Выйди на улицу, верни себе город
Выходит новый номер журнала «Разногласия», посвященный критике неолиберальной урбанистики.
«Открытая левая» приводит фрагмент вводного текста номера «Городки: Кизел, Чикаго, Великий Новгогород, Москва», написанного редакторами журнала Глебом Напреенко и Александрой Новоженовой.
Этот номер «Разногласий» родился из нескольких простых соображений.
Город — это не только Москва. Москва — это не только ЦАО.
Существует не только урбанистика потребления, но и урбанистика производства.
Не только урбанистика социальной разрядки, но и урбанистика социального конфликта.
Не только урбанистика комфорта, но и урбанистика выживания.
Общество сегодня стремительно проигрывает город крупному капиталу — в том числе государственному.
Множественные линии фронта проходят через каждый город, путаются, собираются в клубки.
Чтобы очертить эти клубки, мы составили анкету художественного анализа города и заполнили ее для четырех городов: Кизела, Чикаго, Великого Новгорода и Москвы.
Продолжить предлагаем вам.
Кизел (Пермский край)
Вход
Через город с севера на юг проходит федеральная автотрасса, которую в 1990-е годы после закрытия угледобычи перекрывали бастующие шахтеры. Никакой реакции со стороны властей не последовало, что делать массово оставшимся без работы жителям, никто толком сказать не мог. Очень многие кизеловские таксисты, разъезжающие теперь взад-вперед по трассе, — бывшие углекопы.
Дорога спускается с одной уральской вздыбленности в долину реки Кизел и взлетает на другую. С востока и запада город окружают заброшенные шахты и густые леса — в них можно только уйти, но не уехать.
Вольнорабочие стекались в Кизел из окрестных сел. Но не так уж многие попадали сюда по своей воле. С XVIII века до отмены крепостного права в рудниках трудились крепостные горнозаводчиков Строгановых и Лазаревых, нередки были восстания и побеги — через леса на Каму. В советское время сюда попадали спецпоселенцы, люди, только что освободившиеся из лагерей, а также заключенные — близ города после Второй мировой войны разместилась Исправительно-трудовая колония ГУЛАГа (хотя она не была структурообразующей для местной экономики, в отличие, например, от сталинской Воркуты).
В постсоветское время людей в Кизел перемещало насилие первоначального накопления капитала — но теперь оно вернулось сюда уже не ради организации угледобычи. «Черные риэлторы» переселяли в шахтерские поселки жителей Перми, вынужденно или обманом продавших свое жилье в областном центре, а бывшим шахтерам, переезжавшим в центр из Кизеловского угольного бассейна (КУБа), продавали квартиры по завышенным ценам.
Как изменилась численность населения города с 1960 по 1990 год?
После бурного роста угледобычи, который стимулировали нужды промышленности 1930-х — 1950-х годов, к началу 1960-х годов население Кизела достигло своего максимума. С тех пор оно плавно, но неуклонно убывало — добыча местного угля становилась все более нерентабельной. Из 60 687 человек 1959 года к 1989 году осталось 36 746, но выработка угля продолжалась. Резкое решение о закрытии шахт было принято только в 1990-е — тогда в экономику Кизеловского угольного бассейна перестали течь необходимые инвестиции и дотации и был начат всероссийский проект реструктуризации угледобычи, означавший закрытие многих недостаточно эффективных шахт, в том числе шахт КУБа.
Как изменилась численность населения города с 1990 по 2016 год?
Уменьшилась более чем в два раза, с 36 746 до 16 173 человек. Реструктуризация угольной отрасли стала вызовом либеральным реформам экономики. На смягчение ее последствий шли деньги Всемирного банка, но до шахтеров в регионах они доходили с большими потерями. Оставшиеся деньги должны были помочь в организации переселения потерявших профессию шахтеров. Но треть кизеловцев, получивших по сертификатам новое жилье, продавала его и возвращалась обратно.
