Катарина Бристоль — Открытая левая http://openleft.ru Один шаг действительного движения важнее целой дюжины программ (Маркс) Sun, 28 Apr 2024 21:08:13 +0000 ru-RU hourly 1 https://wordpress.org/?v=4.9.25 Миф о Прютт-Айго http://openleft.ru/?p=2923 http://openleft.ru/?p=2923#comments Thu, 29 May 2014 11:42:23 +0000 http://openleft.ru/?p=2923 Screen Shot 2014-05-29 at 10.52.51 AM

История социального жилого комплекса Прютт-Айго–почти легенда. О ней снято несколько документальных фильмов, а кадры, в которых геометричные модернистские дома взлетают на воздух, вошли в несколько культовых видео– «Коянискаци» с музыкой Гласса и в работу знаменитого француза Сиприена Гайара. Грандиозное зрелище этих рушащихся новостроек для многих означало конец модернизма с его жизнестроительными социальными амбициями демократического переустройства мира: теоретики постмодернизма начали формулировать принципы новой эпохи, отталкиваясь именно от архитектурной неудачи Прютт-Айго. Но так ли уж в этом провале повинны модернистские идеи? В 1992 году, в пиковый момент расцвета постмодернистского строительства, забросившего идеи социального жилья в пыльный угол, американская исследовательница Катарина Бристоль деконструировала миф о гибели Прютт-Айго, показав, что пафос социальной справедливости в городском планировании был дискредитирован незаслуженно. 

В истории архитектуры мало таких сильных сцен, как снос жилищного комплекса Прютт-Айго. После того, как в 1972 году правительство сравняло с землей первые три здания комплекса, Прютт-Айго стал своего рода символом, который вновь и вновь всплывал в архитектурных дискуссиях. Архитекторы повторяли, как нечто само собой разумеющееся, что комплекс оказался провальным из-за неудачного проектного решения. В 1977 году Чарльз Дженкс назвал крах Прютт-Айго «концом архитектуры модернизма»; такая точка зрения существует и по сей день. Для каждого, кто знаком с историей американской архитектуры, Прютт-Айго означает «конец высокого модернизма» и «неудачную попытку обеспечить бедняков достойным жильем».

Это – миф. Он основан на утверждении, что причиной сноса Прютт-Айго была его архитектура. В первой части статьи я развенчаю этот миф, поместив его в контекст истории жилищной политики и городской перепланировки в США. Таким образом станет видна экономическая и политическая подоплека строительства и обеспечения Прютт-Айго.

Затем я попытаюсь показать, как миф Прютт-Айго появлялся в прессе и в архитектурной среде и с каждым пересказом обрастал все новыми подробностями. Я сделаю акцент на важнейшей составляющей мифа – мнимой связи между судьбой проекта и архитектурой модернизма в целом. В последней части я утверждаю, что миф Прютт-Айго – это мистификация. То, что ответственность за крах жилого комплекса понесли архитекторы, отвлекло всеобщее внимание от основных причин несчастья – обстоятельств его строительства. В то же время, фигура архитектора приобрела небывалое значение, ведь проектирование отныне могло стать причиной социальных проблем – и их решением.

История Прютт-Айгоу: жилищные комплексы и городская перепланировка
Комплекс Прютт-Айго был построен в Сент-Луисе в соответствии с новым Земельным законом США. Закон был принят в 1949 году, в связи с чем государство выделило средства на снос домов в трущобах, редевелопмент города и строительство новых жилищных комплексов. Как и во многих городах после войны, белые жители Сент-Луиса из среднего класса постепенно уезжали из центра в пригороды. Центр города превращался в трущобы, потому что нищие занимали пустые дома тех, кто уехал[ref] St. Louis City Plan Commission, Comprehensive City Plan (St. Louis, 1947), pp. 27-34; James Neal Primm, Lion of the Valley (Boulder, CO: Pruett, 1981), pp. 472-473. [/ref].

Кольцо трущоб, окружавшее центр, было сегрегировано по расовому признаку. Темнокожие занимали территорию к северу от центра, белые предпочитали жить на юге. «Черное гетто» быстро расширялось за счет бедняков – темнокожих южан, которые пришли с войны. Трущобы все ближе подбирались к деловому центру, а городские чиновники и бизнесмены боялись снижать цены на недвижимость, чтобы не навредить экономике. Поэтому был разработан подробный план городского редевелопмента [ref] «Progressor Decay? St. Louis Must Choose: The Sordid Housing Story,» St. Louis Post-Dispatch, March 3, 1950, Part Four in a Series. [/ref].

