«Атеистическая религия» Михаэля Леви
Михаэль Леви о недавней энциклике Папы Франциска Laudato Si’, экосоциализме и левом единстве в Европе сегодня.
Михаэль Леви — теоретик и политический активист. Среди его интересов – связь между романтическим движением и марксизмом, экосоциализм, теология освобождения и проблемы культуры и искусства. В числе публикаций Леви на нескольких языках: The Marxism of Che Guevara, Georg Lukács: from Romanticism to Bolshevism, The war of gods: Religion and Politics in Latin America, Fatherland or Mother Earth? Essays on the national question и Fire Alarm: Reading Walter Benjamin’s ‘On the Concept of History’. В 2010 году в Свободном марксистском издательстве (СМИ) вышла первая книга Михаэля Леви на русском языке «Отечество или Мать-Земля? Статьи по национальному вопросу». В настоящее время СМИ готовит публикацию на русском книги Леви «Война богов: религия и политика в Латинской Америке».
Вы писали, что Laudato Si является исторически значимым событием. Почему вам кажется, что эта энциклика отличается от прошлых документов Ватикана, и каково её значение именно для католиков? Каковы её слабые и сильные стороны?
Экологическая энциклика Папы Римского – это событие планетарного масштаба с религиозной, этической, социальной и политической точек зрения. Прежние документы игнорировали этот вопрос или ограничивались смутными размышлениями о необходимости «защищать божьи творения».
Католическая церковь имеет огромное влияние во всем мире, поэтому Laudato Si представляет собой значительный вклад в развитие критической и экологической сознательности. Она была радушно принята преданными защитниками окружающей среды и в то же время немало обеспокоила религиозных консерваторов, представителей капитала и идеологов «рыночной экологии».
Это яркий и многогранный документ, который предлагает новую интерпретацию иудео-христианской традиции, разрыв с «прометеевской мечтой о власти над миром» и действительно глубокое размышление о причинах экологического кризиса. Источником вдохновения могли послужить многие положения теологии освобождения, в частности, эко-теолога Леонардо Боффа, о неразрывной связи «плача земли» и «плача бедных».
Причина, по которой эта энциклика встретила серьёзное сопротивление рыночно-ориентированных медиа, – её антисистемный характер. Для Папы Франциска экологические катастрофы и изменение климата являются следствием не индивидуального поведения, но существующей модели производства и потребления.
Бергольо не марксист, и в его энциклике нет слова «капитализм». Однако очевидно, что серьёзные экологические проблемы нашего времени являются, в его понимании, результатом «действия механизмов современной глобализированной экономики», механизмов которые составляют глобальную систему, «систему коммерческих отношений и собственности, которая извращена на уровне структуры» [курсив Михаэля Леви]. Слабость Laudato Si кроется в отсутствии внятных альтернатив системе, которую разоблачает энциклика. В этот момент должен вступить экосоциализм.
Как вы оцениваете политику Папы Франциска? Что вы думаете о борьбе, которая разгорелась в католической церкви с началом его папства?
Начнём с того, что я не возлагал надежд на Бергольо. Его деятельность в Аргентине не казалась новаторской или критической. Но меня приятно удивила его политика: поворот к теологии освобождения, беатификация монсеньора Оскара Ромеро [Сан-Сальвадорского архиепископа, погибшего от рук эскадронов смерти в 1980 году], бескомпромиссное осуждение политики итальянского правительства в отношении беженцев, встреча с социальными активистами в Кочабамбе, а теперь энциклика Laudato Si. Конечно, многое меняется медленно или вовсе не меняется. Например, право женщин распоряжаться своими телами (разводы, контрацепция, аборты)!
Значима ли сегодня в христианских кругах теология освобождения как направление мысли? Насколько политически влиятельны её идеи в Латинской Америке и других регионах мира?
Несмотря на давление со стороны Иоанна Павла II и Ратцингера, теология освобождения сохраняла своё влияние в Латинской Америке, в частности, в Бразилии. Вероятно, сейчас её позиции укрепятся, поскольку Ватикан настроен благожелательно. К примеру, Густаво Гутиеррез [один из основателей теологии освобождения] был приглашён в Ватикан. Папа Франциск тесно связан с немарксистским крылом теологии освобождения, которую представляет «популистский» теолог из Аргентины Хуан Карлос Сканноне, часто цитируемый в энциклике. Несколько католических кругов поддерживают теологию освобождения в Азии (Филиппины, Южная Корея), США и Европе, но в наибольшей степени она представлена в Латинской Америке.
