Дэвид Саймон — Открытая левая http://openleft.ru Один шаг действительного движения важнее целой дюжины программ (Маркс) Thu, 02 May 2024 06:19:39 +0000 ru-RU hourly 1 https://wordpress.org/?v=4.9.25 Дэвид Саймон: «Сегодня существует две Америки. Моя страна – это хоррор-шоу» http://openleft.ru/?p=1839 http://openleft.ru/?p=1839#respond Tue, 18 Feb 2014 14:39:15 +0000 http://openleft.ru/?p=1839 Michael-b-jordan-facts-the-wire

Дэвид Саймон – автор знаменитого сериала «Прослушка» («The Wire»), ставшего феноменом американского ТВ. Пять сезонов с социологической точностью диагностируют состояние американского общества, бесстрашно вскрывая самые болезненные темы – «войну с наркотиками», упадок профсоюзов и государственного школьного образования, продажность СМИ и коррумпированность политической системы. Об этом удивительном «исследовательском» сериале, созданном в духе подлинного критического реализма, пишут философы и художественные критики.

Мы публикуем текст выступления Саймона на фестивале в Сиднее, размещенный в Guardian. Этот текст, собравший почти 120 тысяч лайков в фейсбуке, явно задел натянутую струну в американском коллективном сознании. И если со многими вещами, о которых говорит Саймон, мы не согласны и мнение редакции, что называется, не совпадает с мнением автора, мы все же хотим поделиться этим выступлением, крайне симптоматичным для своего времени.

* * *

Современная Америка — это расколотая страна, говорим ли мы о ее обществе, экономике или политике. Существуют две Америки — в этом нет сомнений. Я живу в одной из них, в одном из районов Балтимора, который является частью жизнеспособной Америки, Америки, которая участвует во внутренней экономической жизни. У людей, родившихся здесь, есть будущее. Но всего в 20 кварталах располагается совсем другая Америка. Удивительно, как мало общего у нас друг с другом, и все же мы живем пососедству.

Не существует ограждений из колючей проволоки вокруг Западного Балтимора или вокруг Восточного Балтимора, или Пимлико, — районов моего города, которые совершенно оторваны от известного мне американского опыта. Но они вполне могли бы быть. Почему-то будущее у нас совершенно разное, и, как мне кажется, в целом на Западе это все более распространенное явление. В этом Америка не уникальна.

Мы дальше погрузились в трагедию и движемся к ней быстрей, чем некоторые другие, более разумные места. Но моя опасная идея заключается в чем-то вроде взывания к тому парню, который остался на обочине прошлого века и выглядит как финал главной шутки XX века; парню по имени Карл Маркс.

Я не марксист в том смысле, что мне не кажется, будто марксизм имеет точный врачебный ответ на то, что беспокоит нас в экономике. Я думаю, что Маркс был в большей степени диагностом, нежели лечащим врачом. Он был хорош в выяснении того, что делается неправильно, или в том, что может пойти не так в капитализме, если в это не вмешаться. Гораздо меньше доверия вызывают его предложения о том, какой из этого существует выход.

Если вы читали «Капитал» или любое его краткое изложение, вы знаете, что из себя представляет марксово видение классического марксизма — и то, как его логика будет работать на практике. Как она превратится в чепуху об отмирании государства и тому подобные банальности. Но он был очень точен, когда описывал, чем грозит полная победа капитала — когда капитализм получит все, чего пожелает.

Возможно, величайшей трагедией капитализма в наше время является то, что он добился господства без учета общественного договора, без какой-либо связи с любым видом человеческого прогресса.

Мы понимаем только язык прибыли. В моей стране мы все измеряем прибылью. Мы прислушиваемся к мнению аналитиков с Уолл-стрит. Они говорят нам, что мы должны делать раз в квартал. Ежеквартальный отчет — это наш Бог. Повернитесь лицом к Богу. Повернитесь лицом к Мекке. Уложились ли вы в заявленные цифры? Или не уложились? Вы хотите получить ваш бонус? Или вы не хотите получить ваш бонус?

И становится понятно, что капитал есть мерило всего, что прибыль есть мерило всего и мы измеряем здоровье нашего общества по этим в корне ошибочным критериям последние тридцать лет. Я сказал бы, что эта логика восторжествовала в моей стране где-то в районе 1980 года.

TV THE WIRE

Капитализм выбил дух из марксизма в конце XX века и стал доминировать во всех отношениях, но великий парадокс заключается в том, что единственное, что на самом деле работает, — это не чистая идеология, а смесь элементов обеих идеологий, которая никогда не достигнет идеала, свойственного их адептам или философским концепциям.