600px-Pruitt-Igoe_1968March03-540x540

На средства, выделенные по Земельному закону 1949 года, Управление городской расчистки и реконструкции Сент-Луиса планировало приобрести участки с трущобами, чтобы задешево продать эту землю частным предпринимателям. Расчет шел на то, что средний класс получит менее дорогое жилье и дополнительный заработок – и вернется обратно в центр города. Управление жилищного строительства Сент-Луиса, напротив, собиралось отдать эту землю под государственное жилье и обеспечить дешевыми квартирами бедняков, оставшихся без жилья из-за переустройства и расчистки – чтобы остановить расширение зоны гетто[ref]О роли государственного жилищного строительства в перепланировке Сент-Луиса, см. в: Roger Montgomery, «Pruitt-Igoe: Policy Failure or Societal Symptom,» in Barry Checkoway and Carl V. Patton, eds., The Metropolitan Midwest: Policy Problems and Prospects for Change (Urbana: University of Illinois Press,1 985), pp. 230-239; a также в: Kate Bristol and Roger Montgomery, «The Ghost of Pruitt-Igoe». О связи между жилищным строительством и городской перепланировкой в целом, см.: Mark Weiss, «The Origins and Legacy of Urban Renewal,» in P. Clavell, J. Forester, and W. Goldsmith, eds., Urban and Regional Planning in an Age of Austerity (New York: Pergamon Press, 1980); Richard O. Davies, Housing Reform During the Truman Administration (Columbia: University of Missouri Press, 1966); and Arnold Hirsch, Making the Second Ghetto: Race and Housing in Chicago, 1940-1966 (Cambridge: Cambridge University Press, 1983) [/ref].

Прютт-Айго был одним из государственных жилищных проектов. Для него был выделен расчищеный участок – пустырь величиной в 57 акров в северной части гетто для черных. В 1950 году Сент-Луис должен был получить 5800 новых единиц жилплощади, и примерно половину из них – 2700 единиц – по решению Управления жилищного строительства приходилось на Прютт-Айго. Плотность заселения была выше, чем в трущобах: проект должен был вместить 15000 съемщиков. Работники жилищного фонда и городские планировщики хотели заселить тех, кто остался без жилья не только в Прютт-Айго, но и в других районах. В том же году Управление жилищного строительства заказало проект компании «Leinweber, Yamasaki & Hellmuth».

Размеры и расположение участка выбирало Управление, решения о количестве жилых мест и плотности заселения также принимали сверху. Изначально архитекторы хотели построить несколько высоток, а также несколько невысоких зданий и домов без лифта. План был одобрен местными властями, но затраты на строительство превышали выделенный государством бюджет, и Управление настояло на постройке 33 однотипных 11-этажных зданий с лифтом (илл. 2 и 3)[ref] Eugene Meehan, The Quality of Federal Policymaking: Programmed Failure in Public Housing (Columbia: University of Missouri Press, 1979), p. 71; James Bailey,» The Case History of a Failure», Architectural Forum 123 (December1 965): p. 23. [/ref]. Этот выбор был продиктован исключительно экономией и погоней за эффективностью. В консервативном климате начала 1950-х годов у новой жилищной программы было множество противников. К тому же, из-за инфляции и дефицита материалов, связанных с началом Корейской войны, Управлению пришлось согласовывать расходы с враждебно настроенным Конгрессом [ref] U.S. Public Housing Administration, Annual Report (Washington, D.C., 1951); Davies, Housing Reform, pp. 126-132.[/ref] .

В условиях жесткой экономии архитекторы улучшили жилищные условия в многоэтажках, взяв на вооружение две проектировочные новинки: лифты, останавливающиеся не на каждом этаже, (skip-stop elevators) и стеклянные переходы. Они должны были создать внутри зданий атмосферу «отдельных кварталов». Стеклянный переход располагался на втором этаже каждого здания и задумывался как «вертикальный коридор». Человек мог дойти до своей квартиры только через переход-галерею, куда его доставлял лифт. Вход в прачечные и кладовки также осуществлялся только через галерею. Когда про Прютт-Айго начали писать материалы в журналах «Architectural Forum» и «Architectural Record» [ref] «Slum Surgery in St. Louis,» Architectural Forum 94 (April 1951): pp. 128-136; «Four Vast Housing Projects for St. Louis: Hellmuth, Obata and Kassabaum, Inc.», Architectural Record 120 (August 1956): pp. 182-189. [/ref], именно эти детали привлекли к себе больше всего внимания. В «Architectural Record» писали, что инновации с лихвой компенсируют недостатки многоэтажных зданий:

«Комплекс построили одновременно для обеспечения низкобюджетного жилья и для расчистки трущоб, и избежать строительства высотных многоквартирных зданий было невозможно. Создать качественный высотный жилой комплекс, не выходя за рамки государственного бюджета, чтобы атмосфера в нем была человечной, а не как в социальном жилье для бедных, – крайне сложная задача» [ref]»Four Vast Housing Projects for St. Louis,» p. 185. [/ref].

