Политика — Открытая левая http://openleft.ru Один шаг действительного движения важнее целой дюжины программ (Маркс) Mon, 29 Apr 2024 17:27:34 +0000 ru-RU hourly 1 https://wordpress.org/?v=4.9.25 Московские выборы-2017: новые вызовы и шанс для демократии снизу http://openleft.ru/?p=9496 http://openleft.ru/?p=9496#comments Wed, 13 Sep 2017 07:48:26 +0000 http://openleft.ru/?p=9496

Дмитрий Середа, активист штаба «Вместе на Мещанке»

Я участвовал в избирательной кампании Кирилла Медведева в Мещанском районе. Начиная с конца весны, мы делали газету, организовывали лекции, встречались с жителями и, разумеется, обклеивали район листовками. Как выяснилось 10-го числа, все это было не слишком важно для электорального результата – собрание Мещанского района оказалось поделено между кандидатами от Гудкова и «Яблока» и единороссами.

Мы вели кампанию, думая, что в институте муниципального собрания для избирателей важно именно то, что составляет его непосредственную суть – взаимодействие с повседневной жизнью района, а политическая инструментализация их лишь оттолкнет. Голосование явно не подчинялось этой логике – один из набравших большинство кандидатов от «Яблока» даже никогда не жил в районе. Похожие казусы случились и в некоторых других (хотя и далеко не во всех!) районах – у меня есть знакомый, едва ли потративший на кампанию больше пары дней, и занявший первое место. На мой взгляд, это связано с тем аспектом,который мы недооценили, а именно с рациональностью взаимодействия с авторитарным режимом, которую проявили избиратели. Оказалось было ошибкой думать, что большинству пришедших на голосование будет чуждо политизированное видение выборов, предложенное Гудковым и прочими. Напротив, они отлично усвоили, что РФ – королевство кривых зеркал, в котором бессмысленно вести себя так, будто ты живешь в нормальной демократии – например, голосовать за партии, исходя из их программы или за кандидатов в мундепы, исходя из интенсивности их предвыборной компании. Главное – просто провести тех, кто против существующей власти. Учитывая, что большинство институтов соответствуют своей функции лишь формально, не так уж важно насколько кандидат для этой функции подходит. Разумеется, я не считаю, что Кирилл в меньшей степени был бы готов противостоять власти, чем гудковцы. Думаю, что во многом он бы делал это даже более эффективно. Я говорю лишь о том, что видимо было ошибкой думать, что это не главное для избирателей. Ну и, конечно же, это относится в первую очередь к Мещанскому району – возможно в других местах ситуация совершенно иная.

С другой стороны, совершенно не факт, что, если бы мы политизировали кампанию в большей степени, это бы помогло Кириллу пройти в собрание. У обоих победителей существовали свои отлаженные механизмы взаимодействия с кандидатами и избирателями, которых не было у нас. У ЕР –административный ресурс, у центристов – «политической Uber» Гудкова и Каца. Особенный интерес вызывает, разумеется, второй. Лично мне кажется, что Гудков и Кац, явно не будучи великими политиками, изобрели какой-то новый способ политической организации, который останется с нами надолго, как остались, например, кубы Навального. Насколько этим «Uber’ом» можно пользоваться, не принимая идеологии его создателей? Насколько он эффективен в ситуации демократического соревнования, а не анти-авторитарной мобилизации? Возможно, ответ на первый вопрос нам уже скоро предстоит узнать. Будем надеяться, что и ответ на второй тоже не за горами.

В эту богатую на протесты весну мне казалось, что возникают новые конторы разделения политического труда. Либералы (в первую очередь Навальный) занимаются чисто политическими протестами, а демократические левые (в сотрудничестве с низовыми активистами псевдо-левых парламентских партий) постепенно берут на себя более «приземленные», но не менее важные вещи – защиту архитектурных памятников, борьбу за нормальные бытовые условия и, конечно же, работу в муниципальных собраниях. Сейчас очевидно, что это во многом была иллюзия – пока что разделение труда происходит между разными группами либеральных политиков. Что в связи с этим надо делать левым я, если честно, пока не понимаю.

Несмотря на все это, я конечно же невероятно доволен тем, что оппозиция выступила настолько успешно, и у многих районов появились настоящие защитники в собраниях. Да, в тех местах, где оппозиционные кандидаты не доминируют, ЕР даже улучшило свои позиции. Например, в районе, в котором я живу, собрание теперь полностью контроллируется единороссами – раньше в нем был один кандидат от «Яблока» и один от КПРФ. Но тут, конечно, нужно понимать, что, скорее всего, нет никакой качественной разницы между собранием, в котором ЕР занимает 10 из 10 мест и собранием, в котором оно занимает 8 из 10. Так что думаю городская жизнь станет теперь значительно интереснее.

