Стасис Кувелакис — Открытая левая http://openleft.ru Один шаг действительного движения важнее целой дюжины программ (Маркс) Sun, 05 May 2024 01:33:44 +0000 ru-RU hourly 1 https://wordpress.org/?v=4.9.25 Кризис марксизма и трансформация капитализма http://openleft.ru/?p=5470 http://openleft.ru/?p=5470#respond Tue, 17 Feb 2015 08:47:57 +0000 http://openleft.ru/?p=5470 Трансформация денег в капитал. Хуго Геллерт.

Хуго Геллерт. Трансформация денег в капитал. «Капитал» в литографиях, 1934.

Предисловие к переводу

В тех случаях, когда видимость на горизонте ограничена, действительность является только как ставшая, как мертвая, и в ней мертвые — натуралисты и эмпирики — хоронят своих мертвецов. Но там, где горизонт прозрачен и видим насквозь, действительность является тем, чем она есть конкретно: переплетением путей диалектических процессов, происходящих в неготовом мире, в мире, который вообще оставался бы неизменным, не будь в нем заключено огромное будущее — внутренняя реальная возможность.

Эрнст Блох. Принцип надежды

Если бы этой книги не было, следовало бы немедленно приступить к ее созданию. Но она у нас есть и это чрезвычайно радует. 2001 год — французское издание, Dictionnaire Marx contemporain (Словарь современного марксизма), 2008 — английское, Critical companion to contemporary marxism (Критический обзор современного марксизма). 800 страниц, 40 глав, список литературы на 50 страницах, интернациональный коллектив авторов, состоящий из 32 человек, проект осуществлен под редакцией Жака Биде и Статиса Кувелакиса.

Эта книга — глобальный обзор тех важнейших событий, которые пережил марксизм после второй мировой войны. А это время от триумфа (когда едва ли не половина человечества жила в государствах, провозгласивших марксизм своей идеологией, а в других государствах компартии насчитывали миллионы членов) до краха, когда в 90-х годах произошло то, что один из участников событий назвал «паническим отступлением».

Каждая из 40 глав написана на мой взгляд идеально: сжато, но не скороговоркой, в каждой дан исторический обзор, перечень существующих проблем, возможные пути решения, основные авторы, ссылки на их работы. Каждая из глав дает практически исчерпывающее общее представление о вопросе, который в ней излагается. А темы затрагиваются важнейшие, перечислю только некоторые: очерки послевоенный истории марксизма в Италии, Франции, Великобритании, современной состояние марксистской экономической мысли и отдельная глава про теории рыночного социализма, постколониальные исследования и марксизм, современное состояние теории классов, новые прочтения «Капитала», отдельные главы про вклад марксистской мысли в такие темы как государство, международные отношения, теория языка, критика расизма. Плюс 15 глав, посвященных главным теоретикам марксизма в описываемый период.

Снимок экрана 2015-02-17 в 12.35.37

Хуго Геллерт. Портрет Маркса. Капитал в литографиях, 1934.

У любого читателя, идентифицирующего себя с марксизмом, чтение этой книги не может не вызвать сильных ощущений. Отмечу два крайних полюса. Невозможно без содрогания читать обзор истории марксизма во Франции и Италии (Глава 3, «От конца марксизма-ленинизма к тысяче марксизмов — Франция-Италия, 1975-2005»), где описывается как целые школы во главе с признанными лидерами отрекались от Маркса и каялись в «грехах». С другой стороны, глава о современном состоянии экономической теории (Глава 5, «Старые теории и новый капитализм: актуальность марксистской экономики») написана весьма оптимистично, что касается нынешнего состояния и перспектив.

Трудно говорить об «общих выводах» такой большой и разнообразной книги. Выделю только два, касающиеся наиболее близкой мне темы — философии марксизма. 1. После чтения разных глав книги становится ясно, что тремя столпами западной философии марксизма в 20 веке являются Дьердь Лукач, Эрнст Блох, Луи Альтюссер, они (теперь, на исторической дистанции) выглядят заметно крупнее остальных. 2. После конца Восточного блока и его типа ортодоксии в теории, потеряло смысл противопоставлять этой ортодоксии различные «ереси». Картина теперь НЕ выглядит так: некое «главное течение» (каким бы оно ни было) и множество периферийных. Все течения имеют сегодня равное значение. Андрэ Тосель называет это — «тысяча марксизмов».

Если и есть у этой книги «недостатки», то это ограниченность ареалом «западного марксизма» (хотя в различных главах их авторы выходят далеко за эти пределы). Но — «определиться значит ограничиться». И создание книги о «восточном марксизме» это, конечно, наше дело.

Для перевода я выбрал принципиальную общетеоретическую главу о том, что такое «кризис марксизма», почему и когда он случается, каковы его функции в истории и структуре марксизма. Нет нужды объяснять, насколько именно сегодня для нас важной является эта проблематика.

Владислав Софронов
Целиком книга доступна для скачивания по ссылке.


Статис Кувелакис. Кризис марксизма и трансформация капитализма.