Opening-Day1-800x630-540x425

После принятия решения о строительстве многоэтажек бюджет сокращать не перестали. В 1975 году политолог Юджин Михан, изучавший жилищное строительство Сент-Луиса, пришел к выводу, что сокращения бюджета повлияли на результат строительства. Из проекта были выкинуты детские площадки, зеленые насаждения и ванные комнаты на первом этаже. И это еще не все: «Металлическая фурнитура была такого низкого качества, что замки и дверные ручки ломались при первом же использовании <…> Любой порыв ветра мог высадить стекло – из-за несоответствующих проемам рам. Кухонные гарнитуры были сделаны из самой тонкой клееной фанеры»[ref]Meehan, Quality, p. 71.[/ref].

Screen Shot 2014-05-29 at 10.54.18 AM

Прютт-Айго был закончен в 1954 году. Должно было открыться две отдельные секции (Прютт для чернокожих и Айго для белых), но сразу после открытия Верховный Суд настоял на десегрегации, которую в том же году начали насильно вводить по всей стране.

Все попытки наладить контакт между расами провалились с самого начала – и Прютт-Айго стал исключительно «черным» жилищным комплексом. Однако, первые жильцы остались довольны своим новым жильем. Несмотря на дешевизну конструкции, модули все равно были оснащены куда лучше, чем трущобы, которые жильцам пришлось оставить по своей воле или по принуждению властей.

К 1958 году обстоятельства изменились. Начало резко уменьшаться количество арендаторов. Роджер Монтгомери доказал, что чиновники из жилищного управления Сент-Луиса не смогли противостоять демографической тенденции на городском рынке жилья, которая угрожала их проектам [ref] Montgomery, «Pruitt-Igoe», pp. 235-239.[/ref]. Пока строился Прютт-Айго, спрос на дешевое жилье в черте города был высок как никогда: из-за расчистки трущоб, городской перепланировки и государственной магистральной программы. В 1954 году, ко времени открытия проекта, спрос сошел на нет. Население столицы увеличивалось медленно, недорогих домов в пригородах стало больше, и темнокожие бедняки уже могли потянуть там ренту. Многие переезжали не в государственные многоквартирные дома, а в отдельные недорогие домики. В 1957 году число жильцов на единицу площади в Прютт-Айго достигло отметки в 91% – и сразу же стало стремительно падать.

Юджин Михан наглядно показал, что именно спад количества арендаторов не позволил Управлению жилищного строительства Сент-Луиса поддерживать проект. [ref] Meehan, Quality, pp. 60-63, 65-67, 74-83. [/ref]  По Земельному закону 1949 года местные управления жилищного строительства финансировались за счет жильцов: деньги вычитались непосредственно из ренты. Повышение цен на жилье и уменьшение количества жильцов не позволило Управлению жилищного строительства провести капитальный ремонт. К тому же, средний доход жильцов неумолимо падал. Довольно скоро жилищные модули населили самые бедные представители чернокожего населения Сент-Луиса: в первую очередь, матери-одиночки, сидящие на пособии. Из-за демографических и экономических сдвигов на обслуживание и ремонт помещений хронически не хватало средств. Лифты не работали, следы вандализма не устранялись. В жилищных модулях, населенных бедными и деморализованными гражданами, помимо вандализма учащались случаи насилия.

Screen Shot 2014-05-29 at 11.01.07 AM

Власти обратили внимание на финансовые проблемы и насилие в Прютт-Айго и предприняли попытку спасти комплекс. На ремонт и социальные программы по предотвращению задолженностей и помощи жильцам было выделено несколько грантов, первый из них – в 1965 году. Это не возымело никакого действия: число жильцов продолжило падать, случаев насилия становилось все больше, комплекс не обслуживался. В 1969 году жильцы Прютт-Айго и двух других проектов объявили большую девятимесячную забастовку. Это истощило и так скудные финансовые резервы Управления и ухудшило ситуацию в целом, поэтому Министерство жилищного строительства и городского развития США приняло решение о закрытии проекта[ref]В 1965 году Управление жилищного строительства США вошло в состав недавно созданного Министерства жилищного строительства и городского развития.[/ref]. Жильцов расселили в 10 домов из 13, и 16 марта 1972 года три здания в центре жилищного модуля были снесены. Хотя в последний момент поступило несколько предложений по реабилитации проекта, министерство осталось при своем, и к 1976 году жилой комплекс был полностью разрушен.

