Кори Робин — Открытая левая http://openleft.ru Один шаг действительного движения важнее целой дюжины программ (Маркс) Mon, 29 Apr 2024 00:54:24 +0000 ru-RU hourly 1 https://wordpress.org/?v=4.9.25 О коллаборационистах и карьеристах http://openleft.ru/?p=4546 http://openleft.ru/?p=4546#respond Sat, 01 Nov 2014 13:06:25 +0000 http://openleft.ru/?p=4546
ham

Герой фильма «Касабланка» (1942) Ласло, отказавшийся подпевать немецкой патриотической песне Die Wacht am Rhein, запевает Марсельезу.

Нацисты шокированы.

Нацисты шокированы. «Касабланка», 1942.

Эссе Кори Робина, русский перевод которого представляет сегодня «Открытая левая», безусловно, имеет особое звучание в российском контексте. На протяжении всей путинской эпохи, равно как и на каждом новом ее резком повороте, дискуссия о «коллаборационизме» и связанных с ним этических ограничениях оставалась одной из центральных для нашей либеральной публицистики.
 
Постановка вопроса о допустимых «моральных границах» сотрудничества с «властью» отражала практически всегда гамму сомнений одного социально активного, но невероятно узкого слоя: журналистов и культуртрегеров, т.е. тех, чья профессия непосредственно связана с воспроизводством идеологии. Проблема «сотрудничества» и следующая за ней «сделка с совестью» возникала ровно тогда, когда новая идеологическая повестка дня ощущалась как неорганичная и дискомфортная для профессионала, не готового опускаться до производства низкосортного продукта. Такое плоское и инструментальное понимание коллаборационизма, на самом деле, не влечет за собой сложной конструкции выбора – так же, как при согласии на новую работу не требуется особых усилий для того, чтобы найти необходимый баланс между удовольствием от профессиональной самореализации и неудовольствием от карьерной самодисциплины.
 
Однако дело куда сложнее – ведь, как справедливо пишет Робин, фигура коллаборациониста постоянно «ускользает», а «моральные критерии» оказываются непригодны для того, чтобы уверенно провести черту между «жизнью не по лжи» и предательством. И главное — вопрос о коллаборационизме становится тем запутаннее, чем глубже он проникает в ткань общества не только в моменты политических или военных катастроф, но в «нормализованную» реальность. Чтобы понять, с чем же мы сталкиваемся на самом деле, необходимо, отбросив моральные спекуляции, обратиться к анализу коллаборационизма как сложного политического феномена, связанного с различением власти, насилия и авторитета (а именно это различение и находится в основе многих политических размышлений Ханны Арендт). И этот небольшой текст нам кажется неплохим приглашением к этой серьезной и необходимой работе.
 
Илья Будрайтскис

Сообщение о смерти Дэвида Грингласса заставило меня еще раз серьезно задуматься о феномене коллаборационизма. История двадцатого столетия в принципе не может быть понята без дискуссии о коллаборационистах – от Виши до cталинизма, от аргентинской «Грязной войны» до нашего маккартизма. Однако эта тема почти никогда не попадала в фокус важных текстов по политической теории – и «Эйхман в Иерусалиме» Ханны Арендт, конечно, составляет здесь впечатляющее исключение из этого правила.

Снимок экрана 2014-11-01 в 15.47.27

«Атомные шпионы» Юлиус и Этель Розенберги, казненные благодаря показаниям Дэвида Грингласса.

В моей первой книге, посвященной теме страха, я попытался сделать первый шаг к пониманию этой проблемы. Основания для такого понимания я связывал с осмыслением событий европейской и американской истории двадцатого века, а также на внимательном чтении «Эйхмана в Иерусалиме» Арендт и «Персидских писем» Монтескье.

Перечитывая сейчас написанное в собственной книге несколько лет назад, я понимаю, что серьезно ошибся. Я оказался настолько увлечен опровержением распространённого взгляда на коллаборациониста как простого прислужника внешнего врага, что предельно размыл границы того, кем же он является на самом деле.