Это прагматизм, включающий в себя лучшие аспекты социалистической мысли и свободного рынка, и именно он работает, потому что мы не позволяем крайностям одержать верх. Это непросто осознать — что не существует одной-единственной серебряной пули, которая избавит нас от чудовища, которого мы сами и создали. А такое чудовище мы создали, не сомневайтесь.

После Второй мировой войны Запад развивался вместе с американской экономикой, которая выходила из чрезвычайного положения, свойственного военному времени, в правильном направлении. Это действительно было правильное направление – оно работало лучше всего. Его мощь была продемонстрирована не только во время войны, но и в период, когда достигалось всеобщее благосостояние.

Кроме того, оно обеспечивало гораздо больше свободы. Эта модель гарантировала, что XX век станет — простите мне этот ура-патриотизм — американским веком.

Для этого требовался рабочий класс, который еще в начале века не имел постоянного дохода и работал за прожиточный минимум. Рост общего достатка превратил его в класс потребителей, который не только имел деньги для того, чтобы купить всё необходимое для жизни, но еще достаточно сверх того, для покупки целой кучи фигни, которую он хотел купить, но без котоой мог бы и обойтись. Это стало той силой, которая двигала всех нас.

Это стало возможным не просто потому, что мы могли поставлять товары, или потому что у нас были заводы, передовые технологии, капитал, — это стало возможным, потому что мы создали свой собственный спрос и начали экспортировать этот спрос по всему Западу. Благодаря высокому уровню жизни появилась возможность производить товары и продавать их с невероятной быстротой.

Как мы добились этого? Мы добились этого потому, что не скатывались в крайности. Это был новый курс, создавший великое общество. И это был довод в пользу коллективных переговоров и устанавливаемой профсоюзами зарплаты, и это означало, что ни одна из сторон не сможет одержать верх.

Труд не сможет победить во всех конфликтах, но и капитал не cможет отыграть все назад. Именно это постоянное напряжение, эта реальная борьбе между ними делает капитализм работающей системой, в которой каждый социальный слой имеет свою часть в общей доле.

Профсоюзы тогда действительно имели значение. Они были одним из слагаемых в общей формуле. Не так уж важно было, одерживали ли они постоянно победы или, напротив, иногда проигрывали. Важным было то, что время от времени они побеждали, и то, что они ввязывались в борьбу и защищали спрос и равновесие, доказывая, что труд рабочих не должен стоить меньше, он должен оплачиваться дороже.

В конечном счете мы отказались от всего этого и поверили в идею о просачивании богатства, в идею того, что рыночная экономика и свободный рынок лучше знают, как надо, мы дошли до того в моей стране, что либертарианство стало восприниматься как господствующее интеллектуальное течение в политической мысли. Это удивляет меня, но так оно и есть в действительности. Люди говорят: «Меня не интересует ничего, кроме возможности получать прибыль. Я никак не связан с обществом. Меня не волнует, как будет построена эта дорога и мне все равно, откуда приедет ко мне пожарная команда, мне плевать, кто воспитывает детей, исключая моих собственных». Я есть я. Это триумф эгоизма. Я — это я, услыште мой рев.

The Wire

Меня удивляет, как мы докатились до этого, потому что мы одержали верх и наблюдали, как рушится Стена и как бывшие сталинистские режимы начинают двигаться в сторону нашего рыночного образа мышления или становятся более уязвимыми, и вы могли бы подумать, что мы знаем, как все работает. Вместо этого мы погрязли в том, что можно охарактеризовать одним словом — жадность. Это самая обычная жадность. Неспособность увидеть то, что все мы связаны, что идея двух Америк, или двух Австралий, или двух Испаний, или двух Франций — неправдоподобна.

Для обществ важна общность. Если каждый вкладывает что-то и верит в то, что в конце концов что-то получит, это вовсе не значит, что все получат поровну. Это не означает, что не будет людей вроде венчурных капиталистов, которые пожелают получить больше других. И это не значит, что каждый получит в соответсвии со своими потребностями – или как там утверждает ортодоксальный марксизм. Но это значит, что каждый чувствует: если общество успешно, то и у меня получится и я не останусь на обочине. И сейчас на Западе не существует общества, которое способно позаботиться о всех своих гражданах.

Вот так моя страна превратилась в хоррор-шоу. Это видно на примере сокращающегося семейного дохода, отказа от основных социальных программ, таких как государственное образование, действительно работающее государственное образование. Вы видите развернувшуюся охоту на представителей низших классов в рамках так называемой войны с опасными наркотиками, по существу превратившейся в войну с бедными. Эта война превратила наше государство в самую большую тюрьму в истории человечества, — с точки зрения количества заключенных, содержащихся в тюрьмах США, и в процентном соотношении америкнацев, находящихся в заключении. Ни одна другая страна в мире не сажает с такой скоростью и не содержит в тюрьмах такого количества заключенных, как мы.