Многие писатели воспринимают Эрнста Блоха как своего рода «теплое течение» в марксизме. Вы писали о Блохе в работе «Georg Lukacs – From Romanticism to Bolshevism» («Георг Лукач – от романтизма к большевизму»). Тогда, в 1976 году, вам казалось, что его работы «таинственны и непостижимы» как «алхимические формулы». Что вы думаете о Блохе сегодня? Был ли он полезен для марксистов?
Эрнст Блох — один из наиболее интересных представителей романтического революционного движения в марксизме XX века. «Тёплым течением» в марксизме Блох называл утопическое измерение, «принципиальную надежду», романтический импульс, «ландшафты желания». Но для Блоха назвать марксизм утопией не значит отвергнуть его научный характер: марксизм не может сыграть свою революционную роль без вклада в холодное течение науки. Марксизм являет собой неразделимый союз серьёзности и воображения, разума и надежды, суровости детектива и увлеченности мечтателя. Холодное и теплое течения марксизма должны смешаться. Они оба необходимы, но не равны – холодное течение служит тёплому.
Как и другие революционные романтики, Эрнст Блох проявлял острый интерес к религии. Среди всех форм предварительных сознаний религия занимает особое место, поскольку она составляет утопию по преимуществу.
И всё же ясно, что религия, к которой причисляет себя Блох является, если воспользоваться его излюбленным парадоксом, атеистической религией. Это царство бога без бога, в котором Властелина Мира заменит «мистическая демократия».
Его цель – превзойти религиозную трансцендентность и спустить на землю, привести к имманентности содержание религиозных желаний. Это сокровища, которые включают в себя идею коммунизма: от примитивного коммунизма Библии (вспомните кочевые сообщества) к монашескому коммунизму Иоахима Флорского и хилиастическому коммунизму милленаризма (альбигойцы, гусситы, табориты, анабаптисты).
Понятно, что теологи освобождения очень интересуются работами Эрнста Блоха: он наиболее цитируемый марксист в основополагающем тексте Густаво Гутиерреса «A Theology of Liberation: History, Politics, and Salvation» («Теология освобождения: история, политика и спасение», 1971).
В прошлом вы писали о необходимости марксистам и анархистам работать вместе. Вы указывали на период Первого интернационала, когда Маркс и Бакунин входили в одну организацию. На каких основаниях возможен этот союз? Краткосрочные объединения или долгосрочные организационные соглашения? Как падение Парижской коммуны повлияло на рабочее движение во Франции? Прибегали ли анархисты к индивидуальным формам террора до коммуны?
Стоит начать с истории. Еще до коммуны анархисты как последователи Прудона и Бакунина участвовали в деятельности Первого интернационала и время от времени, в 1868-1869 годы, присоединялись к Марксу и его сторонникам, чтобы подтвердить коллективистскую направленность движения. В период коммуны оба движения работали вместе, чтобы укреплять первую пролетарскую демократическую власть в истории.
После поражения коммуны последовала жестокая расправа на десятью тысячами участников. Рабочее движение во Франции было ослаблено на долгие годы, а Первый интернационал утратил единство (Маркс против Бакунина) и вскоре исчез.
Некоторое время, в начале XX в., несколько французских анархистов (Равашоль и его товарищи) практиковали индивидуальные формы насилия – термин «террор» здесь не вполне уместен, – обычно нацеленные на представителей власти (королей, президентов, национальное собрание), но иногда попадающие в «буржуазные» цели (рестораны и т.д.). Это был непродолжительный опыт, но, в любом случае, большая часть анархистского движения была включена в создание большого союза CGT (Confédération Générale du Travail (фр.) – «Всеобщая конфедерация труда») c анархо-синдикалистской направленностью.