Моим намерением было развалить и без того нестойкую конструкцию «преступник-жертва-наблюдатель» (я задавал вопрос – кто же из них является настоящим коллаборационистом?) – а потому я часто путал коллаборационистов и простых исполнителей. Сейчас я считаю, что между ними есть существенная разница.

Как я уже говорил, вопрос о коллаборационизме до сих пор не получил должного внимания в политической теории. Так же, кстати, как и вопрос о карьеризме – а ведь это тесно связанные друг с другом понятия. Думаю, что однажды, когда я выйду на пенсию, придет время засесть за книгу, восполняющую этот пробел в политической теории.

Для Арендт, как мы помним, источником теории всегда была актуальная политическая практика – ведь сама по себе политическая теория и должна была давать ответ на вопрос о том, что и почему мы делаем. Это причина, по которой она последовательно посвятила книги тоталитаризму, революции, действию и ряду других политических феноменов. Однако до сих пор, когда речь заходит о карьеризме или коллаборационизме, мы не понимаем причин наших действий.

В обычном представлении коллаборационист – это пособник врага, содействующий группам, к которым сам он не принадлежит, и держащий в страхе те, к которым принадлежит. Это, как мне кажется, излишне строгое определение. Оно подразумевает, что группа—это изолированное целое, и раз попав в него, мы уже не можем из него выбраться или завести идущие с ним вразрез социальные связи.

Коллаборационистов, однако, нельзя охарактеризовать так просто. Некоторые из них не принадлежат полностью к той группе, которую предают; другие, как французские сторонники правительства Виши, испытывают к врагу, которому помогают, искреннюю симпатию. Информаторы, пожалуй, представляют собой самый распространенный вид коллаборационистов, но они—известные хамелеоны, так что точно установить их истинные интересы практически невозможно.

Кнуд Волленберг, немецкий диссидент, который тайно информировал Штази о подрывной деятельности собственной жены, утверждает, что его коллаборационизм был вполне совместим с членством в том оппозиционном круге, частью которого являлась эта супружеская пара. «Одним методом борьбы с властью было открытое диссидентство, а другим—воздействие на нее через государственные каналы. Я был и внутри и снаружи одновременно».

Харви Матусоу вступил в американскую компартию в 1947, сливать информацию о ней начал в 1950-м, отрекся от своих убеждений в 1954, и затем написал вышедшие в 1955 лживые воспоминания, озаглавленные «Подставной свидетель». Стратегии Матусоу были настолько запутанны, что сложно даже понять, по отношению к чему он был лжецом — разве что к правде самой по себе. Название других мемуаров, оставленных информатором ФБР — «Я прожил три жизни» (как коммунист, информатор и «гражданин») — было более подходящим, поскольку отсылало к тем множественным идентичностям, которыми обычно пользуется коллаборационист.

Снимок экрана 2014-11-01 в 15.41.00

Я не хочу слишком уж далеко заходить с этим понятием противоречивой аффилиации. Волленберг, вполне возможно, попросту пытался рационализировать ту часть своего прошлого, которой он стыдился, а Матусоу вполне мог быть просто пустым человеком, в чем многие его тогда и подозревали. Будь мы частью той или иной группы в некоем экзистенциальном смысле, в течение нашей жизни мы берем на себя моральные обязательства перед нашими товарищами и друзьями, которых предаем, когда помогаем нашим противникам.

Но чтобы избежать вопроса об идентичности, который возникает в связи со строгими определениями коллаборационизма, я воспользуюсь понятием, которое уже содержится в латинском корне collaborare— «работать вместе». Под коллаборационистом я просто понимаю мужчин и женщин, которые работают на элиты, занимая нижние этажи власти, и которые превращают распространение политического страха в подлинно гражданскую инициативу.

Коллаборационисты могут быть злодеями мелкого или среднего пошиба; могут просто быть продавцами (как в истории склада в польской Едвабне, снабжавшего местных жителей керосином, которым они и воспользовались в 1941, чтобы сжечь сарай с запертыми полутора тысячами евреев) , или как Ford и General Motors, обеспечившие бразильские спецслужбы амуницией, которая затем использовалась в допросах и пытках коммунистов; они могут быть обслуживающим персоналом (поварами, слугами); или шпионами и информаторами. Хотя эти поступки дискредитируют их не в равной степени, все они виновны в пособничестве врагу.