Миф о Прютт-Айго
У взлета и падения Прютт-Айго, несомненно, было множество социально-экономических причин. Однако, для большинства архитекторов они сводятся к одному утверждению: «Все из-за плохой архитектуры». Этот миф распространился уже после сноса комплекса – но его основа заложена в самом начале истории Прютт-Айго.

Проблемы проявились лишь через несколько лет после завершения проекта: первые заметки о связи архитектуры и неурядиц в Прютт-Айго местной прессе только в 1960 году.[ref]»What’s Wrong with High-Rise?», St. Louis Post-Dispatch, November 14, 1960[/ref]. Лифты с пропуском этажей и галереи не добавили уюта, зато стали прекрасным местом для преступлений. Пользуясь тем, что добраться до квартир можно было только через галерею, преступники устраивали там засады. К тому же на жильцов постоянно нападали в лифтах.

Профессиональные проектировщики увидели связь между небольшими погрешностями в архитектуре Прютт-Айго и резким ухудшением его состояния, когда в 1965 году дурная слава комплекса вынудила журнал «Architectural Forum» опубликовать вторую статью о Прютт-Айго, «Case History of a Failure» («История неудачи»), в опровержение первой. Ее автор, Джеймс Бейли, открестился от всего, что «Forum» писал о проекте, и признал, что многие новшества, которые журнал хвалил в 1951 году, не способствуют, а скорее, препятствуют улучшению качества жизни:

Screen Shot 2014-05-29 at 10.53.23 AM

«Лифты, будто рассчитанные на карликов, откровенно изношены и пахнут мочой детей, не дотерпевших, пока лифт доедет до их этажа. Он останавливается только на каждом третьем этаже и прямо-таки провоцирует совершить в нем преступление <…> Галереи – светлые анклавы социальной жизни. Жильцы называют их «прогон сквозь строй»: чтобы добраться до своей двери, им нужно пройти сквозь них, минуя всевозможные опасности <…> Тяжелые металлические решетки были установлены слишком поздно: трое детей успели вывалиться из окон. Выведенные наружу в галереях и в квартирах трубы отопления несколько раз становились причиной сильных ожогов. Прачечные небезопасны и практически не используются <…> Кладовки тоже заперты – и пусты. Их так часто грабили, что жильцы отказываются их использовать»[ref]Bailey,» Case History», pp. 22-23.[/ref].

К чести Джеймса Бейли, он умерил свою критику, указав на то, что причины проблем Прютт-Айго – не в архитектуре. Он написал о дурной славе проекта и недостатках технического и материального обеспечения, а также о том, что среди жильцов практически нет взрослых мужчин. Тем не менее, статья Бейли стала основой мифа Прютт-Айго и пересказывалась на протяжении 1960-х и начала 1970-х годов, пока ситуация в комплексе продолжала ухудшаться.

Cнос комплекса по решению суда в 1972 году принес Прютт-Айго широкую славу в архитектурной и национальной прессе. «Architectural Forum», «AIA Journal», «Architecture Plus» и «Architect’s Journal» опубликовали статьи о провале инновационного проекта[ref]»St. Louis Blues, «Architectural Forum 136 (May 1972): 18; Architect’s Journal (July 26, 1972); Wilbur Thompson,» Problems that Sprout in the Shadow of No Growth», AIA Journal 60 (December1 973); «The Experiment That Failed», Architecture Plus (October 1973).[/ref]. «Life», «Time», «The Washington Post» и «The National Observer», среди прочих, писали о сносе зданий и о его причине – архитектурной неудаче [ref]»The Tragedy of Pruitt-Igoe, Time, December 27, 1971, p. 38; Jerome Curry,» Collapse of a Failure» The National Observer, May 20, 1972, p. 24; Andrew B. Wilson, «Demolition Marks Ultimate Failure of Pruitt-Igoe Project», Washington Post, August 27, 1973, p. 3[/ref].. В этих статьях впервые появился миф Прютт-Айго. Критиков больше не интересовали детали проекта – они связали провал с философией архитектуры. Мысль, что архитекторы оказались нечувствительными к нуждам бедных и с помощью архитектурного решения навязали Прютт-Айго образ жизни белого человека из среднего класса, была лейт-мотивом всех материалов. В статье журнала «Architecture Plus» утверждалось, что архитектура зданий социально не соответствовала тем, кто должен был в них жить. Там цитировалась фраза Джорджа Кассабаума, одного из архитекторов проекта: «Белые люди из среднего класса, такие как я, делали проект для совершенно другой социальной группы»[ref]»The Experiment That Failed», p. 18.[/ref]. Подразумевалось, что городские темнокожие бедняки представляют собой отдельную группу со своими нуждами: они не дорожат порядком, как люди из среднего класса, и склонны к деструктивному поведению. В «Washington Post» писали, что «многоэтажные здания не подходят для бедняцких семей, для детей деревенских жителей, которые переехали туда из трущоб».[ref]Wilson, «Demolition», p. 3.[/ref]

