Почему мы остаемся в университете?
Андрей Олейников рассказал «Открытой левой» о первичке независимого профсоюза «Университетская солидарность» в РГГУ и неолиберальном наступлении на университет по всему миру.
На конференции трудового коллектива в Российском государственном гуманитарном университете (РГГУ) 28 ноября администрация фактически признала первичку профсоюза «Университетская солидарность». Преподаватели РГГУ — первопроходцы в деле независимых вузовских профсоюзов в России. Свои требования, например, отмену чудовищной 900-часовой нагрузки, они пытаются включить в колдоговор. Об истории коллективных действий в РГГУ, переговорах с администрацией и особенностях профсоюзной борьбы в высшем образовании Илья Матвеев поговорил с активистом университетской первички Андреем Олейниковым.
Когда и как возникла первичка “Университетской солидарности” в РГГУ?
Первичка появилась в феврале 2013 года. Но протестная активность, которая привела к созданию профсоюза, началась еще в ноябре 2011 года. Тогда нашим преподавателям сократили и без того очень маленькую зарплату. Сократили просто, без предварительного уведомления и объяснения причин. Я и мои коллеги по кафедре истории и теории культуры возмутились, написали письмо ректору Ефиму Пивовару. Это письмо попало в СМИ, подняв довольно большой шум. Ректор был вынужден реагировать – дал распоряжения своим помощникам провести среди нас разъяснительную работу. Эта история закончилась ничем. Можно сказать, что администрации удалось нас уболтать.
В конце 2011 года РГГУ, впервые после известной истории с ЮКОСом, получил серьезный правительственный грант на свое развитие. И, как нас уверяли тогдашние проректоры Дмитрий Бак и Андрей Николаев, эти деньги должны были существенно поправить наше положение. В 2012 году ситуация и вправду начала меняться в лучшую сторону. Но не столько в РГГУ, сколько в стране в целом. Гражданские протесты заставили президента пообещать, что зарплаты преподавателей вузов, равно как и других бюджетников, будут стремительно расти. Новый министр образования и науки нагонял страху на ректоров. И даже то обстоятельство, что РГГУ был признан «неэффективным» вузом, воспринималось многими из нас положительно, поскольку речь в том министерском мониторинге шла о неэффективном управлении университетом, о несоответствующих экономике Москвы зарплатах преподавателей. Эти вещи никто из близких мне коллег и не думал оспаривать. Мы ожидали перемен к лучшему.
В январе 2013 года стало известно о подготовленной для Минобрнауки Программе оптимизации РГГУ, согласно которой наш университет должен был получить достаточно мощную финансовую поддержку, чтобы стать лидирующим университетом в области социогуманитарных исследований. Но ничего подобного так и не произошло. Минобрнауки неожиданно дало задний ход и перестало выдвигать претензии к руководству РГГУ, из которого (по-видимому, отнюдь не случайно) вышли именно те люди, которые готовили Программу оптимизации. Очевидный конфликт интересов между бюрократами из Минобрнауки и ректором университета разрешился в пользу последнего. Он удержался на своем месте, заручившись покровительством кого-то «на самом верху», но лишив университет сколько-нибудь понятной перспективы развития. Из РГГУ продолжился исход наиболее амбициозных ученых и преподавателей – в Вышку, в РАНХиГС. А тем, кто оставался, было объявлено, что университет продолжает переживать нелегкие времена, поэтому трудовые договоры будут теперь заключаться только на один год. Потом всем навязали дополнительные соглашения к трудовому договору, по которому норма учебной нагрузки на преподавательскую ставку увеличилась до 900 часов – так администрация выполняла приказ Минобрнауки о повышении нам зарплаты… Вот на фоне этих событий и возникла наша первичка. Конечно, она возникла не в одночасье. Вначале на волне протестных настроений 2011-2012 годов сложилось сообщество преподавателей сразу нескольких московских вузов, называвшее себя «Ассоциацией преподавателей высшей школы». Потом из него выделилась группа, выступавшая за превращение нашего объединения в профсоюз. Первичка «Университетской солидарности» в РГГУ появилась после того, как вопрос институционализации этого объединения в виде общероссийского профсоюза был уже решен. Учредительная конференция профсоюза состоялась в апреле 2013 года. В июле он был зарегистрирован Минюстом. Сегодня, помимо РГГУ, его первички существуют в Уральском федеральном университете, Высшей школе экономики и МГУ.
С какими проблемами сталкиваются преподаватели? Почему нужен профсоюз?
