Михаэль Леви — Открытая левая http://openleft.ru Один шаг действительного движения важнее целой дюжины программ (Маркс) Mon, 29 Apr 2024 14:07:04 +0000 ru-RU hourly 1 https://wordpress.org/?v=4.9.25 «Атеистическая религия» Михаэля Леви http://openleft.ru/?p=7905 http://openleft.ru/?p=7905#respond Wed, 24 Feb 2016 09:34:58 +0000 http://openleft.ru/?p=7905 lowy1

Михаэль Леви — теоретик и политический активист. Среди его интересов – связь между романтическим движением и марксизмом, экосоциализм, теология освобождения и проблемы культуры и искусства. В числе публикаций Леви на нескольких языках: The Marxism of Che GuevaraGeorg Lukács: from Romanticism to BolshevismThe war of gods: Religion and Politics in Latin AmericaFatherland or Mother Earth? Essays on the national question и Fire Alarm: Reading Walter Benjamin’s ‘On the Concept of History’. В 2010 году в Свободном марксистском издательстве (СМИ) вышла первая книга Михаэля Леви на русском языке «Отечество или Мать-Земля? Статьи по национальному вопросу». В настоящее время СМИ готовит публикацию на русском книги Леви «Война богов: религия и политика в Латинской Америке».

Вы писали, что Laudato Si является исторически значимым событием. Почему вам кажется, что эта энциклика отличается от прошлых документов Ватикана, и каково её значение именно для католиков? Каковы её слабые и сильные стороны?

Экологическая энциклика Папы Римского – это событие планетарного масштаба с религиозной, этической, социальной и политической точек зрения. Прежние документы игнорировали этот вопрос или ограничивались смутными размышлениями о необходимости «защищать божьи творения».

Католическая церковь имеет огромное влияние во всем мире, поэтому Laudato Si представляет собой значительный вклад в развитие критической и экологической сознательности. Она была радушно принята преданными защитниками окружающей среды и в то же время немало обеспокоила религиозных консерваторов, представителей капитала и идеологов «рыночной экологии».

Это яркий и многогранный документ, который предлагает новую интерпретацию иудео-христианской традиции, разрыв с «прометеевской мечтой о власти над миром» и действительно глубокое размышление о причинах экологического кризиса. Источником вдохновения могли послужить многие положения теологии освобождения, в частности, эко-теолога Леонардо Боффа, о неразрывной связи «плача земли» и «плача бедных».

Причина, по которой эта энциклика встретила серьёзное сопротивление рыночно-ориентированных медиа, – её антисистемный характер. Для Папы Франциска экологические катастрофы и изменение климата являются следствием не индивидуального поведения, но существующей модели производства и потребления.

Бергольо не марксист, и в его энциклике нет слова «капитализм». Однако очевидно, что серьёзные экологические проблемы нашего времени являются, в его понимании, результатом «действия механизмов современной глобализированной экономики», механизмов которые составляют глобальную систему, «систему коммерческих отношений  и собственности, которая извращена на уровне структуры» [курсив Михаэля Леви]. Слабость Laudato Si кроется в отсутствии внятных альтернатив системе, которую разоблачает энциклика. В этот момент должен вступить экосоциализм.

Как вы оцениваете политику Папы Франциска? Что вы думаете о борьбе, которая разгорелась в католической церкви с началом его папства?

Начнём с того, что я не возлагал надежд на Бергольо. Его деятельность в Аргентине не казалась новаторской или критической. Но меня приятно удивила его политика: поворот к теологии освобождения, беатификация монсеньора Оскара Ромеро [Сан-Сальвадорского архиепископа, погибшего от рук эскадронов смерти в 1980 году], бескомпромиссное осуждение политики итальянского правительства в отношении беженцев, встреча с социальными активистами в Кочабамбе, а теперь энциклика Laudato Si. Конечно, многое меняется медленно или вовсе не меняется. Например, право женщин распоряжаться своими телами (разводы, контрацепция, аборты)!

pope

Значима ли сегодня в христианских кругах теология освобождения как направление мысли? Насколько политически влиятельны её идеи в Латинской Америке и других регионах мира?