Screen Shot 2014-05-29 at 10.55.04 AM

Такой взгляд на провал проекта Прютт-Айго появился в тексте Оскара Ньюмена «Защищенное пространство» в том же году, когда произошел снос зданий по суду – и получил большой резонанс. Ньюмен был одним из родоначальников дисциплины, изучающей связь общественной среды и человеческого поведения; он утверждал, что между окружающим миром и поведением существует прямая зависимость. По мнению Ньюмена, причиной вандализма и насилия в Прютт-Айго было наличие «незащищенного» общественного пространства[ref]Oscar Newman, Defensible Space (New York: Macmillan, 1972) pp. 56- 58,66,77,83, 99, 101-108, 188, 207.[/ref]. Слишком длинные коридоры не просматривались из квартир. Жильцы не чувствовали, что их квартиры им «принадлежат», и потому не охраняли и не убирали их. Входные двери в больших, открытых, незащищенных холлах не позволяли жильцам контролировать вход и выход из помещений. Ньюмен утверждал, что архитекторы смогут снизить уровень насилия и вандализма в жилых массивах, обеспечив необходимый баланс приватного, полуприватного и публичного пространства внутри помещений.

В начале 1970-х годов Прютт-Айго уделялась масса внимания, и между архитектурным новаторством и провалом проекта возникла четкая ассоциативная связь. В 1965 году Джеймс Бейли подчеркивал две основные причины сноса Прютт-Айго– отсутствие обслуживания и ухудшение материального положения жильцов. К 1972 году в порыве общего осуждения архитектуры эти причины забылись. Именно упор на обсуждение архитектуры вместо более глубоких экономических и социальных проблем составляет ядро мифа о Прютт-Айго.

В мифе о Прютт-Айго его злоключения никак не связавают с финансовым кризисом Управления жилищного строительства Сент-Луиса и в целом с тем, что Юджин Михан назвал «запланированным крахом» государственного жилищного строительства США.[ref]Meehan, Quality, pp. 83-87, 194-198.[/ref] Из-за двойственного отношения государства к жилищной реформе ее программа выполнялась формально и в условиях непомерного финансового давления. Даже Управление жилищного строительства США сводило на нет все усилия по жилищному строительству, постояннно урезая его бюджет. В мифе замалчивается и связь жилищного строительства с послевоенными программами городского развития. Государственные деньги выделялись на расчистку неприглядных трущоб и служили частным интересам, развитию центральных районов города. Социальное жилье строили на никому не нужных участках в самом сердце трущоб в расчете на то, что высокая плотность расселения позволит вместить всех, кого оставила без крыши над головой массовая расчистка бедных кварталов.

В мифе отсутствует и связь всеобщего равнодушия к социальной нищете чернокожих города с упадком Прютт-Айго. В 1970 году по итогам грандиозного исследования, проведенного в середине 1960-х годов в Прютт-Айго, социолог Ли Рейнуотер написал книгу «За стенами гетто»[ref]Lee Rainwater, Behind Ghetto Walls; Black Families in a Federal Slum (Chicago:Aldine Publishing,1 970), pp. 9, 403.[/ref]. Рейнуотер утверждал, что насилие и вандализм в жилищных модулях были вполне прогнозируемым ответом жильцов на нищету и расовую дискриминацию. По его мнению, архитектура не была ни причиной, ни решением этих проблем. Улучшение жилищных условий, как и другие попытки изменить поведение неимущих, совершенно бесполезно, если их доход остается прежним.