Начну со второго вопроса. Профсоюз нужен уже потому, что все преподаватели вузов являются наемными работниками. Профсоюзы были даже в советских образовательных учреждениях, хотя все мы знаем, что они собой представляли… Совсем недавно я узнал о таком факте. Оказывается, когда Юрий Афанасьев создавал РГГУ, он упразднил профсоюз, существовавший в прежнем Историко-архивном институте, и организовал вместо него Социальный отдел, отвечающий за разного рода льготы и пособия, полагающиеся, например, сотруднику, у которого родился ребенок и т.п. Другими словами, в представлении первого ректора нашего университета подведомственная ему социальная служба вполне могла выполнять функцию профсоюза. Тем не менее, вероятно, под нажимом Минтруда профсоюз в РГГУ был учрежден снова – Профсоюз работников народного образования и науки РФ, входящий в ФНПР. Однако его функции практически не отличаются от того самого Социального отдела (который, кстати, так и продолжает существовать в силу бюрократической инерции): организация новогодних елок, экскурсий по Подмосковью – вот, чем он преимущественно занимается. Понятно, что такой профсоюз просто не в состоянии защищать трудовые права и интересы преподавателей – тем более в современных условиях, когда принятый в 2010 году закон ФЗ-83 по сути превратил вузы в коммерческие предприятия и предоставил ректорам возможность распоряжаться фондом заработной платы по своему усмотрению. Деморализующий разрыв между доходами вузовской администрации и зарплатой рядовых преподавателей давно уже стал притчей во языцех. Поэтому нет ничего удивительного в том, что мы захотели создать новый преподавательский профсоюз.
Как начинались коллективные переговоры?
Нас сразу решили отсечь от работы в комиссии по заключению коллективного договора. Первая информация о ее работе появилась на сайте РГГУ в сентябре. Там сообщалось, что комиссия была создана месяцем ранее. Когда мы обратились к ректору с просьбой включить нас в ее состав, нам ответили, что поезд уже ушел: единственным полномочным представителем трудового коллектива РГГУ считается профсоюз, входящий в ФНПР. У нас были основания оспорить юридическую правомочность такого решения, поскольку нас вовремя не известили о начале коллективных переговоров, хотя администрация знала о нашем существовании. Но мы не пошли на открытую конфронтацию, а решили установить контакт с ФНПРовским профсоюзом, чтобы хотя бы через его профком передавать свои предложения в комиссию.
Как себя повел официозный профсоюз?
Я должен поблагодарить председателя профкома этого профсоюза Валентину Марихину за то, что она и ее коллеги согласились встретиться с нами и озвучить наши предложения на заседаниях комиссии. Они совсем не обязаны были это делать. С их помощью мы добились того, что проект коллективного договора все-таки был размещен заранее на сайте РГГУ. Правда, он был опубликован только за три дня до начала конференции сотрудников университета, которая должна была его принимать. И опубликован без своей важнейшей части, где оговариваются условия оплаты и охраны труда. Тем не менее, уже тот факт, что его декларативная часть была опубликована заранее, и с ней могли, пусть в очень короткий срок, ознакомиться все сотрудники университета, мы считаем своим достижением.
Чего удалось добиться на конференции трудового коллектива?
Мы добились немалого. Но прежде несколько слов о том, что вообще представляет собой эта конференция и как она проходила. Согласно университетскому уставу, конференция – наиболее демократичный инструмент волеизъявления его сотрудников. Она созывается крайне редко, только в тех случаях, когда принимаются решения особой важности – выбирается ректор или принимается коллективный договор. В преддверии конференции каждое структурное подразделение вуза обязано провести собрание трудового коллектива, чтобы избрать на нее делегатов. Ничего подобного в нашем университете сделано не было. Делегаты не выбирались, а назначались сверху из числа руководителей подразделений и лояльных администрации сотрудников. По сути эта конференция превратилась в расширенное заседание Ученого совета. Понятно, что никого из нашего профсоюза среди делегатов не оказалось. Но хорошо уже то, что мы смогли присутствовать на конференции, поскольку она проводилась в открытом режиме. В этой ситуации было очень важно опротестовать саму легитимность этого мероприятия. Нас вряд ли