Кирилл Медведев

Сергей Решетин, активист избирательной кампании в районе «Аэропорт»

В моем районе «Аэропорт» независимые кандидаты взяли 8 мест депутатов из 12. У нас было две равных команды: «КПРФники» и «гудковцы». Первые были в чем-то лучше «гудковцев», в чем-то хуже но, — главное за последние 5 лет смогли нарастить в районе вес. В итоге «Аэропорт» стал одним из немногих, где на избирательных участках сохранились стенды с фотографиями кандидатов, что принципиально важно для  поквартирной агитации: фамилия забывается легко — лицо нет. И «Аэропорт» был единственным, где была обнаружена фальсификация на досрочном голосовании и кандидаты добились его отмены.

Такие молодые парни 30+ все последние годы были заложниками спекуляции КПРФ на своем статусе «главной оппозиционной партии». Предшествующие года мундепы от КПРФ тратили энергию и время  на то, чтобы поддерживать хоть в каком-то состоянии давно прогнившую партийную конструкцию. 10 сентября столичная организация КПРФ провалилась — ее представительство упало в 5 раз. Ключевой вопрос теперь: куда и к кому идти ее бывшим депутатам,  со своими знаниями и наработанным социальным капиталом?

Победивших «гудковцев» по всему городу — а на «Аэропорту» им и досталось все 8 мест — ждут совершенно иные вызовы. Они могут оказаться заложниками своей победы. Городские власти, скорее всего, объявят тихую войну депутатам двух десятков районов, где большинство взяли независимые кандидаты. Завалят бессмысленными проверками, чтобы украсть у победителей все свободное время и лишить их возможности прямой работы с жителями.  А противопоставить этому будет нечего. На данный момент районные сети, которые позволили бы ответить уличной мобилизацией, есть лишь у команд пары районов. Большинство «гудковцев» лишь несколько месяцев назад приняли решение погрузиться в выборы и не успели построить ничего подобного. Победа была достигнута за счет «Фейсбука», именно он позволил «переключить» с КПРФ на «команду Гудкова» так называемое «протестное голосование». В Москве исторически 5-7% избирателей на каждых выборах поддерживают главного оппонента правящей партии: ранее голоса почти всегда уходили КПРФ, а, вот, сейчас из-за блестящей кампании в соцсетях — ушли к команде Гудкова и Каца. Но то, часть избирателей проголосовало против действующего мэра — вовсе не значит, что они же в будущем будут поддерживать инициативы свежеиспеченных депутатов. Закрыть своими активистами все участки от фальсификаций, чтобы помочь эмоции протестного голосования не встречая препятствия единоразово и ярко выразить себя — это далеко не тоже самое, что в рутинном режиме получать активную поддержку у аполитичных соседей.

И тут возникает точка соприкосновения всех: и левых, и правых; и политактивистов, и рядовых горожан. С сегодняшнего дня разворачивается беспрецедентный для столицы эксперимент: в двух десятках районов возникают независимые от городской вертикали институты. «Вертикаль» по природе своей начнет их отторгать — начнется борьба за власть. Сама логика момента подталкивает к тому, чтобы в городе начался рост   демократии снизу. Это нужно депутатам — чтобы защититься в предстоящих баталиях, это нужно обществу — чтобы наконец формулировать альтернативу  авторитарной неолиберальной логике мэрии. Тем, кому близки идеалы равенства и низовой самоорганизации — самое время задуматься о таких инициативах.

 

]]>
http://openleft.ru/?feed=rss2&p=9496 1
Рожава: жизнь без государства http://openleft.ru/?p=9471 http://openleft.ru/?p=9471#comments Tue, 18 Jul 2017 13:57:00 +0000 http://openleft.ru/?p=9471

Уже четыре года сирийские курды воюют с боевиками Исламского Государства (запрещено в РФ), одновременно обороняясь от баасистского режима и агрессии Турции. Оплотом сопротивления стал регион Рожава. В Рожаве удалось выстроить систему управления, основанную на принципах прямой демократии, достичь впечатляющих успехов в области гендерного равноправия и обеспечить мирное сосуществование множества различных народов. Значимую роль в трансформации Рожавы сыграла Рабочая Партия Курдистана – радикальная левая организация, зародившаяся в Турции в конце семидесятых. На данный момент в регионе сосуществует две системы управления: советы – органы прямой демократии – и так называя демократическая администрация – более привычные нам вертикальные государственные структуры. Сейчас рожавские бойцы штурмуют Эр-Ракку – один из последних крупных городов, занимаемых Исламским Государством.