Это очевидное обстоятельство прямо противоречит мифу Прютт-Айго, напоминая о политических и экономических причинах его провала. Видно, что аргументы «Защищенного пространства» – это подспудное обвинение жертвы преступления. Сама идея защищенного пространства основана на том, что поведение некоторых типов населения является проблемой, которую можно решить посредством архитектуры. В такой логике вопрос, почему насилие цветет именно в социальном жилье, не возникает. Преступление, совершенное горожанином с низким уровнем дохода, представляется данностью, а не следствием экономического и расового угнетения.

Прютт-Айго и конец модернизма
Несмотря на множество социальных и экономических причин сноса Прютт-Айго, миф стал общим местом исследований, изучающих поведение и окружающую среду. К примеру, «Городское социальное пространство» Джона Пипкина, классический учебник по социальным факторам среды, приводит Прютт-Айго как пример незащищенного пространства и утверждает, что его главная проблема в том, что многоэтажные дома не подходят для низших классов. «Жилищное строительство стало социальным провалом. в Пустые пространства многоэтажных домов способствовали распаду социальных связей <…> Многие комплексы социального жилья были снесены. Самым запоминающимся из них <…> был Прютт-Айго. Когда проект был завершен, он получил архитектурную премию, однако <…> нес на себе все болезненные признаки социального строительства».[ref]Mark La Gory and John Pipkin, Urban Social Space (Belmont, CA: Wadsworth, 1981), p. 263.[/ref]

Pruitt-igoe_collapse-series_mod

Это – пример того, как миф вырастает из дезинформации. Прютт-Айго сопутствует эпитет «проект, получивший премию», но он никогда не получал никаких архитектурных наград. Другой, более ранний комплекс социального жилья, спроектированный той же командой архитекторов в Сент-Луисе, «Cochran Gardens», действительно получил две архитектурные награды. С какого-то момента их стали приписывать Прютт-Айго. Эта странная амнезия у части архитекторов очень значима в дискуссиях. С начала 1970-х годов винить за неудачу проекта Прютт-Айго стали интернациональный стиль (то есть модернизм). Несуществующая премия была крайне важной частью мифа: Прютт-Айго получил все недостающие атрибуты культового модернистского проекта.

Screen Shot 2014-05-29 at 10.56.24 AM

Связь между гибелью Прютт-Айго и злоключениями модернистского движения выстроилась только к 1972 году. После сноса комплекса несколько публицистов выразили мнение, что для модернистов вообще типична нечувствительность к нуждам жильцов. «The Architect’s Journal» назвал снос Прютт-Айго «самым помпезным фиаско модернизма»[ref]Architect’s Journal, p.180.[/ref]. Неудивительно, что критики и теоретики постмодернизма использовали проект в качестве репрезентации целого стиля – в 1970-е годы все большее распространение получала критика модернизма.

В одной из таких критических работ Прютт-Айго впервые появился в 1976 году: Колин Роу и Фрэд Кеттер использовали фотографию его сноса во введении к книге «Collage City» («Город-коллаж»). В одной из глав книги говорилось, что социальная и архитектурная революция модернизма дала обратные результаты. Нового общества не получилось, а «модернистский город, и как физический объект, и как психологический конструкт, <…> город Людвига Хиберсхаймера и Ле Корбюзье, город, который восхвалял CIAM (Международный Конгресс Современной Архитектуры) и представляла Афинская хартия, бывший город свободы, с каждым днем все меньше отвечает требованиям своих жителей»[ref]Colin Rowe and Fred Koetter, Collage City (Cambridge, MA: MIT Press, 1976), pp. 4,6.[/ref]. Хотя Роу и Кеттер не писали о Прютт-Айго, смысл фотографии был совершенно ясен. Прютт-Айго – пример «модернистского города», в котором провалилась революция. Фотография сноса демонстрирует, к чему привели идеи Хиберсхаймера, Ле Корбюзье и CIAM, подразумевая, что конец Прютт-Айго – следствие неполноценности этих идей.

Screen Shot 2014-05-29 at 10.54.49 AM

Годом позже Чарльз Дженкс развил эту точку зрения в работе «The Language of Post Modern Architecture» («Язык архитектуры постмодернизма»). Во введении он утверждает, что снос Прютт-Айго – это конец архитектуры модернизма. Как Роу и Кеттер, он связал Прютт-Айго с рационалистическими принципами CIAM – в частности, с принципами городского планирования Ле Корбюзье. Дженкс писал, что проект не удовлетворял нуждам жильцов, хотя был разработан для изменения их поведения:

«Прютт-Айго был спроектирован в соответствии с самыми прогрессивными идеями CIAM <…> и в 1951 году получил награду Американского Института Архитекторов. Комплекс, состоящий из элегантных тринадцатиэтажных блоков, отделенных друг от друга разумно продуманными «воздушными коридорами» (они были обезопашены от машин – но не от преступников, как стало ясно позже); солнце, пространство и зелень – «три основных принципа градостроительства» Ле Корбюзье (вместо обычных улиц, садов и полуприватных помещений, которые он исключал). В Прютт-Айго были пешеходные и велосипедные дорожки, игровые площадки, прачечные, кладовки и беседки – в общем, «все рационалистские эквиваленты обычных градостроительных традиций»[ref]Charles Jencks, The Language of Post-Modern Architecture (New York: Rizzoli, 1977), pp. 9-10.[/ref].