Мы стали чем-то совершенно отличным от того, на что мы претендовали, когда говорили об американской мечте — и все потому, что мы стали неспособны делиться. Для нас стала абсолютно непонятна сама идея социализма.

Социализм является ругательным словом в моей стране. Поэтому в начале каждого выступления я вынужден говорить: «О, кстати, чтобы вы знали, — я не марксист». Я жил в XX веке. И я не верю в то, что государственная экономика может быть так же жизнеспособна, как и рыночный капитализм в достижении всеобщего благосостояния. Я так не думаю.

Я сторонник той идеи, что капитализм является основным способом создания всеобщего благосостояния в нынешнем веке. Мне это кажется неоспоримым фактом. Но сама идея о том, что капитализм не должен включать в себя общественный договор, и следовательно, не собирается распространять свои преимущества, в разумных пределах, на всех членов общества, — эта идея меня просто шокирует.

И вот капитализм уже близок к тому, чтобы его победа превратилась в поражение по его же собственной вине. Это будет самый неожиданный финал для всей истории, если мы не изменим наш курс. Если мы не обратим внимание на тот диагноз, который описал Маркс, ибо он понимал, что произойдет, если капитал одержит окончательную победу и получит все, что пожелает.

И в первую очередь капитал, разумеется, хотел бы свести на нет роль труда. Он желал бы уменьшить роль труда, потому что труд — это издержки. И если важность труда уменьшается, то — давайте переведем это на человеческий язык — каждый человек стоит меньше.

С этого момента и впредь стоимость человеческого труда будет уменьшаться во всем мире, если мы не изменим курс. Если мы не поймем того простого факта, что социализм или социалистический импульс вновь должны стать актуальными. Как это было в 1930-х, 1940-х и даже 1950-х годах, они вновь должны стать частью мотора, который движет капитализмом.

Когда люди путают капитализм с планом того, как нужно строить общество, — вот эта идея кажется мне действительно опасной и ведущей в тупик. Капитализм является прекрасной машиной для достижения благосостояния. Это отличный инструмент, который должен всегда быть в вашем ящике с инструментами, при помощи которых вы собираетесь строить общество и развивать его. Вы не сможете обойтись без него в нынешних уловиях. Но этот инструмент не поможет вам в планировании справедливого общества. Помимо ежеквартального финансового отчета есть и другие критерии успешности общества.

the-wire-01-1024

Вера в то, что рынок сможет решить наши экологические проблемы, проблемы расовго и классового разделения, исправит ситуацию в образовании или проблему включения одного поколения рабочих за другим в экономику в то время, как экономика постоянно меняется; вера в то, что рынок будет обращать внимание на все эти человеческие проблемы и попутно увеличивать прибыль, — кажется мне наивной. В то время как мы падаем все ниже и ниже, правильность этой наивной идеи продолжают страстно отстаивать в моей стране. И меня действительно пугает и удивляет то, насколько просто мы избавляемся от того, что составляет основу морального выбора. Неужели мы все едины в этом — или все же нет?

Если вы следите за теми неудачами, с которыми сталкивается борьба за такой основополагающий институт, как всеобщее здравоохранение, в моей стране в последние два десятка лет, вы легко представите всю неэффективность тех решений, которые Америка может предложить миру, когда речь зайдет о чем-то действительно важном, вроде глобального потепления. Мы даже неспособны обеспечить доступ к базовым медицинским услугам для всех наших граждан. И вся аргументация в этом вопросе сводиться к следующему: «Черт побери этого президента-социалиста! Неужели он думает, что я буду оплачивать здоровье других людей? Это же какой-то социализм, ублюдок!»

А что насчет группового медицинского страхования? Вы можете спросить этих парней: «Есть ли у вас групповое медицинское страхование там где вы работаете?» «О да, у меня есть…» — ну, вы знаете — » в моей юридической фирме…» Поэтому, когда вы заболели, вы в состоянии позволить себе лечение.

Лечение доступно, потому что в вашей юридической фирме достаточно людей, и это позволяет вам получать медицинскую страховку, необходимую для поддержания здоровья. Вы уже включены в таблицы страховых случаев и, когда вы заболеваете, у вас есть возможность получить все необходимое для выздоровления, потому что вы полагаетесь на идею группы. Да. И они кивают головами в ответ, и вы говорите: «Ребята, это и есть социализм. Вы в курсе».