В последнее время мы уже публиковали материалы, затрагивающие тему курдского сопротивления: рецензию на книгу «Курдистан. Реальная демократия в условиях войны и блокады» и интервью с публицистом Лейлой аль-Шами о событиях в Сирии. В июле в издательстве Common Place выходит сборник «Жизнь без государства: Революция в Курдистане». Дмитрий Середа («Открытая левая») поговорил с его составителями – Максимом Лебским, Дмитрием Петровым и Дмитрием Окрестом – о том как военное противостояние влияет на становление рожавской демократии, как будет выглядеть потенциальная модернизация Рожавы и какую роль в происходящем играет Россия.

 

Открытая Левая: Есть ощущение, что то, что сейчас происходит в сирийском Курдистане во многом связано с мобилизацией. Нет опасения, что после окончания войны все вернется к структуре обычного государства?

Дмитрий Окрест: Я согласен, что военная эскалация имеет к этому отношение. Есть момент революционных надежд, революционных устремлений. Но думать о том куда это может привести – гадание на кофейной гуще. Есть тенденции как позитивные, так и негативные. Гарантировать нельзя ничего, но в данный момент можно утверждать, что гендерный вопрос освещается как никогда широко на Ближнем Востоке и есть видение того как могут жить народы в системе, где все они сплетены. С максимальной автономией и со свободным выбором.

Максим Лебский: Нужно понимать, что курдская революция в Сирии имела серьезную предысторию. Очаги местного самоуправления формировались до начала революции. Это выражалось в том, что на уровне района или квартала существовал совет, который решал определенные бытовые вопросы. Это не были официальные органы – люди просто собирались и решали злободневные проблемы. После начала революции политическое движение опиралось на эти очаги. С помощью опоры на них были выстроены кооперативы, советы, коммуны. Да, момент мобилизации играет сегодня большую роль. Курды мобилизованы как никогда – движение находится на пике. Но, как показывает опыт РПК (Рабочая Партия Курдистана – О.Л), в таком виде движение может существовать на протяжении нескольких десятилетий. Могут быть какие-то спады, подъемы, но основной заряд и политическая целеустремленность все равно сохраняются. Поэтому, на мой взгляд, даже после взятия Ракки и окончательного свержения джихадистов политический заряд сохранится.

Дмитрий Петров: Я, честно говоря, уже не первый раз сталкиваюсь с такой формулировкой. Мол это все благодаря настолько критической ситуации. Но я, признаться, никогда не понимал эту логику. Если мы возьмем, например, опыт русской революции, то увидим, что в партии большевиков военной ситуацией наоборот мотивировали создание более авторитарной структуры. И в армии, и в обществе в целом. Про Вторую Мировую и говорить не приходится. Во всех обществах военная ситуация всегда служит авторитарной мобилизации. Это всегда оправдание того, что все права человека попираются. Здесь мы видим противоположную картину. Это связано с тем, что, на самом деле, эгалитарная структура возникает в Рожаве не благодаря военной ситуации, а вопреки ей. Поэтому я очень надеюсь, что с наступлением мира она лишь пышнее расцветет. Да, мобилизация есть мобилизация, но не будь в тех идеях, которые люди реализуют в структурах прямой демократии, силы, ничего бы не вышло. Как сказал Дэвид Гребер, очень странно считать, что анархистское общество – лучший ответ на угрозу со стороны клерикалов или кого-либо еще. Есть и более привычные варианты.

ОЛ: Как вышло, что в провинциальном турецком Курдистане, регионе с крайне сильными патриархальными традициями, возникла РПК – ультра-левая, марксистско-ленинская партия?

Дмитрий Окрест: С одной стороны, сама Турция была отчасти колонией по отношению к Западу, а с другой стороны, Курдистан был колонией по отношению к Турции. Турция во-первых, выкачивала из него полезные ископаемые, во-вторых пользовалась большими резервуарами питьевой воды и, в-третьих, это было пространство, из которого можно было черпать трудовые ресурсы по демпинговым ценам. Создатели РПК были выходцами из нижнего класса, получившими образование. Существовала кемалистская программа, по которой курдов отправляли учиться в школы и университеты, отделяя от привычного устоя. Турция думала оторвать их тем самым от народа. Но получалось так, что с одной стороны, у них был народный бэкграунд, а с другой, новая оптика из-за того, что они получали образование на порядок выше, чем то, что было в Курдистане.

