Конец веселью
Наши реплики на отставку Капкова.
Александра Новоженова, историк искусства, художественный критик
Новый руководитель департамента культуры Александр Кибовский—председатель Московского отделения Российского военно-исторического общества. Председатель всего этого Российского военно-исторического общества целиком—вообще-то Владимир Мединский. Похоже, прошло время парадоксов, пришло время гармонии—культурная политика на уровне города Москвы больше не должна так сильно отличаться от федеральной. То есть, двоемирию—когда в одном мире гремят фестивали Казачьей песни, финансируемые в рамках федеральной программы по укреплению патриотизма, а в другом проходят мирные фестивали варенья, плодятся фуд-маркеты и распахивают сияющие двери Электротеатры– тихонько приходит конец.
Критиковать Капкова всегда было неблагодарным занятием, потому что любая такая критика считывалась как упрек в гедонизме—а что теперь, не есть тефтели, не танцевать, не пользоваться вай-фаем в библиотеках, не гулять в чистых парках, где звучит музыка и продается мороженное в вафельных рожках? А, может, вы из тех, кому больше нравятся грязные сортиры? А, может, вы хотите, чтобы вместо Гоголь-центра, проекта Платформа и Центра Документального Кино везде был один только Казачий хор (что, вполне вероятно, нам сейчас и светит)? Ну да, мир без удовольствий и с грязными сортирами—так и выглядит социализм. Но на самом деле нет. Капков был функцией определенного соотношения федеральной вертикали и жизни мегаполиса, которая до событий в Украине и наступления окончательного общественного делирия, требовала особого отношения. Капков не был про культуру как общественное самосознание и самоопределение, Капков был про производство нового типа культурного потребителя и про соотношение частных инвесторов и городских пространств и помещений. Это соотношение двигало культурный процесс, но это был скорее побочный эффект, а главным было усиление циркуляции городских потребителей по артериям города (отсюда велодорожки и круглосуточные троллейбусы по кольцу). Фундаментальных достижений у этой политики не было—были достижения косметические и проектные. Никакие инициативы, заточенные на долгосрочную аккумуляцию и развитие знания, ведущую к общественному прогрессу (так некоторые представляют себе задачи культурной политики) в рамках деятельности Капкова были технически невозможны—не из-за того, что сам Капков этого не хотел, а из-за того, что сама его роль заключалась в другом. Но приходится признать, что в рамках либеральной политики у культуры больше шансов, чем если она регулируется федеральными лоялистами строго в координатах, заданных программой по патриотическому воспитанию.
Капков был временным эффектом и одновременно функцией вертикального федерализма РФ, в котором многомиллионный город не решает ничего о себе сам, но одновременно слишком велик и требует особого отношения к своему капризному населению. Мы не выбирали ни Капкова, ни Собянина, но на время нам даровали доброго и эффективного чиновника, который снабжал нас всевозможными эксклюзивными бонусами, украшающими существование столичного жителя, хотя и заставляющими тратить его немного больше, чем он собирался, выходя из дома. Сейчас у федеральной власти другой взгляд на то, как мы должны проводить время—пришла пора затянуть духовные пояса: общественное мнение достигло такой степени единства, что для поддержания баланса не обязательно терпеть слишком необычные культурные инициативы. Но старые достижения паркового строительства не то, что исчезнут в один день. Вряд ли закроется все, что открылось—императив эффективности и самоокупаемости никуда не делся, просто его будут пытаться совместить с более идеологически выверенными содержаниями. И не факт, что больше никогда не появится новый Капков, а в Москве не наступит новая культурная оттепель. Проблема только в том, что мы на это никак не влияем.
Илья Будрайтскис, историк, публицист
Сегодня, в день отставки Сергея Капкова, всем более-менее понятно, что именно он изменил в Москве, и как после его ухода все может вновь изменится — и не в лучшую сторону. Но значение Капкова именно в том, что он никогда не был просто «эффективным менеджером», «человеком дела» или «новым типом чиновника» — он был воплощением идеологии, стоявшей за каждым из этих понятий. Не только за его публичными выступлениями, но и за действиями, неизменно присутствовало дидактическое утверждение: смотрите, как можно быть рациональным в иррациональной системе, как можно добиваться своего вопреки инерции. Капков был «бунтующим чиновником», претендовавшим на изменение положения вещей так же, как рок-звезды или дизайнеры 1960-х изменили западный мир. Тогда он действительно стал другим. Нет, он не стал более свободным или справедливым, но изменились его цвета и запахи. А что может диагностировать реальность вернее, чем собственные рецепторы? Капков пытался создать сообщество жителей, которые доверяют своим органам чувств больше, чем знаниям о собственной стране, новостям или жизненному опыту. Ты медленно проводишь рукой по гладкой поверхности, сидишь на мягкой траве в благоустроенном парке, жуешь свежую вкусную еду на фуд-маркете — вот перемены в жизни, которые можно почувствовать здесь и сейчас. Эмпиризм такого рода был визитной карточкой Капкова, и он больше всего любил хвастаться демобилизующим эффектом, который оказала на московский средний класс его деятельность. Сосуществование этой модели «мягкой власти» с общим брутально-консервативным курсом культурной политики на протяжении последних лет создавало странную, искаженную картину реальности. Сегодняшняя отставка и назначение на должность Капкова соратника Мединского по Военно-историческому обществу выглядит как возвращение всего на свои места. И тем, кто привык верить чувствам, снова придется обратиться к суждениям разума.
Подробности о биографии Кибовского можно узнать здесь.