Чтобы ясно понять изменения, случившиеся с идеями, нужно принять во внимание изменения, которые претерпел сам капитализм.

G. Sorel. La decomposition du Marxisme, P., 1908

Снимок экрана 2015-02-17 в 11.47.26

Хуго Геллерт. Природа товарного фетишизма. Капитал в литографиях, 1934.

Среди причин того, почему марксизм — это странный, даже способный привести в замешательство, интеллектуальный предмет, не последнее место занимают периодически происходящие с ним «кризисы». Однако термин «кризис» используется слишком часто, так что требует предварительного обсуждения. Ниже выражение «кризис марксизма» должно пониматься исключительно в «субъективном» смысле — то есть противоположно тому, в котором рассуждают, например, об экономическом кризисе. Следовательно, о «кризисе марксизма» можно говорить только как об уникальном моменте, когда в истории идей происходит нечто необычное (кто-нибудь слышал, чтобы платоники заявляли о «кризисе платонизма» или кантианцы о «кризисе кантианства»?). Отсюда следует, что те, кто считают себя «марксистами», признают — они проживают свое отношение к этому теоретическому объекту в форме «кризиса». Другими словами, «кризис марксизма» — это такие обстоятельства, когда утверждение «марксизм сейчас находится в кризисе» является прежде всего внутренним, когда это утверждение обозначает то, как «марксисты» описывают свое отношение к определяемому объекту. Из этого автореферентного определения вытекает несколько следствий, которые не столь тавтологичны. Прежде всего — «кризис марксизма» это определенно не то же самое, что «смерть марксизма», о которой периодически заявляют с внешней и, в общем и целом, открыто полемической точки зрения. Эта последняя относится к совсем другой логике, иначе говоря, к «призрачному» измерению присутствия марксизма в истории. Такие обряды экзорцизма свидетельствуют в основном о том, что подобно мертвецу, боящемуся не найти покоя, марксизм никогда не перестает присутствовать в нашем настоящем (как еще можно объяснить навязчивое повторение, стоящее за этим ритуалом приговаривания к смерти?). Они также говорят о том, что после каждой «смерти» марксизма неизменно следует его «возвращение» в случае изменения обстоятельств — одному из таких возвращений мы несомненно и являемся сегодня свидетелями. В определенном смысле, марксизм избегает призрачного повторения смерти и воскрешения только посредством кризиса и это придает ему несколько смущающее сходство с психоанализом и «естественными» науками (ср. с «кризисом в физике» в начале ХХ века, совпавшим, кстати говоря, с первым кризисом в марксизме) . Является ли это только формальной аналогией? Может оказаться, что нет, поскольку — подобно естественным наукам и психоанализу — марксизм следует понимать как единство теории и практики, отмеченное радикальной историчностью, а не как доктрину, созданную sub specie aeternitatisp[ref]С точки зрения вечности (фр.) – Прим. пер.[/ref] . Иными словами, он осознает себя как результат определенного положения дел. В данной связи, «кризис» это такой момент, когда внутренние противоречия теоретико-практического комплекса, вызывая «полемику«, свидетельствующую о столкновении противоречащих друг другу утверждений, проявляются во всей очевидности и ставят вопрос о коренной перестройке теоретико-практической конфигурации. Сегодня — и здесь сходство с естественными науками заканчивается — было бы полным заблуждением полагать, что «кризис марксизма» это просто переходный момент, разделяющий два более или менее стабильных состояния теории/практики — неважно, будем ли мы понимать такой переход в духе смены парадигм, опирающихся на консенсус в научном сообществе («научная революция» Куна); или как пересечение внутреннего порога научности благодаря повторяющимся «эпистемиологическим разрывам» (французская традиция Башляра и Кагийема). И вот почему — марксизм конститутивно, начиная с самого Маркса, с внутренними противоречиями, пределами и незаконченностью его oeuvre есть кризисная теория. Это следствие ударной взрывной волны учреждающего события модерной эпохи (Французская революция и ее последствия) и одновременно реакция на него, волны, проявившейся в сфере теории и культуры. Являясь отражением исходного кризиса буржуазного общества и формирующегося капитализма, указывая на полное соответствие данных процессов актуальности непрерывной революционизации [капитализма], марксизм несет на себе печать этого кризиса — неоднородность своей теоретически-практической конфигурации.

Хуго Геллерт. Тайна товарного фетишизма. "Капитал" в литографиях, 1934.

Тайна товарного фетишизма.