Несмотря на давление со стороны Иоанна Павла II и Ратцингера, теология освобождения сохраняла своё влияние в Латинской Америке, в частности, в Бразилии. Вероятно, сейчас её позиции укрепятся, поскольку Ватикан настроен благожелательно. К примеру, Густаво Гутиеррез [один из основателей теологии освобождения] был приглашён в Ватикан. Папа Франциск тесно связан с немарксистским крылом теологии освобождения, которую представляет «популистский» теолог из Аргентины Хуан Карлос Сканноне, часто цитируемый в энциклике. Несколько католических кругов поддерживают теологию освобождения в Азии (Филиппины, Южная Корея), США и Европе, но в наибольшей степени она представлена в Латинской Америке.

Многие писатели воспринимают Эрнста Блоха как своего рода «теплое течение» в марксизме. Вы писали о Блохе в работе «Georg Lukacs – From Romanticism to Bolshevism» («Георг Лукач – от романтизма к большевизму»). Тогда, в 1976 году, вам казалось, что его работы «таинственны и непостижимы» как «алхимические формулы». Что вы думаете о Блохе сегодня? Был ли он полезен для марксистов?

Эрнст Блох — один из наиболее интересных представителей романтического революционного движения в марксизме XX века. «Тёплым течением» в марксизме Блох называл утопическое измерение, «принципиальную надежду», романтический импульс, «ландшафты желания». Но для Блоха назвать марксизм утопией не значит отвергнуть его научный характер: марксизм не может сыграть свою революционную роль без вклада в холодное течение науки. Марксизм являет собой неразделимый союз серьёзности и воображения, разума и надежды, суровости детектива и увлеченности мечтателя. Холодное и теплое течения марксизма должны смешаться. Они оба необходимы, но не равны – холодное течение служит тёплому.

Как и другие революционные романтики, Эрнст Блох проявлял острый интерес к религии. Среди всех форм предварительных сознаний религия занимает особое место, поскольку она составляет утопию по преимуществу.

И всё же ясно, что религия, к которой причисляет себя Блох является, если воспользоваться его излюбленным парадоксом, атеистической религией. Это царство бога без бога, в котором Властелина Мира заменит «мистическая демократия».

Его цель – превзойти религиозную трансцендентность и спустить на землю, привести к имманентности содержание религиозных желаний. Это сокровища, которые включают в себя идею коммунизма: от примитивного коммунизма Библии (вспомните кочевые сообщества) к монашескому коммунизму Иоахима Флорского и хилиастическому коммунизму милленаризма (альбигойцы, гусситы, табориты, анабаптисты).

Понятно, что теологи освобождения очень интересуются работами Эрнста Блоха: он наиболее цитируемый марксист в основополагающем тексте Густаво Гутиерреса «A Theology of Liberation: History, Politics, and Salvation» («Теология освобождения: история, политика и спасение», 1971).

В прошлом вы писали о необходимости марксистам и анархистам работать вместе. Вы указывали на период Первого интернационала, когда Маркс и Бакунин входили в одну организацию.  На каких основаниях возможен этот союз? Краткосрочные объединения или долгосрочные организационные соглашения? Как падение Парижской коммуны повлияло на рабочее движение во Франции? Прибегали ли анархисты к индивидуальным формам террора до коммуны?

Стоит начать с истории. Еще до коммуны анархисты как последователи Прудона и Бакунина участвовали в деятельности Первого интернационала и время от времени, в 1868-1869 годы, присоединялись к Марксу и его сторонникам, чтобы подтвердить коллективистскую направленность движения. В период коммуны оба движения работали вместе, чтобы укреплять первую пролетарскую демократическую власть в истории.

После поражения коммуны последовала жестокая расправа на десятью тысячами участников. Рабочее движение во Франции было ослаблено на долгие годы, а Первый интернационал утратил единство (Маркс против Бакунина) и вскоре исчез.

Некоторое время, в начале XX в., несколько французских анархистов (Равашоль и его товарищи) практиковали индивидуальные формы насилия – термин «террор» здесь не вполне уместен, – обычно нацеленные на представителей власти (королей, президентов, национальное собрание), но иногда попадающие в «буржуазные» цели (рестораны и т.д.). Это был непродолжительный опыт, но, в любом случае, большая часть анархистского движения была включена в создание большого союза CGT (Confédération Générale du Travail (фр.) – «Всеобщая конфедерация труда») c анархо-синдикалистской направленностью.