Максим Лебский: Дело в том, что после Второй Мировой Войны в Турции началась серьезная экономическая модернизация. Эта модернизация не ограничивалась только западом страны. Определенные экономические проекты начали возникать и на востоке. Поэтому именно после этого стала формироваться часть курдской интеллигенции, которая смогла возвыситься над крестьянским самосознанием. И, как правильно отметил Дмитрий, основная часть основателей РПК вышла именно из курдских и турецких студентов. Из той части образованного курдского общества, которая смогла закончить турецкие университеты. Прежде всего университет в Анкаре, который славился своей политизированностью. Именно они смогли создать ядро будущей РПК в 1973-ем году и в дальнейшем приступить к созданию не только партии, но и армии. Создание РПК было часть большого проекта по модернизации юго-востока страны, который привел Турцию к определенному порогу, за которым начиналась ожесточенная война с РПК.

Дмитрий Петров: Я бы поставил под сомнение логику, согласно которой прогрессивные или ультра-левые движения могут появляться только там, где достигнут определенный уровень развития. Есть немало исторических примеров: Махновская армия в Украине, которую я считаю очень прогрессивным начинанием, появилась в далеко не в самом развитом, даже по российским меркам, регионе. То же самое характерно для Арагона в Испании. Россия и Испания не были локомотивами капиталистического развития. Поэтому я исхожу из того, что идеи обретают форму и воплощаются в жизнь вне зависимости от уровня развития материальных сил, и в любой общественной структуре всегда есть место революционному движению, которое может провозглашать сколь угодно прогрессивные идеалы. Все зависит от конкретных обстоятельств.

ОЛ: В случае окончания войны и успеха революции перед Курдистаном будет стоять проблема модернизации. В переживших революцию аграрных странах она часто осуществляется достаточно брутальными методами. Есть ли у курдов возможность избежать этого?

Дмитрий Окрест: В идеологии РПК есть достаточно подробно прописанный экологический аспект. Я надеюсь, что в ходе модернизации, если будет решено, что она необходима, это будет спасательным клапаном, который позволит осуществить ее не как, например, освоение Сибири в тридцатых годах. Учитывая, что с тридцатых годов предпринято много попыток совместить социалистические идеи и защиту природы, мне кажется, что тут есть возможность не допустить ошибок прошлого.

Максим Лебский: Полный ответ может дать революционная практика – я могу лишь предполагать. Дело в том, что Советский Союз оказывал существенную помощь движениям третьего мира. Во многих странах, начиная Вьетнамом, продолжая Алжиром и Кубой, после становления революции местная промышленность создавалась за счет советской помощи. У Курдистана, к сожалению, нет такого шанса. Тут революция находится в очень сложной ситуации. Ни одно государство не заинтересовано в создании независимой курдской экономики – это будет угрожать империалистическим интересам. Поэтому основной экономический груз ляжет на самих курдских рабочих. Опыт Советского Союза нужно, конечно, учитывать, хотя курды явно уже пошли другим путем. Отрицательные моменты могут повториться, если не будет никакой внешней экономической помощи и все ресурсы для индустриализации будут идти из народа. К этому нужно готовиться и думаю, что руководство РПК это делает.

Дмитрий Петров: На мой взгляд, сам характер модернизации в современном мире довольно сильно изменился. Во-первых, разумеется, в сравнении с серединой двадцатого века, а тем более с девятнадцатым, очень сильно изменились технологии. Кроме того, изменилась сама общественная идеология. Создание гигантских промышленных структур перестало, на мой взгляд, восприниматься населением как однозначный путь прогресса и блага. В современных условиях модернизация может пойти по пути таких, если угодно, small scale технологий, когда малой кровью достигается достойный уровень жизни. Конечно, это требует определенных финансов, но, с другой стороны, думаю, что человеческий капитал и международная поддержка прогрессивного сообщества тоже могут сыграть свою важную роль. Кроме того, насколько я могу судить, современные технологии зачастую не требуют много сырья и тяжелой промышленности, поэтому я думаю, что будет возможно провести экономическую и техническую модернизацию, основываясь именно на этих современных методах. Это будут не попытки строить сталелитейные гиганты – в текущих обстоятельствах, в этом, возможно, нет необходимости. Будут избраны иные пути, связанные с альтернативной энергетикой и мелкомасштабным производством.

ОЛ: Как в Рожаве строятся отношения между двумя параллельно существующими органами властями – советами и демократической администрацией?

Дмитрий Петров: Достаточно сложно человеку, который недолго прожил в Курдистане, а даже те исследователи, о которых мы говорим сегодня все-таки не так долго там были, действительно понять тонкую специфику взаимоотношения этих структур. Понятное дело, что курдские политики, в том числе политики низового уровня, говорят, что это единая система и что никаких внутренних конфликтов нет. Такие исследователи как Эркан Айбога и Джанет Биэль солидарны с этой точкой зрения. Однако, даже из их изложения видно, что характер этих взаимоотношений не вполне ясен. Боюсь, что соврет любой, кто скажет, что может на это четко ответить. Возможно могли бы ответить сами курдские товарищи. С другой стороны, всегда существует какая-то внутрення кухня, поэтому не стоит ждать, что люди готовы вывернуть душу наизнанку.