Полностью принимая императив «научности« (без которого немыслим никакой подлинный марксизм, даже яростно отрицающий «позитивизм»), он понимает научность совершенно оригинальным образом (в этом смысле с ним может сравниться только психоанализ, как проницательно заметил Альтюссер ), поскольку в конечном счете он имеет дело с внутренне антогонистическим полем, с борьбой тенденций — борьбой, которая сосредоточена в себе самой, борьбой, ведущейся посредством механизма смещения демаркационных линий, с ее способностью к переформулированию проблем, к новому пониманию историчности и плотодтворности теории. Марксистский теоретико-практический комплекс может утвердить себя исключительно как носитель имманентного капиталистическому порядку «духа разрыва» (Сорель), поскольку он (ре)конституирует себя как «разделяющая наука» , неотвратимо делящаяся на множество тенденций, управляемых отношениями взаимозависимости, принимающей форму конфронтации. Кризис «конца века»? Несмотря на свой абстрактный характер, данное короткое напоминание о конститутивном измерении кризиса марксизма является необходимым, чтобы поместить положение вещей, свойственное текущему кризису, в историческую перспективу. Это прежде всего касается двух кризисов, которые, будучи разделены периодом около 100 лет (конец 19 века — начало 20-го), определяют исторический цикл марксизма, цикл, чье воздействие все еще сохраняется. В обоих случаях при сравнении текстов, в которых впервые зашла речь об этих кризисах (Масарика и Бернштейна о кризисе XIX века, Альтюссера — века XX), немедленно обращает на себя внимание повторение того, что кажется симптоматикой, свойственной процессам, названным кризисом марксизма.

Труд и капитал.

Хуго Геллерт.Труд и капитал. «Капитал в литографиях», 1934.

Мы видим там те же вводные размышления о кризисе конкретных форм пролетарской политики (шизофрения германской социал-демократии, разрывающейся между фактически реформистской практикой и немощным революционным дискурсом; кризис рабочего движения, пострадавшего в долгосрочной перспективе от последствий воплощения революций 20 века в форме государств). То же беспокойство при столкновении с незаконченностью и внутренне противоречивым характером oeuvre[ref]Трудов (фр.) – Прим. пер.[/ref] Маркса, причем даже в краеугольном камне теории — magnus opus[ref]Главное произведение (лат.) — Прим. пер[/ref], «Капитале». То же сомнение в актуальности революции, особенно в отношении ее субъективных условий (исторической миссии, которой наделен пролетариат) . И тот же протест против приоритета, приписываемого историческим материализмом «экономике», а также против «детерминистского» и «фаталистического» видения социальной динамики. И то же провозглашение освежающего воздействия и креативного потенциала кризиса для самого марксизма. Этот последний пункт стоит подчеркнуть особо, по причине того, как настаивают на нем авторы, которых врядли можно заподозрить в проявлении какого бы то ни было стремления к ортодоксальности. Так, в тот самый момент, когда он объявляет себя «полностью осознающим свои расхождения по нескольким важным вопросам с идеями, которые можно найти в теории… Маркса и Энгельса» , Бернштейн определяет свой подход как «ревизию в рамках марксизма« и даже как вклад в него как в «теорию современного общества» . Требуя не смешивать «ревизионизм« — понятие, с которым он отождествлялся — с намерением «вытеснить Маркса» , он видел свою цель в возрождении «критического духа«, вдохновителем которого был Кант , и в разрыве с «схоластикой« и «ортодоксией« , для чего нужно посредством соответствующего обновления избавиться от «недоработок« и «остатков утопизма« , отягощающих теорию, созданную Марксом. Вслед за ним и Сорель, который тепло приветствовал критику Бернштейном ортодоксии Энгельса и Каутского, и даже говорил о ней, как об «обновлении марксизма« и «возвращении к марксистскому духу» , считал «кризис« и «проблематизацию марксизма» — «большим достижением» , началом периода секуляризации доктрины . К большому неудовольствию своего находившегося по другую сторону Альп друга и собеседника, Лабриолы, он продолжал размахивать этими терминами . «Очистив от всего, что не является в точном смысле слова марксизмом» , эта «другая» секуляризирующая проблематизация позволит марксизму снова стать адекватным практике пролетарской самоорганизации, получившей свое конкретное воплощение в революционном синдикализме. Даже Масарик, типичный позитивист с неопределенными «прогрессивными« и социалистическими симпатиями, завершал статью, положившую начало публичным дебатам о «кризисе марксизма», выводом о начале возможного возрождения, если не марксизма, то по крайней мере социализма, который «обречен» на возрождение именно по причине продолжения существования капитализма и его последствий . Когда Альтюссер в конце 70-х объявил о том, что марксизм входит в полосу кризиса и полагал, что у такого перформативного утверждения есть освободительный аспект, он, как мы видим, не был первым на этом пути, вопреки тому, что сам, по-видимому, думал . Эта амнезия, которая не должна удивлять у автора, никогда не придававшего особого значения чему-либо за пределами своего в высшей степени избирательного и галлоцентричного чтения Маркса, сопровождается, однако, упущением иного порядка. Альтюссер «официально объявляет» о кризисе марксизма фактически без единого упоминания о том, что является интеллектуальным Другим марксизма — о капитализме. Мы видим только беглое указание на «парадокс» различных путей, которыми идут компартии в условиях «беспрецедентного накала борьбы… ведущейся рабочим классом и простыми людьми», вкупе с упоминанием «самого серьезного кризиса из всех, которые знал империализм». А затем следует переход к серьезным материям: к «теоретическому кризису в рамках марксизма».