Сейчас половина домов в Кизеле пустует, а шахтерские поселки Шумихинский и Юбилейный неподалеку от Кизела почти мертвы. В Юбилейном жители панельных шестиэтажек пережили одну зиму при коллапсе централизованной отопительной системы, школа и Дом культуры закрыты. В Шумихинском умирание распространяется из центра, который больше всего похож на город: опустели двух- и трехэтажные дома, Дворец культуры, детский сад. Деревенские дома, окружающие руинированный центр, не нуждаются в централизованном водоснабжении и котельной и потому лучше приспособлены к новым условиям. Кажется, что для этих поселков конец индустриального общества оказался не столько переходом к постиндустриальному, сколько возвращением к допромышленной эпохе.
Последние массовые протесты в городе, в ходе которых пострадали представители власти
Самыми заметными для власти протестами с участием кизеловцев были протесты шахтеров в Москве — в том числе знаменитая сидячая забастовка 1998 года на Горбатом мосту у Белого дома.
Запах
Пахнет снегом, но все время кажется, что пахнет на самом деле углем.
Первое впечатление от города
Автобус, на котором я ехал в Кизел из Чусового, постепенно пустел, кроме меня оставалось не более пяти пассажиров. Была зима, никаких фонарей, и мне казалось, что мы едем в какие-то неисследованные земли (призрак колонизации Урала?).
В Кизеле я выскочил, не доезжая до конечной, на какой-то остановке у сквера. В глубине его я углядел памятник. Проваливаясь в сугробы нерасчищенных дорожек, подошел. В свете телефонного фонарика разглядел занесенную снегом стелу с цифрами «1918» шрифтом, хранящим память о стиле модерн, и с покрытой льдом трибуной. Похоже, с нее никто не произносил речей уже много лет — и вряд ли уже когда-либо произнесет. Но в тот момент я вдруг осознал: в Кизеле тоже была Гражданская война.
Страх
Страх внезапно провалиться под землю, в мифические тлеющие угольные копи. Кажется, что земля под Кизелом полая: под ослепительно чистым снегом морозного города, оставшегося без промышленности, подозреваешь столь же ослепительно черное и жаркое нутро. Страх этот не такой уж фантастический: действительно, шахты Кизеловского угольного бассейна нередко проходят под жилыми зданиями и, не законсервированные должным образом, чреваты провалами. В соседнем с Кизелом Гремячинске в такой провал попал трактор, а в Губахе упал человек и погиб.
Самый большой торговый центр
Торговых центров в городе нет — здесь сохраняется реликтовое разделение заведений по функциям: отдельно столовая, отдельно магазин продуктов, отдельно одежды, отдельно хозяйственный. Будто имеешь дело со старым механизмом вроде бурильных орудий в шахтах, где соблюдается принцип «одна кнопка — одна функция» — обесцененный единственной кнопкой айфона.
Общественный транспорт
Маршруты связывают автобусную станцию с окрестными поселками. Каждый ходит с регулярностью раз в час-два примерно с 6 утра до 9 вечера. Правда, рейс в соседний с Кизелом город Губаху недавно отменили.
Самый большой завод
Одной из крупнейших шахт Кизела была шахта им. Ленина, до 1918 года — Княжеская копь, которую в свое время посещал химик Менделеев. Ей посвящена статья на интернет-ресурсе «Свободная шахтерская энциклопедия» (MiningWiki). Сейчас шахта, как и все прочие, заброшена — на момент закрытия в 1997 году в ней работало 1020 человек.
Самый большой/старый храм
Так как храм в городе всего один, то самый старый храм и есть самый большой. И хотя он вовсе не велик и не так уж стар, судьба его примечательна. Это бывший советский клуб, к которому пристроили звонницу и привесили козырьки в форме кокошников над окнами: процесс, обратный тому, что шел после революции 1917 года, когда церкви массово переделывались в дома культуры или во что-то более прозаическое. Внутри повсюду видны фрагменты прежней отделки, и перекрашенные, и нетронутые. Алтарь располагается на бывшей сцене; войдя в храм, можно спутать богослужение со спектаклем, а священника с актером.