Дмитрий Окрест: И в ходе развития РПК, и в ходе развития курдского национального движения вообще были конфликты. Ничего не происходит без идеологических и персональных разногласий. Нельзя утверждать, что конфликта нет. Но каких-то примеров открытых столкновений я не помню.

Дмитрий Петров: Я так скажу: грань, на которой прямая демократия встречается с этой странной надстройкой для меня остается не вполне понятной.

Максим Лебский: У меня тоже нет окончательного ответа, выскажу свое мнение. Сирийские курды очень активно подходят к внешнеполитической составляющей своей деятельности. На мой взгляд, официальное правительство, правительство в традиционном смысле, выполняет скорее представительские функции. Именно те органы самоуправления, которые, условно говоря, руководят автономией, составляют управленческий костяк. Надстройка над ними – официальные министерства. Видимо это сделано для внешнего мира, чтобы было ясно, с кем иметь дело. Советы не воспринимаются третьими сторонами как правительство. Если посмотреть на официозные СМИ, как западные, так и российские, то можно увидеть, что упоминаний советов и коммун нет. Новости создаются по следующему принципу: выделяется руководители и говорится, что один заявил так-то, а другой – иначе. Так что вся эта система сделана для внешнего мира.

Дмитрий Петров: Нужно сказать, что определенная кооперация между органами низового самоуправления и, например, министерствами происходит. Люди из TEV-DEM (объединение делегатов от районных советов в совет кантона и представителей различных общественных организаций – О.Л), насколько я знаю, активно участвуют в работе министерств и министерства должны согласовывать с ними свои решения.

ОЛ: Из какого региона курды составляющие российскую диаспору?

Дмитрий Окрест: В двадцатые годы в Азербайджане существовал автономный район Красный Курдистан. Когда начал рушиться Советский Союз и начались этнические столкновения, то курды бежали в Россию. Бежали и курды из Средней Азии, где начались аналогичные события. Сейчас они компактно проживают в Тамбове, Ставрополе, Кубани и Москве.

Ибрагим (представитель курдской диаспоры, присоединившийся к беседе): Большинство это советские курды, бежавшие в свое время от Османской империи, чтобы не принимать ислам. Меньше тех, кого депортировал Сталин из Казахстана.

Дмитрий Петров: Есть регион Серхад в северном Курдистане, то есть сейчас в турецком Курдистане. Он был наиболее близок к российскому Кавказу еще в дореволюционные времена и именно оттуда происходит большинство представителей курдского населения, которые потом разошлись по российской и советской территории. В этой диаспоре, в который безусловно сохранились семейные связи и языковая близость, РПК, конечно, приобрела большое влияние. Российская курдская диаспора очень близка к диаспоре турецких курдов, поэтому и политические взгляды во многом схожи. Безусловно, есть своя специфика, но это отдельная, долгая тема. Насколько я знаю, выходцев из Иракского Курдистана в России считанные единицы, поэтому и влияние местных политических сил минимально.

ОЛ: Не совсем ясна позиция руководства России в отношении курдов. С одной стороны, им вроде бы оказывается поддержка, с другой, они воюют в том числе и с Асадом, который российским режимом поддерживается. Как можно охарактеризовать сегодняшнюю политику на этом направлении?

Дмитрий Окрест: Это вопрос геополитики, а геополитика часто меняется как флюгер. Можно вспомнить, что в феврале прошлого года в России было открыто первое в мире представительство Рожавы. Это может и совпадение, но я думаю, что в мире геополитики такие совпадения редко случаются. Кроме того, в первом полугодии этого года курдская самооборона заявила о том, что открыта военная база России в Рожаве. Потом правда Минобороны РФ это опровергло и сказало, что это всего лишь тренировочный лагерь. Россия пытается принять участие в происходящем. Еще надо не забывать, что тут замешаны интересы сырьевых компаний. Сирия и Ирак – это регионы, в которых достаточно большое количество нефти.