Коллаборационист — ускользающая фигура. За исключением «Персидских писем» и «Эйхмана в Иерусалиме», он едва ли появляется как персонаж в литературе политического страха. Одна из причин его отсутствия в этой литературе, как я подозреваю, заключается в том, что он спутывает наши элементарные категории элит и жертв. Как и элиты, коллаборационист берет инициативу на себя и извлекает из своего коллаборационизма выгоду. Как и жертва, он может быть запуган угрозой наказания, его также может ждать расплата, в случае, если он не согласится на сотрудничество. Многие коллаборационисты вышли непосредственно из рядов жертв.

Возможно, в таком случае, нам следует различать коллаборационистов по желанию, ведомых стремлением к выгоде, и коллаборационистов по необходимости, которыми руководит страх потери. Первые — ближе к элитам, вторые — к жертвам. Но даже это различие слишком жестко. Элиты также боятся нечто потерять, а жертвы также надеются извлечь какую-то выгоду, и как в экономическом понятии вынужденных издержек, расчет на выгоду часто связан со страхом потери.

Встреча главы правительства Виши маршала Петэна и Адольфа Гитлера

Встреча главы правительства Виши маршала Петэна и Адольфа Гитлера.

Коллаборационисты выполняют две функции. Первая связана с выполнением необходимой работы, которую элита не может или не хочет делать самостоятельно. Эта работа может восприниматься как просто недостойная элиты: готовка, уборка и т.п. Такая работа может требовать специфических навыков или знаний – например, в случае информаторов, поставляющих информацию, которую элиты не могут узнать самостоятельно.

Мы часто думаем, что пытать – удел садистов и отбросов общества. Но пытка служит орудием для извлечения знаний, которое обладает большим эффектом, если помогает получать информацию без нанесения непосредственного физического ущерба. Пытающий должен хорошо знать возможности тела, и насколько долго он сможет их использовать, не убивая свою жертву. А кто лучше профессионального врача может направлять и уточнять способы пытки? Например, 70% политических заключенных Уругвая в период военной диктатуры в этой стране утверждали, что медик присутствовал во время пыток.

Во-вторых, коллаборационисты помогают расширить контроль элит в тех сегментах общества, в которых организация обычных форм контроля затруднительна. Как правило, коллаборационисты такого типа являются агентами влияния в специфических сообществах, представляющих особый интерес для элит. Подобный статус может создаваться и поддерживаться сверху – для тех, кто готов реализовывать секретные директивы элит. Но чаще влияние таких коллаборационистов вполне органично. Пользуясь доверием жертв, они могут эффективно предотвращать их сопротивление и усиливать уже существующий страх перед репрессиями.

Во время войны против левых партизан на рубеже 1970-80-х сальвадорская армия предпочитала использовать таким образом уже известных и состоявшихся лидеров противника. Например, в 1982 году армейский офицер предупредил Маркоса Диаса, владельца магазина в деревушке Эль Мозоте, поддерживавшего неформальные связи с военными, что армия планирует масштабное наступление в этой местности. Как объяснил офицер, в интересах собственной безопасности жителям не стоит покидать деревню. Несмотря на то, что часть населения Эль Мозоте сомневалась в обоснованности такого совета, у Диаса был безусловный авторитет человека, который больше других знает о планах армейского командования. В конце концов, деревенская община решила последовать его совету, и в результате через три дня около восьмисот жителей Эль Мозоте были убиты в ходе жестокой армейской зачистки.

Археологические раскопки на месте резни в Эль Мозоте

Археологические раскопки на месте резни в Эль Мозоте.

Так как функции коллаборационистов невероятно разнообразны, их носители могут вербоваться из самых разных сред и выполнять самые разные, часто очень локальные задачи. Некоторые из них постоянно крутятся неподалеку от властных орбит – другие, напротив, приходят из низших слоев или географической периферии.