И… затем вы говорите, окей, мы собираемся сделать ровно тоже самое, что вы делаете в своей юридической фирме, но только для всех 300 млн американцев, чтобы каждый имел такую возможность. И да, это означает то, что вам придется платить за других членов общества, так же как сейчас вы платите за своих коллег в юридической фирме… Их глаза тускнеют. Вы знаете, они не хотят и слышать об этом. Это уже череcчур. Череcчур, даже чтобы просто рассмотреть идею о том, что вся страна может быть взаимосвязана.

Так что я удивлен тем, что сегодня я стою здесь и говорю о том, что, возможно, нам необходимо прислушаться к этому парню по фамилии Маркс, над которым мы посмеивались. Прислушаться если не к его рекомендациям, то к его предостережениям в отношении того, что может произойти, если мы не смягчим власть капитализма, если мы не обратимся к другим ценностям, важным для человеческой деятельности.

Об этом в основном и шла речь в «Прослушке». О тех 10 или 15% населения моей страны, чей труд стоит все меньше, так как в них больше не нуждаются для функционирования экономики. Это фильм о них, всех тех, кто пытается решить — назовем это, за неимением лучшего, термином — экзистенциальный кризис. Несмотря на свою ненужность и экономическую неуместность, они все еще здесь и населяют место под названием Балтимор, и им как-то надо жить с этим.

Это настоящее хоррор-шоу. Что нам делать со всеми этими людьми, которых мы превратили в маргиналов? Все было более-менее ясно, когда речь шла только о расе и вы могли списать все на страх перед людьми с другим цветом кожи. Черные, живущие в американских городах, всегда имели более высокий уровень безработицы, большее количество наркоманов, они маргинализовались, получали дерьмовое образование и были лишены перспектив.

Но было интересно наблюдать, как нынешняя рецессия показала экономику, расправившую плечи и отправившую представителей белого среднего класса на дно. Они превратились в жертв «войны с наркотиками», в частности, с метамфетаминами, и утратили возможность претендовать на кредиты на обучение в колледже. И внезапно непоколебимая вера в экономическую эффективность и авторитет Уолл-стрит и логику рынка покинула людей. Они поняли, что дело не просто в цвете коже, речь идет о куда более опасном явлении. Речь идет о классе. Находитесь вы на гребне волны или на самом дне?

Каким образом можно улучшить ситуацию? В 1932 году они просто сдали карты по новой, так как сохранялась логика человеческого общежития, которая утверждала, что никто не будет брошен на произвол судьбы. Мы собираемся выяснить это. Мы собираемся держать горизонт открытым. В самый разгар депрессии был заключен общественный договор между рабочими, между трудом и капиталом, и это вселило в людей надежду.

port-in-a-storm-01-1024

Мы либо собирается сделать нечто подобное на практике, когда дела пойдут совсем плохо, или продолжим двигаться прежним путем до того момента, когда появится достаточное количество людей, исключенных из этого бедлама и готовых взять в руку булыжник. Как вы знаете, когда людей загоняют в тупик, они обычно берут в руки булыжник. Я надеюсь, что мы пойдем по первому пути, но я теряю веру в это.

Еще одна штука, существовавшая в 1932 году, но не существующая сейчас — некоторый элемент народной воли, который мог быть выражен в моей стране через избирательный процесс.

Последняя проделка капитализма — после того, как он выиграл все противостояния у труда, превратился в высшую инстанцию морального авторитета, решающего, что является хорошей идеей, а что нет, что имеет ценность, а что нет, — его последним свершением в моей стране стала покупка избирательного процесса, единственного инструмента для проведения реформ, который оставался у американцев.

Прямо сейчас капитал успешно скупает правительство, и вы были свидетелями того, как оно провалило вопрос о здравоохранении, который уперся в 450 млн долларов, оказавшиеся неподъемной суммой для Конгресса, этой сломанной детали нашей власти, призванной не допустить проявления народной воли в законодательном процессе.

И я не знаю, как нам быть, если мы не сможем действительно контролировать представительную власть и требовать от нее осуществления народной воли. И даже если мы все будем испытывать те же чувства, которые я здесь описал, я совершенно не уверен в том, что мы сможем направить их в то же полезное русло, как и во времена начала Великой депрессии. Возможно, дело дойдет до булыжников. Хотя я надеюсь, что нет.

Дэвид Саймон — американский писатель и журналист, создатель сериалов «Прослушка», «Поколение убийц» и «Тримэй». Оригинал текста. Текст иллюстрирован кадрами из «Прослушки».

]]>
http://openleft.ru/?feed=rss2&p=1839 0