Максим Лебский: Сейчас Ближний Восток находится на этапе радикальной трансформации. Рушится система национальных государств, которые были созданы искусственно после разрушения Османской Империи. Внешняя политика России базируется на принципе сохранения статуса кво. Россию устраивает наличие независимого Ирака, Сирии, Турции в таком формате, в каком они существовали – в формате национальных государств. Исходя из этого, ведутся политические переговоры с руководством данных стран. Исходя из политики статуса кво курды воспринимаются как объект, который можно использовать в своих интересах. На тактическом уровне с ними можно сотрудничать. На стратегическом уровне нужно сотрудничать с правительством – у правительства армия, финансы, казна и легитимность в публичном поле. Поэтому если говорить об отношении России именно к сирийским курдам, то тут очевидно, что когда принимался вопрос о снабжении их оружием Россия сказала: «Мы будем давать оружие Дамаску, Дамаск будет давать оружие курдам». Понятно, что Дамаск не заинтересован в вооружении курдов. Поэтому Россия занимает осторожную позицию, чтобы не усложнить свои отношения с Дамаском. Учитывая какая огромная помощь оказывается Россией Дамаску, очень странно, что Россия не смогла добиться от Асада признания хотя бы культурной автономии курдов. Сейчас, на мой взгляд, Россия будет продолжать ту же линию, несмотря на некоторые высказывания Путина о том, что Россия недостаточно активна в курдском вопросе. Эта линия исходит из ошибочного представления о том, что национальные государства можно сохранить. Кстати, в Астане проходила международная конференция по Сирии. На ней Россия предложила конституцию, в которой оговаривалась культурная автономия курдов. Курды упомянуты там один или два раза и сказано, что на территории автономии будет разрешен курдский язык и образование на нем. Вопрос о сохранении ополчения полностью обойден. Судя по тому, что эта конституция никак не обсуждалась, принята она не будет. Ни одна из сторон – ни джихадисты, ни Асад – с этим вариантом не согласны. Асаду нужна унитарная Сирия, а джихадистам нужен халифат. Компромисс не нужен никому.

Дмитрий Петров: Я хотел бы подчеркнуть, что естественно нет никакой достоверной информации о попытках российского правительства установить отношения с курдами, близкими к РПК. Все такие решения принимаются за закрытыми дверьми – мы можем пытаться узнать что действительно происходит лишь по каким-то внешним признакам. Помимо того, что товарищи уже упомянули, стоит сказать, что весной была организована большая конференция в Президент-Отеле, куда собрались представители многих курдских политических сил. То, что это произошло в Москве и в Президент-Отеле свидетельствует о том, что определенные дипломатические ходы и взаимные шаги на встречу имеют место. Но, разумеется, нужно понимать, что отношения путинского правительства с Рожавой могут строиться только исходя из интересов империалистических групп. Как противовес по отношению к Турции и просто как способ усилить свое влияние. Упомянутая база в Африне и то, что смешанный российско-асадовский контингент присутствует в буферной зоне между Манбиджем и Азазом – территориями контролирующимися турецкой армией и про-турецкими формированиями – все это уже говорит о том, что путинский режим использует ситуацию в своих целях. В худшем случае возможно вмешательство во внутренние дела. Я думаю, что руководство РПК отдает себе в этом отчет и что принципы независимости и революционной солидарности – ведь сколько в нашей стране политических заключенных! – возьмут верх и на поводу у путинского режима курдское революционное движение никогда не пойдет.

Ибрагим: Вы упомянули, что курды воюют против Асада. На сегодняшний день курды воюют против ИГИЛ, а от всех остальных только обороняются.

Дмитрий Петров: Вы имеете ввиду наступательные действия?

Ибрагим: Конечно.

Дмитрий Петров: В этом смысле да. Но если говорить о вооруженном противостоянии, то и асадовский режим нанес удары по курдским позициям.

Ибрагим: У них в Сирии есть свои интересы. Поэтому курдам приходиться держать оборону. В начале войны, когда Асад почуял, что вот-вот падет, он сам дал оружие курдам. Сейчас, когда Россия поддержала его и он покрепче встал на ноги, курды уже не нужны – можно и побомбить. Курдов всегда используют в своих интересах. Все.

 

Книга «Жизнь без государства: революция в Курдистане» издана совместно Hevale  и Common place, Москва, 2017

]]>
http://openleft.ru/?feed=rss2&p=9471 1
Португалия: Отголоски незавершенной революции http://openleft.ru/?p=9445 http://openleft.ru/?p=9445#respond Sat, 15 Jul 2017 10:37:34 +0000 http://openleft.ru/?p=9445

Жуан Абел Манта, “Сложная проблема”: Шарж периода “Революции гвоздик” 1974 года, изображающий узнаваемые фигуры из истории левых движений и мысли, наблюдающие за Португалией.

 

В одной небольшой стране на выборах неожиданно побеждает вариант «против всех» – три четверти избирателей бросили в урны незаполненные бюллетени. Проводится повторное голосование, но на нем этот показатель лишь увеличивается – до 83%, и правительство объявляет столицу страны в осадном положении, дабы проучить собственных граждан.