В небольшой книжке, которую я написал вместе с моим другом Оливье Безансно «Affinités Révolutionnaires» («Революционная близость», 2015), мы попытались показать, что в истории рабочего движения от Парижской коммуны до мая 1968, включая испанскую революцию 1936-1937 годов, анархисты и несталинистские марксисты были способны к объединению и совместной борьбе. Мы также затрагиваем основные расхождения между этими течениями, указывая на большое общее основание. Наша цель заключается не в немедленном тактическом или стратегическом организационном соглашении, но в побуждении к диалогу, взаимопониманию, а также к преодолению традиционного недоверия и враждебности.

lowy-book

Вы приписываете сталинизму «продуктивистские тенденции». Другими словами, сталинизм оставил без внимания или недооценил экологические ограничения на производство. Можно ли говорить о том, что сталинизм реабилитировал позитивизм, который заразил Второй интернационал? Вы говорите, что в экосоциалистическом будущем производство будет основано не на меновой стоимости, а на потребительской стоимости. При условии, что социализм всегда позиционировался как общество изобилия, как мы можем гарантировать, что объема произведенной потребительской стоимости будет достаточно для удовлетворения человеческих потребностей без вреда экологической устойчивости?

Да, сталинизм не только стал бюрократической диктатурой, но и извратил марксизм в позитивистcкую государственную идеологию и ускорил экономику, переняв западные продуктивистские методы и технологии, что привело к ужасающим экологическим последствиям. Чернобыль лишь наиболее очевидный пример тупиковости продуктивизма.

Социализм нацелен на общество изобилия, но его определение «изобилия» принципиально не сходно с капиталистическим! Для Маркса изобилие означало вовсе не безграничное количественное накопление товаров, а качественное удовлетворение основных социальных нужд. Бытие, реализация свободной человеческой жизни для него важнее, чем Обладание всё большим количеством товаров. Вот почему сокращение продолжительности труда для него первый шаг к царству свободы. Если производить потребительскую стоимость вместо товаров для выгоды, огромное количество товаров тут же исчезнет как ненужное. Например, реклама!

Это также означает конец морального устаревания, которое принуждало потребителей часто покупать новые товары. Товары будут служить долго и легко ремонтироваться. Конец рекламы, морального устаревания, военной промышленности создаст условия для производства меньшего количества продуктов, в определенном смысле совместимом с допустимым воздействием на окружающую среду. В действительности необходимые товары должны быть произведены по решению самих людей после процесса демократического обсуждения, ведущего к формам демократического экосоциалистского планирования.

Что вы думаете и чувствуете о проблеме широкой левой партии после опыта Сиризы? Некоторые марксисты осудили этот проект. Неужели ситуация в Европе настолько опасна, что попытки левых объединиться больше не жизнеспособны? И в чем политическое содержание кампании «левых праймериз», которую проталкивает «Liberation»?

По моему мнению, опыт Сиризы не был ошибкой. Проблема кроется в глубоко антидемократичной структуре Европейского союза, которая всячески препятствует изолированному левому правительству в небольшой стране осуществить свою программу.

Именно потому, что ситуация в Европе настолько опасна – экономический кризис, недостаток демократии, видимый рост расистских, праворадикальных партий – левый союз нужен как никогда. В каждой стране он примет разные формы. Такие партии, как Левый Блок в Португалии, Подемос в Испании, Сириза в Греции, Левая партия в Германии, Лейбористская партия с Джереми Корбином в Британии – наиболее яркие примеры.

Нет никакого уникального рецепта. В каждый стране необходимо найти особенный путь создания левого союза и двигаться вперед против расизма, мер строгой экономии, неолиберальной политики, экологических разрушений и, в конечном итоге, корня зла – капиталистической системы.

Как по мне, кампания «левые праймериз» во Франции – это странная инициатива, в действительности не способная преодолеть разделения между «левыми и левыми». Более интересное предложение озвучил Оливье Безансно: большая генеральная ассамблея социальных и экологических движений, которая поднимет вопрос об общей платформе и, в конечном итоге, кандидате, представляющем различные движения, которого впоследствии поддержит множество левых партий.

К сожалению, на сегодняшний день радикальные левые во Франции сбиты с толку, ослаблены и разделены без обозримых перспектив.

Оригинал.

Перевод Галины Кукенко.