Впрочем, общим, хотя и недооцененным, мотивом деятельности любого коллаборациониста являются его амбиции. Некоторые коллаборационисты искренне преследуют благородные цели – например, спасения своей общины от внешней угрозы, в то время как другие беспринципно ищут лишь личной выгоды.

Например, во время диктатуры в Бразилии непосредственное участие в пытках стало важной карьерной ступенью для одного будущего посла в Парагвае и одного будущего генерала. В Уругвае уже упомянутые доктора, профессионально консультировавшие мучителей, получали зарплату, в четыре раза превышавшую средний заработок людей их профессии.

Доктор Хорхе Гектор Видаль консультировал полицию по вопросам пыток.

Доктор Хорхе Гектор Видаль консультировал полицию по вопросам пыток.

Вне зависимости от награды – будь то статус, власть или просто деньги – коллаборационизм всегда давал социальные привилегии. Например, в нацистской Германии 101-й вспомогательный полицейский батальон был сформирован из пятисот «обычных людей», добровольцев из низших классов Гамбурга, получавших за свою службу освобождение от обязательного призыва на фронт. Именно эти люди впоследствии напрямую участвовали в убийстве 38 тыс. польских евреев и депортации еще 45 тыс. в Треблинку.

Почему они это делали? Не из-за страха наказания. Ни один из 101-го батальона не был поставлен перед перспективой какого-либо наказания (тем более, расстрела) за неповиновение приказу. Более того, командир батальона даже предупредил своих подчиненных, что они вправе отказаться от непосредственного участия в расстрелах – и лишь десять или пятнадцать из них этим правом воспользовались. Но почему этого не сделали остальные несколько сот?

По мнению Кристофера Браунинга, на то было несколько причин, включая антисемитизм и давление окружения, однако главной было именно желание выслужиться. Те, кто отказался убивать евреев, откровенно признавались в том, что их отказ был связан с простым отсутствием карьерных амбиций. Один из них объяснял, что «для меня не было особенно важно получение каких-то знаков отличия или повышение по службе… с другой стороны, среди моих сослуживцев было много молодых ребят или вчерашних полицейских, которые пробивали себе дорогу в жизни». Другой говорил: «Так как я не был профессиональным полицейским и не собирался им становиться… то не нуждался ни в каких плюсах для будущей полицейской карьеры».

Несмотря на то, что амбициозные коллаборационисты предпочитали рассматривать себя в качестве адептов Realpolitik, сделавших мудрый выбор в пользу разделения ответственности за тяжкое бремя власти, на самом деле их политический реализм оставался лишь формой идеологии. Ведь карьеризм способен вырабатывать свою собственную мораль, которая применяется в качестве обезболивающего от временами накатывающих мук совести. Так, в Соединенных штатах, где карьеризм признан одной из главных гражданских добродетелей и одним из оснований мирового лидерства нации, расчетливые кузнецы своего счастья глубоко убеждены в том, что поступают не только разумно, но и правильно. Они с упоением придаются карьеризму в том числе и потому, что рассчитывают на моральные симпатии самой широкой аудитории.

А иначе как еще оценить этот ответ Элиа Казана своему коллеге, в очередной раз попрекнувшего его позорными показаниями комитету Маккарти: «Смотри, до этой истории я зарабатывал примерно 400 000 долларов в год на театральных постановках. Но Скурас (глава Twentieth Century Fox) сказал, что больше не даст снимать мне кино. Вот ты бы свои собственные деньги потратил бы? Впрочем, тебе легко говорить – а у меня все в акции вложено».

Снимок экрана 2014-11-01 в 17.00.34

Режиссер Элиа Казан.

Перевод Илья Будрайтскиса и Александры Новоженовой

Оригинал статьи можно прочитать здесь.

Кори Робин – американский публицист и политический теоретик. Обе его книги были изданы по-русски: «Страх: История политической идеи» ( Территория будущего; М., 2007) и «Реакционный дух: Консерватизм от Эдмунда Берка до Сары Пэйлин» (Издательство Института Гайдара; М., 2013).

]]>
http://openleft.ru/?feed=rss2&p=4546 0