Снимок экрана 2015-02-17 в 11.57.56

Хуго Геллерт. Процесс производства прибавочной стоимости. 1934.

 

Предлагаемая реконструкция данного кризиса выглядит несколько странно, поскольку, «начавшись в 1930-х«, кризис прошел совершенно незамеченным автором книги «За Маркса». Альтюссер, верный своим привычкам, хранит молчание о других диагнозах «кризиса марксизма«, появившихся в тот период (Корша, заговорившего о нем по крайней мере в 1931 году, и Анри Лефевра — в 1958-м) . Более того, после нескольких замечаний о последствиях сталинизма, столь же схематичных, сколь и банальных, в тексте долго обсуждается «открытие«, сделанное, по-видимому, Альтюссером в этот момент: существование «лакун» и даже «загадок» в трудах Маркса (порядок изложения в «Капитале«, проблемы государства и организаций рабочего класса). Альтюссер, однако, посвятил этим вопросам один единственный незаконченный текст, опубликованный посмертно . Но в любом случае во всех этих текстах капитализм остается проблемой, которая полностью и упорно обходится вниманием. А что касается упоминаний о «борьбе масс», рассыпанных повсюду, они являются не более чем ритуальными формулами, нежели анализом той или иной конкретной ситуации или практики (или в лучшем случае только наброском такого анализа).
Контраст с кризисом 19 века в этом отношении действительно поражает. Беглого взгляда на вводные тексты достаточно, чтобы обратить внимание как ясно Бернштейн, Сорель или Люксембург понимают сверхдетерминированность кризиса марксизма экстратеоретическими факторами (несмотря на разные выводы, к которым они приходят). Иначе говоря, если речь заходит о кризисе политики, связанной с именем Маркса, то в центре обсуждения оказывается прежде всего рабочее движение, его условия постоянно и в высшей степени систематично прослеживаются здесь. Другими словами, прослеживается связь с фундаментальной трансформацией капитализма в конце века, произошедшей под влиянием, с одной стороны, борьбы рабочего класса, а с другой — возобновления цикла накопления, а так же расширения избирательных прав, перехода к «монополистической» стадии после кризиса 1890-1895 годов, империалистической экспансии, изменения роли государства и т. д.

Снимок экрана 2015-02-17 в 11.55.36

Хуго Геллерт. «Капитал» в литографиях, 1934.

 

Такое понимание «абсолютного» характера кризиса, как момента, когда противоречия теории и форм ее субъективного существования накладываются на изменяющуюся реальность ее объекта, не в последнюю очередь связано с экстраординарной продуктивностью, проявившейся в ходе того «исходного кризиса« марксизма. Он продемонстрировал явственную способность к переформулированию и реорганизации вопросов, в связи с которыми теоретико-практический комплекс марксизма создавался; а именно — интерпретация «экономических« трансформаций системы (дебаты о «крахе капитализма« и новых типах накопления); вопросы стратегии (роль парламента и массовых забастовок, профсоюзов и кооперативов); теория организаций рабочего класса (отношения партии и класса, место профсоюзов); и наконец, «имперских» реалий новой стадии капитализма (милитаризм, колониальная экспансия, национальный вопрос). Если верно замечание Жерара Бенссусана, что начало первой мировой войны и последовавшая за этим катастрофа рабочего движения показали «объективные пределы« любой «оптимистической и продуктивной« интерпретации кризиса , представление о том, что именно в ходе текущего кризиса подготавливаются основания (materials), делающие возможным «обращение» катастрофы в революционное наступление , выглядит не менее оправданным. Конец эры кризиса? В свете сравнения не будет преувеличением перевернуть обычную схему восприятия современной истории. Не кризис конца ХIX века обладал «вагнерианскими обертонами fin-de-siècle»[ref]Конца века (фр.) – Прим. пер.[/ref], а кризис конца ХХ века, который стал провозвестником сокрушительного поражения угнетенных и запустил «процесс дис-эмансипации« поистине эпохального масштаба. Если перформативность альтюссеровского текста доказала свою правомерность, то именно благодаря данному факту. Вовсе не будучи ограничен рамками «регионального кризиса романского марксизма» (как считали его первые оптимистические комментаторы), тесно связанный со спадом в массовых коммунистических партиях и неудачей Еврокоммунизма , «разрыв» в истории движения рабочего класса (о котором заговорили в европейском контексте 1977 года) стал знаком общего изменения ситуации. И в данном случае неважно, что в свете современной топографии марксизма данный процесс оказался неравномерным, выявив новые зоны влияния [марксизма], сосредоточившиеся в англофонном мире. Дело еще и в том, что хотя Альтюссер первым заговорил о кризисе, он также затруднил его развертывание и результативность, вследствие узкого, теоретистского видения его глубинных причин, отсутствия исторического осмысления как на уровне марксистской теории, так и на уровне движения рабочего класса. Не в последнюю очередь это связано с «поверхностностью« как характерной чертой постмодернистского сознания, согласно Фрэдрику Джеймисону и даже с настроением «пафоса» — тем самым феноменом, за который (по хорошо известному механизму «проективного смещения«) Альтюссер критиковал «Тюремные тетради» Грамши и даже Ленина в том же самом тексте.