Последние массовые протесты в городе, в ходе которых пострадали протестующие
18 мая 2016 года в кизеловском следственном изоляторе № 3 несколько арестантов объявило голодовку. «Все началось, когда тут поменялось руководство. К нам сразу же после этого зашли люди в масках, избили и отобрали средства личной гигиены. По камерам бегают крысы, вода для питья абсолютно не пригодна, освещения почти нет, матрасы и подушки грязные, канализацию не чистят — полная антисанитария. Наше единственное требование — чтобы соблюдались нормы содержания заключенных». Представители ФСИН объяснили недовольство заключенных желанием дискредитировать новое руководство.
Где расположена гей-плешка
Поверхностное исследование не дало ответов на этот вопрос. Читатели могут продолжить его сами.
Самое большое заброшенное здание
Руины главной обогатительной фабрики. В 1941 году ее недостроенные корпуса вместили эвакуированный из Киева Станкостроительный завод им. Горького.
Сегодня «обогащение» ассоциируется не с рудой.
Какой район считается самым плохим
Сегодня Кизеловский угольный бассейн называют одним из самых депрессивных регионов России. Внутреннего антирейтинга КУБа никто не составлял.
Местный праздник
«Роман Ермоленко a.k.a. RoNikEr, заведующий студией (звукорежиссер) МБУ “КСЦ” (городской ДК) г. Кизел, Пермского края.
Небольшой информационно-технический фотоотчет о праздновании Дня Шахтера в г. Кизеле.
Для нас началось все с траурного митинга у памятника погибшим шахтерам, который расположен на городском кладбище. Так как до ближайшего источника питания довольно далеко, использовался двухкиловаттный бензогенератор. Хорошая штука. Можно в чистом поле развернуть довольно громкую “звуковую деятельность” и не зависеть ни от чего и не от кого… Роман Дроздов озвучивал встречу кизеловцев у места, где была первая штольня довольно немаленького Кизеловского угольного бассейна. Проводила встречу директор музея Гущина Венера. Музей располагается в здании ДК. После этой встречи все сели по автобусам и поехали в ДК, где было торжественное мероприятие с награждениями и концертом коллектива “Прикамье”. Директор — художественный руководитель, лауреат конкурса балетмейстеров Урала, Сибири и Дальнего Востока Алексей Григорьевич Мулин. Молодцы — хорошо поют, танцуют. Сопровождение — небольшой “живой” оркестр “народников” из восьми человек — скрипка, балалайка, бас-балалайка, два баяна, флейта, тромбон, ударные/перкуссия. На саундчеке никак не мог понять откуда берутся фидбеки, подправлял FOH и мониторными эквалайзерами. На концерте ничего не свистело, слава Богу. Отработал на совсем небольшом уровне звукового давления… Концерт “Прикамья” закончился и все плавно переместились на фуршет. На этом мероприятии выступали наши “Сударушки”. Как без них. )) Молодцы! Народу нравится.
…Мой “сетапчик” был в этот день довольно скромным… Пришлось еще и делить аппарат на две площадки, full Shit (!). Еще на поселке “Южный”, на агитплощадке работали с Жаном Целуковским и Константином Беспаловым… Потом выступал Игорь Ярков. Мы с ним уже знакомы — работали вместе на закрытой вечеринке за месяц до этого. Молодец. Хорошо поет! Закончил мероприятие духовой оркестр Березниковского музыкального училища. Здорово играют!»
Смычка города с природой
Складки Урала испещрены тысячами пор — скрытых, вскрытых, закупоренных. Городки Кизеловского угольного бассейна окаймляют края этих пор и притуляются в складках. Говорят, угледобыча испортила экологию района, умертвив реки кислыми водами из шахт. Это, конечно, верно, но можно посмотреть на все иначе: углекопы вскрыли земные нарывы и сами стали геологическим фактором; следы тысячелетней деятельности природы и вековой деятельности человека неразделимы.