]]>
http://openleft.ru/?feed=rss2&p=7905 0
10 тезисов об ультраправых в Европе http://openleft.ru/?p=3340 http://openleft.ru/?p=3340#respond Wed, 02 Jul 2014 15:02:07 +0000 http://openleft.ru/?p=3340 front

Спустя месяц после оглушительного электорального прорыва ультраправых на выборах в Европарламент его причины продолжают оставаться в центре общественной дискуссии в странах Западной Европы. И очевидно, что слишком часто (и левыми не в последнюю очередь) в этой дискуссии используются штампы и широкие (а потому неверные) обобщения. Общую девальвацию понятий традиционной политики многократно усиливают и последствия ожесточенной пропагандисткой войны вокруг украинского кризиса, в которой обвинения в фашизме (равно как и антифашистские декларации) давно превратились в бессмысленные и потертые от постоянного использования клише. В своих «Тезисах» известный французский марксистский теоретик Михаэль Леви пытается переосмыслить природу подъема ультраправых, имеющую куда больше объяснений в сегодняшнем дне, чем в привычном поиске примеров из прошлого.

I. Европейские выборы подтвердили тенденцию, наблюдавшуюся в последние годы в большинстве европейских стран: впечатляющий подъем крайне правых, беспрецедентное явление с 1930-х годов. В ряде стран правые получили на выборах от 10 до 20% голосов, а в трех странах (во Франции, Англии, Дании) — между 25 и 30%. На самом деле, влияние крайне правых шире, чем их электорат: они заражают своими идеями и «классических» правых и даже часть левых социал-либералов. Французский случай является самым серьезным, прорыв Национального фронта превзошел все ожидания, даже самые пессимистичные. Как писал в своей недавней редакционной статье сайт «Mediapart», «Настал их исторический момент».

II. Спектр этих крайне правых очень разнообразен, тут есть и откровенно неонацистские партии, такие как греческая «Золотая заря», и буржуазные силы, полностью встроенные в институциональную политику, такие как швейцарская Народная партия. Их всех объединяет шовинистический национализм, ксенофобия, расизм, ненависть к мигрантам (в особенности «неевропейским») и цыганам (кстати, старейшей европейской нации), исламофобия, антикоммунизм. Всему этому часто сопутствует антисемитизм, гомофобия, женоненавистничество, авторитаризм, презрение к демократии, евроскептицизм. По другим вопросам, — например, выступают ли они за или против неолиберализма или светского характера государства, — единства в этом движении не наблюдается.

III. Было бы ошибкой полагать, что фашизм и антифашизм— явления, принадлежащие прошлому. Конечно, сегодня это не массовые фашистские партии, сравнимые с немецкой НСДАП 1930-х годов, но даже тогда фашизм не сводился лишь к этой модели: испанский франкизм и португальский салазаризм сильно отличались от итальянского или немецкого варианта. Важной составляющей европейских крайне правых сегодня является фашистская и/или неонацистская матрица, как в случае с греческой «Золотой зарей», венгерской Jobbik, украинскими «Свободой» и «Правым сектором» и т.д. Но есть и другие формы, такие как французский Национальный фронт, австрийская Партия свободы, бельгийский «Фламандский интерес» и прочие, чьи основатели имели тесные связи с историческим фашизмом и силами, сотрудничавшими с Третьим Рейхом. В других странах, таких как Нидерланды, Швейцария, Англия, Дания, крайне правые партии не имеют фашистских корней, но разделяют расизм, ксенофобию и исламофобию с перечисленными выше организациями. Чтобы доказать, что крайне правые изменились и больше не имеют ничего общего с фашизмом, часто приводят тот факт, что они принимают парламентскую демократию и участвуют в выборах. Напомним, что Адольф Гитлер стал рейхс-канцлером благодаря легальным выборам в Рейхстаг, а маршал Петен был избран главой государства парламентом Франции. Если Национальный фронт придет к власти путем выборов, — чего, к сожалению, мы не можем исключать, — что останется от французской демократии?

IV. Экономический кризис, который длится в Европе с 2008 года, за исключением греческого случая скорее благоприятствует крайне правым, чем левым радикалам. Соотношение этих двух сил совершенно разбалансировано, что отличается от ситуации в Европе 1930-х, когда шел одновременный подъем фашизма и левого антифашизма. Нынешние крайне правые, несомненно, выиграли от кризиса, но это не объясняет всего: в Испании и Португалии, странах, сильнее всего пострадавших от кризиса, крайне правые остаются маргинальными. А греческая «Золотая заря», хотя и показывает значительный рост числа своих сторонников, но все же остается далеко позади Коалиции радикальных левых (СИРИЗА). При этом в Швейцарии и Австрии, двух странах, наименее затронутых кризисом, поддержка крайне правых составляет более 20%. Поэтому следует избегать чисто экономических объяснений, которые часто выдвигаются левыми.