Снимок экрана 2015-02-17 в 12.00.28

Рабочий в плену фабрики. Хуго Геллерт. «Капитал» в литографиях, 1934.

 

Все это, передавая собой картину замешательства непосредственно в ситуации поражения, приобрело свое особое значение в форме «подлинного debandade»[ref]Панического отступления (фр.) – Прим. пер.[/ref], с его чередой покаяний, актов отчаяния, ничем не сдерживаемых нигилистических страстей, в которых выразилось отступление марксизма в романском мире, особенно во Франции. Но верно и то, что — как показывает его переписка данного периода — Альтюссер сознавал пределы своих возможностей и, с другой стороны, те требования, которые кризис уже поставил в повестку дня. Говоря о времени, когда необходимо обладать «конкретными знаниями, чтобы говорить о таких вещах как государство, организации, «социалистические» страны», он признавался: Я не обладаю этими знаниями и было бы необходимо, подобно Марксу в 1852 году, «начать с самого начала». Но — слишком поздно, учитывая мой возраст, усталость, упадок сил, а кроме того одиночество». Чтобы осознать дистанцию, отделяющую нас сегодня от той ситуации, возможно следует задаться вопросом: где мы находимся в отношении к этому одиночеству? Звучит ли его эхо в тишине и пустоте? Или оно открыто в другое одиночество — которое Альтюссер тоже имел в виду — плодотворное, осовобождающее одиночество, сходное с одиночеством, например, Макиавелли? Не претендуя на окончательный ответ, мои размышления по крайней мере стремятся придать некоторую последовательность альтернативной формулировке вопроса. В сущности, «кризис марксизма» уже позади, что ни в коей мере не означает, что марксисты могут облегченно вздохнуть. В высшей степени «открытое» время, в котором мы живем, не исключает возможности новых поражений, чреватых полным распадом, но оно готовит по крайней мере некоторые из условий, необходимых для новой «встречи» марксизма и практики масс и, кроме того, для всеобъемлющей радикальной теоретической реконструкции.

Труд и фабрика.

Труд и фабрика. Хуго Геллерт. «Капитал» в литографиях, 1934.

Подобно дате его инаугурационного акта (Венеция, 1977), дату окончания последнего кризиса марксизма можно назвать точно. Начался он 12 годами позже, почти день в день, в Берлине, и закончился в 1991 году в Москве, с крахом СССР. Финальный акт капиталистической перестройки осуществлялся с середины 1970-х под знаком неолиберализма. Конец государств, отождествлявшихся с марксизмом и социализмом, положил конец и условиям кризиса марксизма, причем в двух отношениях, которые удобно обозначить как «субъективные» и «объективные». В субъективном аспекте конец государств, возникших после революций ХХ века, нанес coup de grace[ref]Букв. «удар из сострадания» (фр.), последний, смертельный удар (которым добивают умирающего из жалости) – Прим. пер.[/ref] организациям рабочего класса и массовым движениям, связанным с ними (даже тем массовым движениям, которые были критически или открыто оппозиционно настроенны к движению рабочего класса). Вместе со сталинизмом и его наследниками заодно исчезли и разные «анти-сталинизмы». На самом деле, ударная волна 1989-1991 годов затронула все движение рабочего класса в целом, включая социал-демократию, вкупе с большими частями коммунистических партий, реагировавших на устранение «коммунистического» препятствия путем отказа от того, что составляло основу их идентичности и объединявшихся вокруг руководства новой формации, преимущественно в его империалистическом измерении. Продолжение существования коммунистических партий, или партий, возникших непосредственно на их основе, заметное прежде всего в странах «периферии», не должно вводить в заблуждение.

Снимок экрана 2015-02-17 в 12.00.40

Хуго Геллерт. «Капитал» в литографиях, 1934.

 