Такова фабула романа нобелевского лауреата Жозе Сарамаго «Прозрение», отображающая общемировую тенденцию – все большее разочарование граждан в декларируемой представительной демократии. Когда все народовластие сводится к тому, что раз в несколько лет можно выбирать «меньшее из двух зол», люди чувствуют, что не обладают никаким реальным влиянием на политические процессы, остающиеся в руках олигархической верхушки. Недовольство этим положением дел с начала текущего мирового экономического кризиса подпитывало низовые протестные движения наподобие Occupy Wall Street, охватившие и весь Евросоюз – от Болгарии до Португалии.

Однако детали политического антуража для своего романа Сарамаго, бывший в течение четырех десятилетий членом Португальской коммунистической партии (ПКП, Partido Comunista Português), черпал из реалий своей страны. Только у него две главные политические силы называются партиями правых и центра, а в действительности носят «левые» названия – Социал-демократической (Partido Social Democrata) и Социалистической (Partido Socialista) партии соответственно. Это является следствием траектории политического развития Португалии – последней страны Западной Европы, пережившей революцию. Здесь, как и в Греции и Испании, дольше всего на европейском континенте продержались крайне правые диктатуры, при которых сохранялась экономическая, социальная и технологическая отсталость этих стран. Сопротивление португальской диктатуре Антониу Салазара и Марселу Каэтану возглавляли левые силы, прежде всего коммунисты, но со временем появилась и существенная оппозиция в кругах военнослужащих.

“Революция гвоздик”: ликующие толпы на бронетехнике.

«Революция гвоздик» 1974 года началась как бескровный военный переворот, который покончил с авторитарным режимом так называемого «Нового государства», но кроме демократических требований выдвигал и социалистические лозунги. Некоторое время левое крыло «Движения вооруженных сил» даже возглавляли правительство (в лице премьер-министра Вашку Гонсалвиша), но после жесткого противостояния революционных и реакционных элементов, известного как «Жаркое лето» 1975 года, в Португалии сформировалась более привычная для Западной Европы политическая система, в рамках которой у власти попеременно чередовались «правоцентристы» (Социал-демократическая партия и союзный ей еще более консервативный Социально-демократический центр / Народная партия – Centro Democrático e Social / Partido Popular) и «левоцентристы» (Социалистическая партия).

Причем политическая сила последних была образована лишь накануне падения диктатуры, в 1973 г., в эмиграции в ФРГ и при содействии Социал-демократической партии Германии. Социалистическая партия одновременно обещала рост социальных стандартов для большинства населения и «стабилизацию» после бурных революционных лет для имущих слоев. Придя к власти сначала в составе «большой коалиции» с правоцентристами в 1983 г., а затем самостоятельно в 1995 г., Соцпартия Португалии, подобно ПАСОК в Греции, постепенно растрачивала свои идейные принципы, по степени радикальности поначалу превосходившие европейский социал-демократический мейнстрим. Однако она сохранила свое влияние среди трудящихся, и в новое тысячелетие Португалия вошла с социалистами на постах президента (Жоржи Сампайю) и премьер-министра (тот же Антониу Гуттереш, который с 1 января 2017 г. стал новым Генеральным секретарем ООН). В конце концов, находясь у власти в 2005-2011 гг., «социалистическое» правительство либерального технократа Жозе Сократеша в условиях глобального экономического кризиса и кризиса еврозоны, ощутимых в Португалии сильнее, чем где-либо в ЕС (кроме Греции), внедряло по рекомендациям международных институтов неолиберальную политику «жесткой экономии» и сокращения социальных выплат, а сам премьер в конце концов оказался под расследованием из-за подозрений в коррупции.

Многолетние лидеры Соцпартии Мариу Суариш (слева) и Компартии Алвару Куньял (справа) – соратники в годы диктатуры и оппоненты после восстановления демократии.

Как и политическая эволюция Соцпартии Португалии напоминает ПАСОК, так и португальская ситуация с радикальными левыми также несколько напоминает греческую. Здесь присутствует «ортодоксальная» Португальская коммунистическая партия, в целом следующая в фарватере курса Компартии Греции, и Левый блок, образованный независимыми левыми, в том числе троцкистскими и постмаоистскими активистами, объединившимися на принципах внутрипартийного идейного плюрализма (подобно СИРИЗА до 2013 года). По всей расплывчатости использования термина «новые левые» в современных условиях, исследователи определяют Левый блок именно таким образом (Freire 2002).

К тому же, португальский политический спектр изобиловал многочисленными небольшими организациями леворадикального толка еще когда те находились в подполье на излете диктатуры. И сейчас вне парламента существуют разнообразные левые группы, в частности: Коммунистическая партия рабочих / Реорганизованное движение пролетарской партии (маоистская сила, активная в студенческой среде во время революции 1974 г.), Рабочая партия социалистического единства (троцкистский откол 1976 г. от Соцпартии, присоединившийся к одному из «Четвертых Интернационалов» – а именно к основанному Пьером Ламбером) и Социалистический альтернативное движение (также троцкистского толка, но на этот раз из интернационала, идеологом которого был аргентинец Науэль Морено). Впрочем, они не имеют заметного влияния на политическую жизнь, поэтому сконцентрируемся на двух ведущих левых силах страны.