стали бы слушать. Сделать это мог только человек, обладающий достаточным авторитетом, как среди сотрудников университета, так и в глазах его администрации. На наше счастье, такой человек сразу нашелся. Нина Владимировна Брагинская, выдающийся отечественный антиковед, в самом начале конференции прямо заявила, что это собрание неправомочно, после чего в знак протеста покинула зал заседания. И хотя представители администрации выразили готовность предъявить протоколы, якобы свидетельствующие о том, что в каких-то подразделениях университета делегаты на эту конференцию все же избирались, думаю, никто всерьез не сомневался в правоте слов Нины Владимировны. Главное в том, что после ее выступления ректор и его помощники уже не чувствовали себя уверенно. После того, как прозвучали доклады членов комиссии, работавшей над проектом коллективного договора, присутствующим было предложено задавать вопросы и вносить поправки в текст проекта. Я и мой коллега по профкому, доцент социологического факультета Александр Росляков, наконец, получили возможность выступить. Мы опротестовали законность двух пунктов этого проекта, из которых следовало: 1) что ФНПРовский профсоюз работников образования и науки признается работодателем «единственным» полномочным представителем трудового коллектива, и 2) что администрация университета может премировать его членов за успешную профсоюзную работу. Конференция согласилась убрать слово «единственный» из первого пункта и совершенно упразднить второй пункт. Кроме того, мы обратили внимание присутствующих на то, что тексты важнейших положений коллективного договора – об оплате и охране труда – не были представлены на конференции. Сторона работодателя признала, что тексты этих положений еще не готовы и не будут приниматься на этой конференции. Она также заявила о том, что будет создана специальная комиссия, которая должна разработать проект этих положений, и предложила нашему профкому принять участие в ее работе. Полагаю, что эти результаты мы можем расценивать как весьма успешные.
Чем теперь будет заниматься первичка?
Нам нужно довести до конца работу над коллективным договором. Мы намерены добиваться сокращения нормы учебной нагрузки на ставку, поскольку нынешние 900 часов – это кабальные условия: ни эффективно проводить аудиторные занятия, ни, тем более, заниматься наукой они совершенно не позволяют. Мы хотим вернуть себе право заключать трудовые договоры сроком на 3 и 5 лет. Годичный контракт, на который повально переводился профессорско-преподавательский состав в начале этого года, не должен заключаться с сотрудниками, проработавшими в университете долгое время. Мы полагаем, что если преподаватель успешно трудился во славу университета в течение 10 или 15 лет, он имеет право на заключение бессрочного договора, эквивалентного тому, что на Западе называют словом tenure. А уже заключенный срочный договор не должен расторгаться по воле администрации под предлогом отсутствия нагрузки на данную должность. Словом, мы располагаем большим пакетом требований к администрации, и, если она сдержит свои обещания и включит нас в комиссию, мы приложим все усилия, чтобы эти требования превратились в статьи коллективного договора.
Кроме того, мы будем продолжать агитировать университетских коллег вступать в наш профсоюз. Пока наша первичка насчитывает всего двадцать человек. На самом деле, это не так уж мало, учитывая, что действуем мы сплоченно. Но, конечно, этого недостаточно, чтобы противодействовать администрации, которая может принимать любые выгодные ей решения при попустительстве «карманного» профсоюза, в котором – если, конечно, верить официальным данным – состоит больше половины сотрудников РГГУ. Мы рады тому, что нас поддерживают наши авторитетные коллеги – Нина Владимировна Брагинская, Анатолий Валерианович Ахутин, Леонид Михайлович Баткин. За ними слава нашего университета. Но основная масса сотрудников занимает скорее выжидательную позицию. Оно и понятно, ведь мы являемся первопроходцами. Никогда раньше в стенах отечественного университета не было по-настоящему независимого профсоюза.
Каково значение профсоюзов в высшем образовании, в чем специфичность этой области с точки зрения защиты трудовых прав? Есть ли что-то в мировоззрении русских ученых, что помогает коллективно отстаивать свои права? Или наоборот, индивидуализм и научная конкуренция делают это затруднительным?