«Международное коммунистическое движение» ныне бесповоротно принадлежит прошлому, и само это продолжающееся существование, даже если оно имеет форму самой явной ностальгии, объясняется не столько остатками прошлого, сколько в гораздо большей степени результатом новых социополитических реалий (или реакцией на них), реалий, возникших в ходе трансформации капитализма в мировом масштабе. В таких условиях вряд ли стоит удивляться исчезновению любой «ортодоксии», а также сопутствующей ей какой-либо «ереси», «гетеродоксии», учитывая, что данные понятия очевидно предполагают друг друга. В этом состоит определяющее отличие от предыдущих кризисов марксизма, когда на повестке дня прежде всего стояло одновременное переопределение понятий «ортодоксия» и «ревизионизм». Оба они опирались на общие реалии марксизма, который был идеологической и доктринальной отправной точкой для массовых организаций и государственный структур. Такое положение — вовсе не повод для радости, поскольку представляется, что оно свидетельствует об обрыве любых связей между марксизмом и организованными формами коллективной практики, без того, чтобы их будущее казалось как-либо обеспеченным в существующих публичных институциях, особенно в системе высшего образования . Однако — и это обратная сторона всякого «вакуума» — такая ситуация оставляет нерешенным вопрос о встрече «реконструированного» марксизма и новых форм освободительной борьбы, которые в рамках неолиберального капитализма существуют совершенно очевидно. С этим одновременным коллапсом ортодоксии и ересей связана и еще одна поразительная черта текущего «выхода из кризиса»: отсутствие осмысленных дискуссий в пространстве, продолжающем мыслить себя в координатах марксизма (за одним исключением, о котором речь пойдет ниже). Все выглядит так, как если бы «тысяча марксизмов», о которой уважительно говорит Андрэ Тосель , сосуществовали в мирном соположении, в котором необходимость порождать противоречия кажется странным образом отсутствующей. Поскольку марксизм есть «разделяющая наука«, и кризис в полной мере подтвердил такой его статус, это ясно свидетельствует об изменении огромного значения, с неоднозначными и противоречивыми последствиями. Среди них конечно первое — это ослабление, потому что именно в борьбе между различными направлениями марксизм обретает сами свои принципы, стройность теории, единственный источник легитимации. Это объясняет, кроме того, почему умиротворение теоретического поля, о котором идет речь, строго соответствует его предельной фрагментации.

Снимок экрана 2015-02-17 в 11.55.10

Хуго Геллерт. «Капитал» в литографиях, 1934.

 

С другой стороны, если согласиться с гипотезой о конце исторического цикла, то исчерпал себя тип конфликтности предшествующего периода и именно по причине его конститутивной функции. Тогда мы можем оказаться свидетелями своего рода конца «кризисной формы» марксизма, неотделимого от конца конкретной «партийной формы». В таком случае, формирующийся сегодня тренд можно рассматривать как медленное восстановление «с нуля» теоретической проблематики не просто в условиях поражения — вся история марксизма, начиная с самого Маркса, проходила под знаком поражения — но через изменение самого статуса марксизма как теоретико-практического комплекса. Ситуация сегодня — эта ситуация предельного разрыва между группами активистов, «прагматически« приспосабливающихся к фрагментированной практике, и теорией, окопавшейся на некоторых академических островках, где она стремится убедить людей, что социальные трансформации означают нечто иное, чем, например, хабермасовские коммуникативные действия или роулзовские принципы справедливости.

Кризис нового столетия

Развитие техники.

Развитие техники. Хуго Геллерт. «Капитал» в литографиях, 1934.

Более существенно однако то, что гипотеза конца исторического цикла «объективно» поддерживается трансформацией капитализма, которая, конечно, началась раньше 1989-1991 годов, но которой события тех лет придали необратимость. Подлинная сила ревизионизма Бернштейна, этого архетипа всех «пост-марксизмов» в следующие 100 лет, состоит не столько в «чисто« теоретической убедительности его аргументов, сколько в его чуткости к неизбежности изменений политики организаций рабочего класса, вызванных «пассивной революцией» капитализма, переживавшего империалистический период, прежде всего в ее двойном проявлении — в развившейся способности к социополитическому компромиссу в странах «центра» и в усилении колониального насилия, поддержанного военной экспансией, за пределами этого «центра», на периферии. Бернштейн тем самым решился отмести два важнейших принципа теории и практики рабочего класса в 19 веке. Первым был экономический катастрофизм, который оправдывал квиетизм ортодоксии и который экономический рост, последовавший за кризисом 1890-1895 годов, казалось должен был совершенно опровергнуть . Вторым — «бланкизм», кодовое имя для традиций бунта рабочего класса, которые по-прежнему были глубоко укоренены благодаря памяти о Коммуне, революциях 1848 года и, возможно, в наибольшей степени , благодаря памяти о Великой революции и 1793 годе.

Безработные. Закон накопления капитала.

Безработные. Закон накопления капитала. Хуго Геллерт. «Капитал» в литографиях, 1934.