Такие описания раздували миф Прютт-Айго до невероятных размеров. Как и в логике «защищенного пространства» Оскара Ньюмена, Прютт-Айгоу здесь очищался от исторического контекста; экономического кризиса и расовой дискриминации как будто «не существовало». В описаниях приводили и несколько тезисов о том, чего хотели достичь архитекторы во время работы над проектом. Проект подавался как классический образец модернизма (Дженкс использовал ложное утверждение, что Прютт-Айго получил награду) не только архитектурно, но и как отражение модернистских тенденций социальной инженерии.

Screen Shot 2014-05-29 at 10.56.10 AM

В этих описаниях ничего не говорится о собственных намерениях проектировщиков Прютт-Айго и о степени их контроля над проектом. Как показывает история, большая часть проектного решения была навязана им Управлением жилищного строительства Сент-Луиса и Министерством жилищного строительства и городского развития. Не архитекторы выбрали для комплекса изолированный пустырь, не они регулировали плотность заселения, не они принимали решение о строительстве многоэтажных зданий с лифтами, об упрощении инфраструктуры. Задачей архитекторов было решить форму отдельных зданий и уместить в них тот максимум удобств, который позволял постоянно урезаемый бюджет.

Выполняя эту задачу, архитекторы действительно следовали правилам архитектуры модернизма. Прютт-Айго был одним из первых больших заказов «Leinweber, Yamasaki & Hellmuth» – очевидно, что они хотели произвести впечатление на конкурентов. Остекленные галереи и лифты, широкие открытые пространства между домами и минималистская обработка поверхностей – очевидно, все это отражало их интерес к модернизму CIAM.

Как бы там ни было, соблюдение формальных конвенций не говорит о том, что архитекторы хотели совершить социальную революцию. Напротив, Минору Ямасаки открыто сомневался в том, что выбранная Управлением форма многоэтажных зданий благотворно отразится на жильцах.

Его высказывания появились в нескольких статьях «Journal of Housing», где напечатали дискуссию Ямасаки и прогрессивной активистки Кэтрин Бауэр, выступавшей за жилищную реформу.[ref]Minoru Yamasaki, «High Buildings for Public Housing?» Journal of Housing 9 (1952): p. 226; Catherine Bauer,» Low Buildings? Catherine Bauer Questions Mr. Yamasaki’s Arguments, «Journal of Housing 9 (1952): p. 227[/ref].

Ямасаки должен был защищать многоэтажки – не как произведение архитектуры, но как наилучшее решение для социального заказа по расчистке трущоб и городской перепланировке. Он заметил, что, учитывая высокую стоимость городской земли, занятой трущобами, закупать небольшие участки и строить высотные дома выгодно. Но даже несмотря на это, Ямасаки говорил о массовом строительстве многоэтажных зданий скептически: «Низкое здание с малой плотностью заселения, без сомнения, приятнее многоэтажного дома <…> Если бы у меня не было экономических и социальных ограничений, я бы решил задачу строительством одноэтажных домов»[ref]Yamasaki, «High Buildings,» p. 226.[/ref].

Screen Shot 2014-05-29 at 11.00.24 AM

Кэтрин Бауэр, отстаивавшая низкую этажность, предположила, что расчистка трущоб и постройка домов для бедных в центре города с большой плотностью заселения – выбор правительства, не продиктованный экономическими соображениями. Городское социальное жилье с высокой плотностью заселения – результат приспособления жилищного строительства к схемам городского переустройства: если бы социальное жилье строились на окраине, многоэтажки были бы не нужны. Бауэр критиковала не столько архитектурные, сколько политические взгляды Ямасаки: он казался ей слишком покорным исполнителем, чтобы работать на решение жилищной проблемы, а не на заказчика.