До сих пор большинство ученых и преподавателей российской высшей школы воспринимало профсоюз как вещь крайне необязательную, никак не связанную с содержанием их профессиональной деятельности. Такое отношение к профсоюзу, на мой взгляд, является следствием двух предрассудков, глубоко укорененных в этосе наших homines academici: во-первых, веры в безусловную значимость их собственных, индивидуальных, пусть зачастую весьма скромных, но, тем не менее, дорогих их сердцу научных достижений и, во-вторых, неверия в способность своих коллег к хоть сколько-нибудь эффективной самоорганизации, нацеленной на то, чтобы изменить сами условия производства научного знания, которые день ото дня – в чем сегодня почти никто не сомневается – становятся все хуже и хуже. И не только в нашей стране. Едва ли не во всех развитых странах государство старается освободиться от бремени разного рода социальных обязательств. В ряду этих обязательств предоставление бесплатного высшего образования еще совсем недавно занимало, наверное, самое важное место. Однако сегодня, в эпоху безраздельного господства финансового капитала, государство принуждает университет работать по рыночным правилам. Его эффективность рассчитывается по тем же критериям, что и эффективность бизнес-корпорации: чем ниже оказывается себестоимость продаваемых ею товаров или услуг, тем более эффективной она признается. В этих условиях чрезвычайные полномочия получает административный аппарат университета. Сегодня уже не студент и не преподаватель являются главными фигурами в университете. Их место занял менеджер. Он отвечает за его позитивный имидж. Он решает, каким научным исследованиям, каким учебным программам нужно отдавать предпочтение, чтобы извлечь из них наибольшую финансовую и репутационную прибыль. Менеджер менее всего заинтересован в существовании независимого академического сообщества, просто потому, что оно не может «гибко» реагировать на изменения рыночной конъюнктуры.
На эту тему уже написано множество специальных работ и говорить о ней можно довольно долго. Но в связи с вопросом о перспективах профсоюзного движения внутри высшей школы я считаю важным подчеркнуть следующее. Нужно быть, в лучшем случае, очень наивным, а в худшем – попросту самодовольным и черствым человеком, чтобы в нынешних условиях продолжать верить в самоценность успешной научной карьеры. Тем более в нашей стране, где есть только два или три университета, которые худо-бедно поддерживают иллюзию такой самоценности. Создание свободного профсоюза внутри российского высшей школы – давно назревшая необходимость. Но его работа не должна ограничиваться борьбой за повышение зарплаты, уменьшение учебной нагрузки и освобождение от ига бесконечной бюрократической отчетности. Профсоюз должен стать площадкой, которая позволит академическому сообществу лучше понять, что оно сегодня представляет и какие перед ним стоят задачи. Поэтому в планах нашей первичной организации устроить постоянно действующий научно-практический семинар, на котором обсуждались бы вопросы, касающееся состояния современного университетского, и в особенности, гуманитарного образования. Мы также собираемся наладить связи с зарубежными коллегами, которые обеспокоены судьбой высшей школы в своих странах и могут поделиться опытом профсоюзной работы внутри своих университетов. На одном из первых заседаний нашей первички уже присутствовал Давид Мандель – известный канадский историк, исследующий социальные движения в современной России, а также автор книги о забастовке профессоров и преподавателей Квебекского университета[ref]Мандель Д. Забастовка профессоров и преподавателей Университета Квебека в Монреале (Канада), февраль-апрель 2009 г. М.: Школа трудовой демократий, 2009.[/ref], в которой он сам принимал непосредственное участие. Мы также надеемся, что к работе нашего семинара сможет подключиться Кэри Нельсон, бывший в недалеком прошлом президентом Американской ассоциации университетских профессоров (AAUP), книгу которого «Ни один университет не остров» я анализировал в своей недавней публикации в Новом литературном обозрении [ref]Олейников А. Университет держит оборону // Новое литературное обозрение. 2013. № 122.[/ref]. Заключить этот разговор мне хотелось бы словами американского социолога Стэнли Ароновица, которые мне глубоко импонируют и под которыми я сам готов подписаться:
Перед профсоюзами стоит уникальная задача: превратиться в институты альтернативы и сопротивления. Они должны принять ответственность за всю академическую систему, а не представлять специфические интересы преподавателей и штатных сотрудников университета в технократически определенных границах. Они должны стать носителями нового образовательного воображения.[ref]Aronowitz S. Academic Unionism and the Future of Higher Education // Will Teach for Food: Academic Labor in Crisis / Ed. C. Nelson. Minneapolis: University Of Minnesota Press, 1997. P. 213.[/ref]
Андрей Олейников – исследователь, преподаватель, профсоюзный активист.
- Читайте также: «Это нехорошо по отношению к владельцу» (о коллективной борьбе работников СМИ), «РГГУ как зеркало российской высшей школы» и «Университет держит оборону» (статьи Андрея Олейникова).
- Сайт профсоюза «Университетская солидарность».
Небольшая фактическая поправка. Ю.Н. Афанасьев профсоюз не упразднял. Он все годы в РГГУ продолжал номинально существовать. Просто ректор не подписывал с ним коллективный договор: «Не хочу» (именно так, по рассказам тогдашних членов профкома, без всякой аргументации). И никакие попытки довести до его сознания, что это ведь незаконно, не действовали. В какой момент договор все же был заключен, я не припомню. Кажется, уже в пост-афанасьевскую эпоху.