Бернштейн опирался исключительно на факторы, вытекавшие из нового равновесия системы, к которому привело ее расширенное воспроизводство и ряд завоеваний трудящихся. Среди этих факторов — рост демократизации (который он полагал необратимым), вызванный расширением избирательного права в некоторых европейских странах и отменой законов против социалистов в Германии; сила быстро увеличившегося числа кооперативов и профсоюзов; рост «средних классов»; увеличение сложности социальной структуры (особенно растущая неоднородность пролетариата); и, наконец, самый прозаический, но критически важный элемент умиротворения, на который делали ставку власть предержащие — поддержка движением рабочего класса политики колониальной экспансии и защиты «национальных интересов« . Нет необходимости указывать на то, насколько — в отличие от этой открыто наступательной и способной к развитию позиции [Бернштейна] — слабым кажется ответ ортодоксии, прозвучавший — под знаком «Маркса… против Маркса» — со стороны душеприказчика Энгельса, человека, обладавшего величайшей независимостью ума и безусловной интеллектуальной честностью, — Каутского, но, на первых порах, и Люксембург (с важным отличием позиции, — решительно важным, конечно, — по вопросу о милитаризме и колониализме). Более того, восприятие первого кризиса марксизма в романском мире (Сорель, Лабриола) веско подтверждает это. В данной связи, «пост-марксизм», созданный в ходе последнего кризиса марксизма, и нашедший свою библию в работе Шанталь Муфф и Эрнесто Лаклау есть «бернштейнианство для бедных»; другими словами, это ревизионизм, который не осознает себя, а так же ошибается как насчет своей новизны, так и насчет своего объекта. Результаты «дискуссии«, которую он инициировал (единственное исключение из тенденции к умиротворению марксистского поля ) оказались достаточно скудными, как с точки зрения теоретической продуктивности, так и в отношении связи теории и практики. По одну сторону — уточнение языка, связанного с «гегемонией», «множественностью субъективных позиций» и «радикальной, плюралистической демократией», не может скрыть все более явный призыв к либеральному здравому смыслу и к фрагментации социальных практик, безжалостно проверямых на прочность наступлением капитализма. По другую сторону — установка на подтверждение преданности основам теории, хотя часто и правомерная, и иногда сопровождавшаяся ностальгией по возвращению к некоему мифическому «классическому марксизму», доказала свою неадекватность, столкнувшись с реалиями новой «пассивной революции» капитализма и также оторванна от коллективной практики, как установка, защищаемая «неоревизионистами«. Так что последний по времени эпизод в цикле кризисов марксизма закончился скорее с разочарующеми итогами. Тем временем капиталистическая реконструкция шла своим чередом.

В. И. Ленин и пролетариат. Хуго Геллерт. «Капитал» в литографиях, 1934.

Крах «социалистических» государств открыл огромные пространства для ее экспансии «вовне». Отказ от социального компромисса кейнсианского периода обеспечил не менее значительные «внутренние« зоны для ее проникновения. Рабочий класс во всем мире переживает опыт травматической ре-пролетаризации. Национальные государства стремятся перестроить свои формы вмешательства так, чтобы наилучшим способом удовлетворять новым требованиям накопления [капитала], а в это время устанавливается новый империалистический порядок, теперь не имеющий противовеса в виде обществ другого типа. При столкновении с этой реальностью, внятно подтвердившего диалектику континуальности и дисконтинуальности, характерную для капитализма, возникает вопрос: означает ли это, что начинает подтверждаться тезис Фредрика Джеймисона, согласно которому «капитализм эпохи постмодернизма неизбежно вызовет к жизни в противовес себе марксизм эпохи постмодернизма»? Многие факты наводят на мысль, что это действительно так. Безымянная в момент своего триумфа, упорно прятавшаяся под маской понятия «рыночная экономика«, система все чаще называется ее подлинным именем. Немногие сегодня подвергают сомнению правомерность применения понятия «капитализм« к реальности, распространяющейся на всю планету, и к кричащим противоречиям, которые она несет в себе. Не случайно, что именно в этих условиях марксизм движется в сторону «когнитивного картографирования», к которому призывал Джеймисон, когда формулировал свою гипотезу о постмодернизме как культурной логике позднего капитализма . Будь то недавние работы о текущем кризисе капитализма, изучаемого в исторической среднесрочной durée [ref]Длительности (фр.) – Прим. пер.[/ref], как в исследованиях Роберта Бреннера, Жерара Дюмениля и Доминик Леви; или «историко-географический материализм» Дэвида Харви; или предложенная Бенедиктом Андерсоном интерпретация феномена национального; или изучение постмодернизма как «культурной логики позднего капитализма», начатое Джеймисоном , — марксизм безусловно продемонстрировал способность мыслить настоящее, которое — хотя и не гарантирует будущего, — дает наилучшее опровержение предсказаниям краха и смерти. И еще кое-что: обозначение системы ее [подлинным] именем является на самом деле и условием и знаком, указывающим, что — субъективно говоря — нечто другое стало возможным. Требуя, конечно, необходимой работы самокритики, поражение, тем не менее, начинает преодолеваться. Возобновление социальной борьбы во всем мире, ставшее очевидным с середины 1990-х (от Кореи до Чьяпаса), в том числе декабрьское движение 1995 года во Франции, левый поворот в Латинской Америке, разворачивание «антиглобалистской» мобилизации после событий в Сиэтле, неопровержимо свидетельствуют о том, что новый капиталистический порядок, созданный при неолиберальной гегемонии, начал переживать необратимый кризис.

Grapus. Плакат

Grapus. «Праздник молодежи». Плакат для Молодежного коммунистического движения Франции, 1976.

Нет сомнений, что будущее марксизма, который всегда платил дорогую цену за свой статус кризисной теории par excellence[ref]По преимуществу, преимущественно (фр.) – Прим. пер.[/ref], будет определяться здесь, в терпеливом воссоздании предпосылок коллективной борьбы за освобождение.