В небольшой книжке, которую я написал вместе с моим другом Оливье Безансно «Affinités Révolutionnaires» («Революционная близость», 2015), мы попытались показать, что в истории рабочего движения от Парижской коммуны до мая 1968, включая испанскую революцию 1936-1937 годов, анархисты и несталинистские марксисты были способны к объединению и совместной борьбе. Мы также затрагиваем основные расхождения между этими течениями, указывая на большое общее основание. Наша цель заключается не в немедленном тактическом или стратегическом организационном соглашении, но в побуждении к диалогу, взаимопониманию, а также к преодолению традиционного недоверия и враждебности.
Вы приписываете сталинизму «продуктивистские тенденции». Другими словами, сталинизм оставил без внимания или недооценил экологические ограничения на производство. Можно ли говорить о том, что сталинизм реабилитировал позитивизм, который заразил Второй интернационал? Вы говорите, что в экосоциалистическом будущем производство будет основано не на меновой стоимости, а на потребительской стоимости. При условии, что социализм всегда позиционировался как общество изобилия, как мы можем гарантировать, что объема произведенной потребительской стоимости будет достаточно для удовлетворения человеческих потребностей без вреда экологической устойчивости?
Да, сталинизм не только стал бюрократической диктатурой, но и извратил марксизм в позитивистcкую государственную идеологию и ускорил экономику, переняв западные продуктивистские методы и технологии, что привело к ужасающим экологическим последствиям. Чернобыль лишь наиболее очевидный пример тупиковости продуктивизма.
Социализм нацелен на общество изобилия, но его определение «изобилия» принципиально не сходно с капиталистическим! Для Маркса изобилие означало вовсе не безграничное количественное накопление товаров, а качественное удовлетворение основных социальных нужд. Бытие, реализация свободной человеческой жизни для него важнее, чем Обладание всё большим количеством товаров. Вот почему сокращение продолжительности труда для него первый шаг к царству свободы. Если производить потребительскую стоимость вместо товаров для выгоды, огромное количество товаров тут же исчезнет как ненужное. Например, реклама!
Это также означает конец морального устаревания, которое принуждало потребителей часто покупать новые товары. Товары будут служить долго и легко ремонтироваться. Конец рекламы, морального устаревания, военной промышленности создаст условия для производства меньшего количества продуктов, в определенном смысле совместимом с допустимым воздействием на окружающую среду. В действительности необходимые товары должны быть произведены по решению самих людей после процесса демократического обсуждения, ведущего к формам демократического экосоциалистского планирования.
Что вы думаете и чувствуете о проблеме широкой левой партии после опыта Сиризы? Некоторые марксисты осудили этот проект. Неужели ситуация в Европе настолько опасна, что попытки левых объединиться больше не жизнеспособны? И в чем политическое содержание кампании «левых праймериз», которую проталкивает «Liberation»?
По моему мнению, опыт Сиризы не был ошибкой. Проблема кроется в глубоко антидемократичной структуре Европейского союза, которая всячески препятствует изолированному левому правительству в небольшой стране осуществить свою программу.
Именно потому, что ситуация в Европе настолько опасна – экономический кризис, недостаток демократии, видимый рост расистских, праворадикальных партий – левый союз нужен как никогда. В каждой стране он примет разные формы. Такие партии, как Левый Блок в Португалии, Подемос в Испании, Сириза в Греции, Левая партия в Германии, Лейбористская партия с Джереми Корбином в Британии – наиболее яркие примеры.
Нет никакого уникального рецепта. В каждый стране необходимо найти особенный путь создания левого союза и двигаться вперед против расизма, мер строгой экономии, неолиберальной политики, экологических разрушений и, в конечном итоге, корня зла – капиталистической системы.
Как по мне, кампания «левые праймериз» во Франции – это странная инициатива, в действительности не способная преодолеть разделения между «левыми и левыми». Более интересное предложение озвучил Оливье Безансно: большая генеральная ассамблея социальных и экологических движений, которая поднимет вопрос об общей платформе и, в конечном итоге, кандидате, представляющем различные движения, которого впоследствии поддержит множество левых партий.
К сожалению, на сегодняшний день радикальные левые во Франции сбиты с толку, ослаблены и разделены без обозримых перспектив.
Перевод Галины Кукенко.