«Антропоцен» — модное слово из словаря философов-постгуманистов, обозначающее эпоху, когда существование человечества стало одной из сил, необратимо меняющих природу. Распространение этого слова исторически обусловлено. Оно стало возможным, когда промышленность и измененные человеком ландшафты превратились в часть природы, подверженную эрозии и разрушению; когда противостояние культуры и природы, поддерживавшееся эпохой промышленного прогресса, вдруг оказалась неактуальным. Индустриализация завершилась. Природы, настойчиво отделяемой от общества во имя ее колонизации, больше не осталось. Это момент конца — или же, в случае России, краха — индустриального общества. Лишь сегодня, когда борьба окончена, огромные затраты человеческого труда, изменившие ландшафт вокруг Кизела, могут казаться чем-то в самом деле безличным, как геологические процессы, формирующие уголь.
Смычка города с искусством
Происходит в домах культуры. В центре каждого поселка, посреди общего запустения, сугробов и груд угля, стоит то ли античный храм, то ли дворянская усадьба. Дома культуры изначально обладали ясной социальной прагматикой, которая еще жива в населяющих их кружках и секциях. Но сегодня кизеловские ДК постепенно движутся к состоянию подлинно автономных произведений искусства — избыточных и изъятых из окружающего контекста. В Доме культуры в поселке Северный мероприятия проходят все реже, доски объявлений у входа почти пусты. Но сотрудники заботятся о здании, внутри мерцают хрустальные люстры и темнеют соцреалистические полотна. Напротив — пустыри, где раньше находились сооружения шахты. Безлюдный ДК с его колоннадой опасно походит на объект чистого незаинтересованного созерцания — словно не предполагается ни народного просвещения, ни тоталитарной пропаганды, ни творчества масс. Эстетское созерцание руин бессовестно пробивается сквозь пепелище социальной катастрофы.
Как добраться до IKEA
Стоимость доставки из ближайшего магазина (в Екатеринбурге) через Березники — 2500 рублей плюс четверть стоимости товара (при сумме заказа до 15 тысяч рублей). Средняя месячная зарплата в Кизеле — около 24 тысяч рублей.
Содержание номера:
Городки: Кизел, Чикаго, Великий Новгород, Москва
Редакторы Глеб Напреенко и Александра Новоженова начинаю новый номер журнала «Разногласия» с приглашения к урбанистическому исследованию: от шахтерских протестов к делу 6 мая.
Битва за Москву
О чем молчат The Village и Урбанфорум и чем 2016 год отличался для москвичей от пяти предыдущих, рассказывает социолог Петр Иванов.
Зомби-манифест неолиберального урбанизма
Подмосковные «Коротищи» как постгородской лимб. Географ Николай Смирнов о квиризации пространств и самого себя.
Группировка eeefff о своих поисках дата-центров и цифрового пролетариата — от Москвы до Сантьяго.
И как обходиться с государственной паранойей? Точные инструкции от художниц Алисы Олевой и Дебби Кент.
«У меня ничего не было, но мне почудилось, что улицы – мои»
Большой опрос художников о Москве и Питере 1990-х: Бренер, «Новые Тупые», Глюкля и Цапля, Кулик, Осмоловкий, Мавроматти, Тер-Оганьян.
Памятник. Призрак. Революционер
Глеб Напреенко о том, как революционер Дзержинский стал памятником, который снесли революционеры, Бренер стал призраком того памятника, а Павленский хочет стать памятником тому призраку.
НЭР: «Мир, принадлежащий всем и каждому»
В поисках альтернатив российскому урбанизму 2010-х историк архитектуры Дарья Бочарникова обращается к одному советскому проекту времен Оттепели.
Сегрегация в России: социальная, этническая, транспортная
Советское наследие – смягчает постсоветскую сегрегацию или заложило её основы? Где острее стоит проблема? Кто что может сейчас исправить? Мнения исследователей.
Ребекка Зорак: «На этом чикагский модернизм умер»
Гангстеры-активисты, городские парки, сегрегация и коммьюнити-арт глазами доктора искусствоведения из Чикаго. Интервью Александры Новоженовой.
О бездомности и о любви. Личная переписка художниц Ольги Житлиной и Анастасии Рябовой (aka Дневник октября).