 

Литература

Ленин В. 1969 [1909] Материализ и эмпириокритицизм. Критические заметки об одной реакционной философии. М.
П. Андерсон 1991 [1976]. Размышления о западном марксизме. М. http://scepsis.ru/library/id_1818.html

Althusser, Louis 1979 [1977], ‘The Crisis of Marxism’, trans. Grahame Lock, in Il Manifesto, Power and Opposition in Post-Revolutionary Societies, London: Ink Links.
Althusser, Louis 1991 [1977], ‘On Marx and Freud’, translated by Warren Montag, Rethinking Marxism, 4, 1: 17–30.
Althusser, Louis 1994a, Écrits philosophiques et politiques. Tome I, Paris: Stock/IMEC.
Althusser, Louis 1994b, ‘Marx dans ses limites’, in Althusser 1994a.
Althusser, Louis 1999a [1995], Machiavelli and Us, translated by Gregory Elliott, London: Verso.
Althusser, Louis 1999b [1988], ‘Machiavelli’s Solitude’, in Althusser 1999a.
Anderson, Perry 1983, In the Tracks of Historical Materialism, London: Verso.
Balibar, Etienne 1991, Écrits pour Althusser, Paris: La Decouverte.
Balibar, Etienne 1995 [1993], The Philosophy of Marx, translated by Chris Turner, London: Verso.
Bensussan, Gerard 1985, ‘Crises du marxisme’, in Labica & Bensussan (eds.) 1985.
Bernstein, Eduard 1961 [1899], Evolutionary Socialism, translated by Edith Harvey, New York: Schocken Books.
Besnier, Bertrand 1976, ‘Conrad Schmidt et les debuts de la litterature economique marxiste’, in Histoire du marxisme contemporain 1976.
Bidet, Jacques 1988, ‘Sur l’epistemologie du jeune Croce. A propos du debat Labriola/ Croce sur la valeur, 1896–1899’, in Labriola d’un siècle à l’autre, edited by Georges Labica and Jacques Texier, Paris: Meridiens-Klincksieck.
Callinicos, Alex 1989, Against Postmodernism, Cambridge: Polity.
Geras, Norman 1990, Discourses of Extremity: Radical Ethics and Post-Marxist Extravagances, London: Verso.
Gustafsson, Bo 1976, ‘Capitalisme et socialisme dans la pensee de Bernstein’, in Histoire du marxisme contemporain 1976.
Hobsbawm, Eric J. 1990, Echoes of the Marseillaise: Two Centuries Look Back on the French Revolution, London: Verso.
Jameson, Fredric 1991, Postmodernism, or the Cultural Logic of Late Capitalism, London: Verso.
Jameson, Fredric 1993, ‘Actually Existing Marxism’, Polygraph, 6–7: 170–95.
Korsch, Karl 1973 [1931], ‘Crise du marxisme’, in L’Anti-Kautsky, ou la conception matérialiste de l’histoire, Paris: Champ Libre.
Kouvelakis, Eustache 1996, ‘Le postfordisme, une lecture a` partir de Gramsci et Foucault’, in L’ordre capitaliste, Paris: Presses Universitaires de France.
Kouvelakis, Eustache 2000, ‘D’un congre`s a l’autre: Marx fin de sie`cle’, in Marx 2000, Paris: Presses Universitaires de France.
Labriola, Antonio 1934 [1899], Socialism and Philosophy, translated by Ernest Untermann, Chicago: Charles H. Kerr.
Labriola, Antonio 1966 [1896], Essays on the Materialistic Conception of History, translated by Charles Kerr, New York: Monthly Review Press.
Labriola, Antonio 1970 [1902], Essais sur la conception matérialiste de l’histoire, Paris: Gordon & Breach.
Laclau, Ernesto & Chantal Mouffe 1985, Hegemony and Socialist Strategy, London: Verso.
Lecourt, Dominique 1973, Une crise et son enjeu. Essai sur la position de Lénine en philosophie, Paris: Maspero.
Lefebvre, Henri 1989 [1959], La Somme et le reste, Paris: Meridiens-Klincksieck.
Lidtke, Vernon L. 1976, ‘Bernstein et les premises theoriques du socialisme’, in Histoire du marxisme contemporain 1976.
Luxemburg, Rosa 1970 [1899], ‘Reform or Revolution’, in Rosa Luxemburg Speaks, edited by Mary-Alice Waters, New York: Pathfinder Press.
Masaryk, Tomas G. 1898, ‘La crise scientifique et philosophique du marxisme contemporain’, Revue Internationale de Sociologie, 6.
Sorel, Georges 1982, La Décomposition du marxisme, Paris: Presses Universitaires de France.
Tosel, Andre 1996, Études sur Marx (et Engels). Vers un communisme de la finitude, Paris: Kime.
Wood, Ellen M. 1998 [1986], The Retreat from Class: A New ‘True’ Socialism, London: Verso.

Перевод выполнен по изданию: Stathis Kouvelakis. The Crises of Marxism and the Transformation of Capitalism // Critical Companion to Contemporary Marxism. Edited by Jacques Bidet and Stathis Kouvelakis. Leiden-Boston, 2008 (Historical Materialism Book Series, Volume 16), pp. 23-38.

Перевод с английского – Владислав Софронов

]]>
http://openleft.ru/?feed=rss2&p=5470 0