В этой дискуссии Ямасаки с трудом вписывается в образ социального реформатора, который ему рисует миф Прютт-Айго. Компания Ямасаки просто использовала модные архитектурные элементы, совершенно не отдавая себе отчета в том, какой эффект это произведет. Архитекторы ошибочно предполагали, что в тяжелой социальной обстановке остекленные галереи смогут улучшить взаимодействие между жильцами. Впрочем, перед тем, как принять все эти решения, они сами согласились на строительство крупномасштабного высокоэтажного проекта с высокой плотностью заселения, одобренного в рамках городского редевелопмента. Они были не социальными реформаторами, своими мегаломанскими идеями провалившими программу социального жилищного строительства, но скорее архитекторами, которые пассивно следовали господствующим в обществе практикам.

Screen Shot 2014-05-29 at 11.00.46 AM

Несмотря на все вышеперечисленное, в конце 1970-х годов миф Прютт-Айго стал архитектурной догмой. Из одного постмодернистского или анти-модернистского текста в другой кочевала мысль, что к сносу проекта привело равнодушие канонической модернистской архитектуры к человеческим потребностям. Питер Блейк в работе «Form Follows Fiasko: Why Modern Architecture Hasn’t Worked» писал, что архитекторы Прютт-Айго позаимствовали решения из Ville-Radieuse Ле Корбюзье. В итоге «этот депрессивный проект никак не мог стать обитаемым для человека»; люди, жившие в многоэтажных зданиях, по существу, были обречены[ref]Peter Blake, Form Follows Fiasco: Why Modern Architecture Hasn’t Worked (Boston: Atlantic Monthly Press,1 977), pp. 80-81.[/ref].

Прютт-Айго оказался подходящим поводом для нападок Тома Вулфа на элементы послевоенной архитектуры США, заимствованные из Германии 1930-х годов[ref]Tom Wolfe, From Bauhaus to Our House (New York: Simon and Schuster, 1981), pp. 73-74.[/ref]. В тексте «From Bauhaus to our house» Вулф повторил уже набившую оскомину историю о том, что проект получил архитектурную награду, и присовокупил к ней собственные домыслы: якобы в 1971 году жильцы Прютт-Айго на общем собрании сами проголосовали за то, чтобы взорвать здания [ref]В конце 1970-х годов небольшая группа активистов, в которую входили жильцы бывшего Прютт-Айгоу, предложила выкупить и отремонттировать 4 здания, но Управление не пошло им навстречу. Mary Comerio,» Pruitt-Igoe and Other Stories, «Journal of Architectural Education 34 (Summer, 1981): pp. 26-31.[/ref].

Миф Прютт-Айго как мистификация
Почему миф о Прютт-Айго оказался таким живучим? Почему архитектурное сообщество так настаивало на том, что создатели Прютт-Айго сами виновны в случившемся?

Screen Shot 2014-05-29 at 11.00.12 AM

С одной стороны, миф мог служить аргументом в назревавшем конфликте между разными архитектурными лагерями. Архитектуру Прютт-Айго в основном критиковали представители школ, пришедших на смену высокому модернизму: постмодернисты и те, кто изучал связь человеческого поведения и среды обитания. Для Оскара Ньюмена, Чарльза Дженкса и др. Прютт-Айго был отличной мишенью, которая совмещала в себе все минусы модернизма. Эти критики не затрагивали социально-политических проблем, потому они приписывали проблемы жилищного строительства архитектурным неудачам и предлагали в качестве решения новую архитектуру. Но миф о Прютт-Айго – не только результат дискуссий внутри архитектурного сообщества.

Проследив развитие мифа о Прютт-Айго, мы увидели, что по мнению архитекторов проектное решение играет центральную роль в судьбе комплекса: существование же проблем в самой программе жилищного строительства Сент-Луиса отрицается. Миф отвлекает внимание от экономического кризиса, классового угнетения и расизма, делая акцент на архитектурных решениях и факторах среды и приписывая архитектуре центральную роль в успехах или неудачах жилищного строительства. Он наделяет архитектора несуществующей властью в создании дешевого жилья для бедняков. Эта власть становится как бы очевидной, когда обнаруживается «связь» между крахом проекта и высоким модернизмом.

Утверждение, что Прютт-Айго не состоялся как проект из-за идей Ле Корбюзье и CIAM, не только предполагает, что успех или неудача жилищного строительства напрямую зависит от архитектурных решений, но и непосредственно связывает архитектуру с социальной повесткой дня. Миф о Прютт-Айго – мистификация, которая выгодна всем, кроме тех, для кого предназначались программы жилищного строительства.

Перевод с английского Саши Мороз.

]]>
http://openleft.ru/?feed=rss2&p=2923 4