. Коммунизм – это безгосударственное общество всеобщего счастья и благополучия, в котором люди занимаются свободным творчеством, в котором удовлетворены потребности каждого, в котором нет места никаким формам эксплуатации (как человека человеком, так и человека государством), наёмному труду, товарно-денежным отношениям, финансовой системе, авторитарной власти (ни в виде открытой диктатуры некого очередного ЦК КПСС, ни в виде скрытой диктатуры криминального конгломерата чиновников и олигархов, прячущегося за красивой ширмой представительной демократии), дискриминации по признакам национальности, гендера, ориентации, т.е. описывает идеальное на его взгляд устройство социума. А что же «либерал»? Он в ужасе шарахается в сторону, прикрываясь томиком Айн Рэнд в надежде, что левый активист сгинет в дыму и пламени? Нет, он всего-навсего отвечает: «Да, это прекрасная картина общества, но, к большому сожалению, это только утопия». И в этот самый момент он превращается из так называемого либерала в простого потенциального левого, всего лишь сомневающегося в возможности реализации столь привлекательной идеи и оттого склоняющегося к на его взгляд наименьшему злу.
В итоге, задачей левого активиста становится отнюдь не убеждение либерала в ужасах капитализма, а обычное объяснение сомневающемуся человеку реальности коммунистического будущего. Казалось бы, что может быть проще для убеждённого активиста? Но не тут-то было. Есть одна очень большая проблема. Левый активист сам вовсе не убеждён в возможности осуществления своей мечты. Более того, если ему самому будет задан вопрос о его идеологии, он, возможно, даже постесняется назвать себя коммунистом. Он может смущённо спрятаться за словом «социалист», т.е. фактически расписаться в своей приверженности к государственно-монополистической социально-ориентированной форме капитализма — этакому капитализму с человеческим лицом, чем, по сути, социализм в общепринятом смысле и является. Может, назвав себя кем-то типа марксиста или троцкиста, отгородиться именем почивших в бозе классиков, не знать досконально наследие которых разумный человек, по его мнению, просто не имеет права. Может отмахнуться от собеседника каким-нибудь загадочным словом типа «постопераист», чем окончательно введёт беднягу в когнитивный тупик, из которого тот выберется ещё не скоро. Может, в конце концов, совершенно искренне назвать себя анархистом, забыв разъяснить, что анархизм в его понимании – это не пьяная матросня, насилующая всё, что движется, и тем более не какая-нибудь идеологическая перверсия типа упомянутого ранее национал-анархизма, а именно то коммунистическое общество, которое было обрисовано абзацем выше. В результате, наш несостоявшийся левый, бывший «либерал», остаётся у разбитого корыта, т.к. человек, агитировавший его за светлое будущее, сам в этом будущем совершенно не уверен, и вместо объяснения реальности этого будущего занимается банальной, на его взгляд, подменой понятий.
Резюмируя всё вышесказанное, хочется пожелать всем сторонникам левых идей поверить в первую очередь самим в свою мечту — построение коммунизма — и научиться объяснять возможность её реализации другим, а не заниматься огульной критикой своей потенциальной целевой аудитории — простых участников общегражданских протестов — за её либеральность, которой, при ближайшем рассмотрении, вовсе и не оказывается. В то же время оным участникам стоит не отгораживаться расплывчатым ярлыком «либерал», а задуматься о том, что, на самом деле, их видение идеального устройство общества гораздо ближе к левым идеям, чем им кажется, поняв, что настоящая, а не подменная левая идея – это не ограничение их гражданских свобод, как может показаться из заявлений упомянутых в начале текста псевдолевых движений, а, наоборот, расширение гражданских свобод, дополненное идеей социальной справедливости и всеобщего благополучия. Проще говоря, людям стоит научиться говорить на одном языке, осознав, что во многом их разногласия вызваны лишь обоюдной неспособностью договориться о терминологии.
Александр Рысев — активист.
]]>