Западный лицемер перед выбором
И еще немного о правде жизни, принципах и силе характера.
«К сожалению, вынуждена констатировать, что в дипломатический лексикон слово «лицемерие» вошло устойчиво и в нем остается», – заявила недавно представитель МИДа России Захарова, комментируя разногласия с Западом вокруг ситуации в Сирии. С этим трудно не согласиться. Если американские и европейские риторические атаки на российскую внешнюю политику в основном указывали на ее имперские амбиции и агрессивный «ревизионизм» на постсоветском пространстве, то Россия неизменно отвечала обвинением в использовании «двойных стандартов» и лицемерии.
Лицемерие стало не просто популярным политическим термином, но, фактически, одной из главных претензий России к Западу, не желающему признавать реальность «многополярного мира». Подразумевается, что декларируя верность гуманистическим идеалам и уважение к международному праву, Запад своей практической политикой постоянно их нарушает. Он лицемерит, говоря одно, но делая нечто противоположное. Обвинение в лицемерии, таким образом, поднимает на этическую высоту обвинителя – сам-то он честен, и во имя этой честности должен постоянно срывать маски с обманщика.
Такая позиция вполне согласуется со знаменитой максимой Ларошфуко: «Лицемерие – это дань уважения, которую порок платит добродетели». Порочность (эгоизм, жестокость, корысть и т.д.) составляет сущность, природу, которую лицемер пытается скрыть за добродетельными заявлениями. Его добродетельная демагогия выглядит искусственной, режет слух и лишь подчеркивает первичную порочность. Более того – лицемерие само по себе является пороком, а его постоянное использование добавляет цельности по-настоящему порочным натурам.
Однако насколько верно в отношении лицемерия это разделение истинной личины и притворной? Того, кем на самом деле является лицемер и кем он хочет казаться, прибегая к лицемерным приемам?
В своей книге «Жизнь ума» Ханна Арендт пишет о том, что человек, являя себя миру и взаимодействуя с другими, раскрывается на двух уровнях – самопроявления и самопрезентации. Первый, ситуативный, который роднит человека с любым другим живым существом, лишь показывает свойства и эмоции. Второй — самопрезентация – невозможен без рефлексивной умственной деятельности и основан на «активном и сознательном выборе предъявляемого образа». Иными словами, каждый осознанно создает образ, в котором его должны увидеть остальные.
Этот выстроенный при помощи ума проект, эта «поверхность» человека является его единственным устойчивым способом соотнесения себя с другими. Никакой другой “природы” личности, имеющей социальное или политическое значение, попросту не существует.
Таким образом, отличить притворство от истины можно, только обнаружив «неустойчивость первого и его невозможность длиться достаточно долго». Получается, что лицемер, который лицемерит всю свою жизнь и не проявляет себя по-другому – никакой не лицемер, а, напротив, честный и последовательный человек. Его честность – не что иное, как постоянство в собственной репрезентации, стремление «быть таким, каким хочешь казаться».
Обличение лицемера – это не обличение порока, но обличение непоследовательности в выборе между различными потенциальными возможностями поведения. Лицемер проявляет слабость характера, ему недостает сил определиться с тем, каким же он хочет явить себя миру. Обвинение в лицемерии не имеет ничего общего с этикой – так как само по себе не предлагает взамен иного образа, на который следует ориентироваться.
Критика лицемерия, так регулярно практикуемая российским МИДом, подразумевает, что настоящая саморепрезентация Запада, его основной характер – это порочная Realpolitik, в которой нет недопустимых средств для реализации постоянных интересов. А декларируемые принципы гуманизма, осуждающие применение недопустимых средств остальными, свидетельствуют лишь о нерешительности и мягкотелости. Обращаясь к Западу, Россия призывает его сделать смелый выбор между двумя типами поведения в пользу самого порочного. Западному лицемерию в Украине или Сирии противостоит не верность идеалам, но «сила характера» Кремля, берущая свое вопреки абстрактным принципам.
Значит ли это, что сама по себе критика лицемерия недопустима? Конечно нет. Но все зависит от того типа постоянства, который критик противопоставляет лицемерию.
Если Россия указывает на несоответствие слов и действий, предлагая разрешить сомнения лицемерного Запада в пользу порочной практики, то либералы безоговорочно провозглашают верность западным декларациям, постоянно придумывая разнообразные оправдания их несоответствию конкретным решениям.
Совсем другой пример дает позиция гражданских антивоенных движений, в разное время атаковавших лицемерие правительств своих стран. Так, протестуя против войны в Ираке, сотни тысяч на улицах американских или британских городов требовали не допускать применение армии за границей в отсутствии реальной военной угрозы. То есть – правительство должно следовать тем принципам, согласно которым ему была делегирована власть. Советские диссиденты, требовавшие от Брежнева «соблюдать вашу конституцию», обличали официальное лицемерие с похожей позиции.
Несмотря на кажущуюся скромность таких вызовов власти, именно они всегда оказывались для нее самыми радикальными и неприемлемыми. В основе международных принципов, которые сегодня все больше подвергаются эрозии, в определенной мере содержится то же противоречие, что и в любом основном законе современного государства. Это врожденный и нерешаемый в рамках существующей системы конфликт между формальным равенством и фактической эксплуатацией, между декларированным правом каждого и неписаным правом на произвол сильного. Можно сказать, что лицемерие приобрело в том, что принято называть «рыночной демократией», качество устойчивого института. Это лицемерие, уже почти на два века зависшее в нерешительности, постоянно воспроизводит возможности для двух, радикально противостоящих друг другу типов критики — правой и левой. И если первая настаивает на разрыве с лицемерием ради неравенства и голой силы, возведенной в главный и единственный принцип (как это сейчас делает российская дипломатия), то вторая — на фактическом равенстве, на политической и экономической демократии, на действительной реализации «права на счастье». Того права, которого сегодня лишены все без исключения, и которому постоянно присягают на верность западные лицемеры.
Илья Будрайтскис — исследователь, публицист.
«Его добродетельная демагогия выглядит искусственной, режет слух и лишь подчёркивает первичную порочность.» Этими словами я могу охарактеризовать Президента РФ Путина В.В. и всю его окружающую свиту, включающую Федеральное Собрание.