Charlie Hebdo и свобода слова
Требование «защиты свободы слова» звучит по-разному во французском и в российском контексте.
Странная история со свободой слова. Строго говоря, она здесь вообще не при чем. Однако, возможно, именно поэтому французы вокруг нее и объединились сейчас.
У произошедшего 7 января есть две стороны. Со стороны радикальных исламистов карикатуры — просто повод. Если бы их не было и самой газеты Charlie Hebdo бы не было, все равно были бы убийства, — исламисты все равно пытались бы поляризовать французское общество, добиваясь роста правых настроений, антимусульманских погромов и, соответственно, радикализации французских мусульман.
Со стороны Charlie Hebdo есть вопрос содержания (а не границ дозволенного). В дебате вокруг того, можно или нельзя поддерживать эту публикацию, не стоит вопрос о том, имела ли она право на существование — естественно, имела полное право. Вопрос в том, стоило ли заниматься вольтеровским «раздавите гадину» (вещь из 18 века) сегодня, в 21 веке. Часто приводится аргумент, что в Charlie издевались над всеми религиями одинаково. Да, но справедливость — не в равном отношении ко всем. Она, как мы знаем с Аристотеля, в принципе «равное — равным, неравное — неравным». Мусульмане — бедные, мигранты, угнетенные, заключенные французских тюрем. Мусульмане – меньшинство. Издеваться над ними — не то же самое, что издеваться над католиками. Издеваться над ними, причем воспроизводя расистские штампы, которые уже циркулируют в обществе, — значит содействовать расизму. В российском контексте: можно, конечно, одинаково смеяться над «офисным планктоном» и «чурками с рынка», но каков будет объективный эффект от такого «равного отношения» — понятно. Так что политически поддержать Charlie невозможно. Но к свободе слова как таковой этот содержательный вопрос не имеет отношения.
В целом получается, что свобода слова — это такой нулевой пункт дискуссии. Она не является предметом каких-то противоречий. Радикальных исламистов она не интересует, их интересует противостояние с «Западом» как онтологическим врагом, — а все остальные и так за нее. Тем не менее, именно вокруг свободы слова объединилась вся Франция. Я склоняюсь к тому, что само по себе это не хорошо и не плохо. Политически прогрессивными будут не просто выступления «за свободу слова». Прогрессивным будет противостояние правым и их циничной пропаганде, борьба с институционализированным расизмом (во Франции 60-70% заключенных – мусульмане, хотя доля мусульман в населении – всего 10-12%), борьба с империалистической политикой, которая провоцирует рост фундаментализма на Ближнем Востоке. Признаки такой прогрессивной повестки уже можно различить: так, ультраправый Национальный фронт не приглашен к участию в «Марше национального единства» в воскресенье 11 января.
Но это во Франции. В России реакция на Charlie Hebdo другая. Здесь пропутинские «охранители» вовсю злорадствуют над французами. «Консервативное» болото, затопившее российские СМИ на третьем сроке Путина и особенно в 2014 году, побулькивает на тему «сами виноваты», а Рамзан Кадыров требует от власти призвать к порядку «Эхо Москвы» — иначе «найдутся те, кто призовет Венедиктова к ответу» (во Франции уже нашлись, да).
И здесь же тысячей способов ограничивают свободу слова – от безумного «Закона о защите чувств верующих» с реальными уголовными сроками до волны интернет-блокировок. Поэтому в нашем, российском, контексте центральным вопросом становится именно защита свободы слова, против которой объединились репрессивная машина и пропагандистский аппарат. Мы должны противостоять многоликой реакции, в которой центральные российские газеты фактически примкнули к боевиками из «Аль-Кайеды» и ИГИЛ.
Илья Матвеев – исследователь, преподаватель.