V. Исторические факторы, несомненно, играют тут свою роль: в некоторых странах это большая и старинная традиция антисемитизма; не прерывавшиеся со времен Второй мировой войны движения коллабрационистов; колониальная культура, которая пронизывает мышление и поведение и через много лет после деколонизации, — и не только в странах, бывших некогда империями, но почти во всех европейских государствах. Все эти факторы присутствуют во Франции и могут объяснить успех Ле Пен.

VI. Понятие «популизма», которое используется некоторыми политологами, СМИ и даже левыми партиями, не в состоянии полностью объяснить рассматриваемого явления, и часто только вносит еще большую путаницу. Если в Латинской Америке с 1930-х по 1960-е термин относительно точно отражал явления, связанные с именами Жетулио Варгаса или Хуана Перона, то его применение к европейским процессам, идущим с 1990 года, становится все более расплывчатым и неточным. Популизм определяется как «политическая позиция, которая противопоставляет народ элитам», что справедливо почти для любого движения или партии. Этот псевдо-концепт, применяемый к крайне правым партиям — вольно или невольно — узаконивает правых и делает их приемлемыми, а то и симпатичными, — разве не встают они на сторону народа против элит? При этом применительно к крайне правым избегаются слова, которые могут вызвать раздражение — расизм, ксенофобия, фашизм. А неолиберальные идеологи используют «популизм» для своих мистификаций, конструируя амальгаму из «популизма крайне левых и крайне правых», которой противопоставляется либеральная политика, «европейские ценности» и так далее.

VII. Левые всех направлений (за немногими исключениями) серьезно недооценили опасность. Они не заметили подступающей коричневой волны и не посчитали необходимым начать антифашистскую мобилизацию. Некоторые левые течения рассматривают крайне правых как всего лишь побочный продукт кризиса и безработицы, а значит, бороться надо против этих явлений, а не против фашизма самого по себе. Такие экономистские рассуждения обезоруживают левых перед лицом идеологического расизма, ксенофобии и национализма ультраправых.

VIII. Ни одна общественная группа не застрахована от коричневой чумы. Идеями крайне правых, а конкретно, расизмом, заражена большая часть не только мелкой буржуазии и безработных, но и рабочего класса, и молодежи. Во французском обществе это особенно бросается в глаза. Эти идеи не имеют никакого отношения к реальной ситуации с мигрантами: лучше всего за Национальный фронт голосуют сельские районы, где отродясь не видели ни одного мигранта. Число проживающих на территории Франции мигрантов и цыган (недавно ставших поводом для впечатляющей волны расистской истерии, которой немало помог тогдашний «социалистический» министр внутренних дел Мануэль Вальс) составляет меньше 20 тыс.

IX. Еще один «классический» левый анализ крайне правых течений сводится к тому, что фашизм служит инструментом крупного капитала для подавления революции и рабочего движения; но поскольку сегодня рабочее движение очень слабо, а революционная опасность отсутствует, крупный капитал не заинтересован в поддержке правых движений, и, следовательно, угрозы коричневого наступления не существует. Но это, опять же, экономистская точка зрения, которая не учитывает самостоятельности, присущей политическим явлениям. Такой подход игнорирует то обстоятельство, что избиратели могут голосовать за партию, которая не угодна крупному капиталу, — а крупный капитал, не обладая слишком твердыми моральными принципами, может приспосабливаться к любым политическим режимам.

Х. Не существует волшебного рецепта для борьбы с крайне правыми. Конечно, нужно руководствоваться критически воспринятыми антифашистскими традициями прошлого, но требуются и новые инструменты, которые соответствовали бы тем новым формам, которые принимает это явление. Нужно понять, как соединить местные низовые инициативы с организованными и структурированными социально-политическими и культурными организациями и движениями на национальном и континентальном уровне. Необходимо новое объединение всего спектра «республиканских» сил, однако организация антифашистского движения будет устойчивой и эффективной, только если она приведет в движение и те силы, которые находятся за пределами господствующего неолиберального консенсуса. Это борьба, которая не может быть ограничена границами одной страны, и должна быть организована по всей Европе. Борьба с расизмом и солидарность с жертвами являются принципиальными составляющими этого сопротивления.

Оригинал текста на сайте www.mediapart.fr

С русским переводом книги Михаэля Леви «Отечество или Мать-Земля», посвященной генеалогии марксистской позиции по национальному вопросу, можно познакомиться на сайте Свободного марксистского издательства.

]]>
http://openleft.ru/?feed=rss2&p=3340 0