Португальская коммунистическая партия, в отличие от большинства европейских компартий (образовавшихся из революционного крыла социал-демократических партий Второго интернационала), происходила из среды анархо-синдикалистского движения, традиционно сильного на Пиренейском полуострове. Достаточно сказать, что первая португальская партия, носившая название социалистической, образовалась в 1875 г. под сильным влиянием анархизма и прудонизма, а синдикализм доминировал в рабочем движении вплоть до 1934 г., когда была подавлена всеобщая забастовка против запрета независимых профсоюзов.

Что касается Португальской коммунистической партии, основанной в 1921 г. как секция Коммунистического Интернационала, то уже в 1926 г. она была объявлена ​​вне закона после военного переворота. В результате последнего в стране была установлена ​​правая «Национальная диктатура», впоследствии принявшая название «Нового государства», в котором вся полнота диктаторской власти оказалась в руках премьер-министра, профессора юриспруденции Антониу Салазара. Португальское общество до сих пор разделено острыми дебатами, корректно ли называть его режим, стремившийся подражать Муссолини в Италии, фашистским (примечательно, что на местном телешоу, аналогичном «Великим украинцам» или «Имени Россия», победил все еще популярный в правых кругах диктатор, а следом на втором и третьем местах шли люди, пострадавшие от его репрессий – коммунист и художник Алвару Куньял и известный спасением евреев от нацистов дипломат Аристидеш Мендес).

Процессия на похоронах Алвару Куньяла, 2005 год.

Хотя смертная казнь формально отсутствовала, противники правительства гибли в тюрьмах и от рук спецслужб – например, генерал Умберту Делгаду, отважившийся бросить вызов салазаровской марионетке на единственных президентских выборах периода диктатуры, на которые было допущено более одного кандидата. Левых, профсоюзных и студенческих активистов преследовала салазаровская политическая полиция (после войны на континенте получившая название ПИДЕ) с ее сетью доносчиков и широким применением пыток.

Участников рабочего и других социальных движений нередко убивали спецслужбисты – так, в 1954 г. ими была застрелена батрачка Катарина Эуфемия, агитировавшая штрейкбрехеров присоединиться к стачке против латифундиста, а в 1961 г. художник и подпольщик Жозе Диаш Коэлью (оба были провозглашены мучениками компартии). В дополнение к репрессиям внутри самой Португалии, сталинистское руководство Коминтерна в 1938 г. исключило португальскую секцию из рядов Интернационала, и нормализовать отношения ПКП с КПСС удалось только после войны. Португальская секция Коминтерна была не единственной, разгромленной в годы сталинского «Большого террора» – схожая участь постигла, в частности, и Компартию Польши с ее составляющими, компартиями Западной Украины и Западной Беларуси.

Катарина Эуфемия

На протяжении 48 лет авторитарного режима коммунистическая партия действовала в подполье или в эмиграции (например, V съезд ПКП 1957 г. проходил в Киеве). 36 членов ее Центрального комитета, избранного в 1974 г., в общей сложности отсидели в тюрьмах суммарный срок более 300 лет. Неоднократно арестовывали и Алвару Куньяла, который после легендарного бегства из одиночной камеры тюрьмы строгого режима был избран генеральным секретарем ПКП и возглавлял партию в течение трех десятилетий (с 1961 по 1992 г.).

Многих португальских коммунистов отправили в ссылку в заморские, преимущественно африканские, колонии этой последней колониальной империи – острова Зеленого мыса, или Кабо-Верде (где был размещен печально известный концлагерь Таррафал), Гвинею-Бисау, Анголу, Мозамбик, Сан-Томе и Принсипи, Восточный Тимор. Но это лишь способствовало распространению марксистских идей в национально-освободительном движении угнетенных народов. В 1960-1970-х годах в каждом из португальских владений образовались леворадикальные организации, начавшие борьбу против метрополии за деколонизацию: ПАИГК (Африканская партия независимости Гвинеи и Кабо-Верде), МПЛА (Народное движение за освобождение Анголы), ФРЕЛИМО (Фронт освобождения Мозамбика) , МЛСТП (Движение за освобождение Сан-Томе и Принсипи) и ФРЕТИЛИН (Революционный фронт за независимость Восточного Тимора).

Правящие классы Португалии видели в сохранении империи нечто большее, чем сугубо вопрос престижа, которым захват африканских владений стал после утраты Бразилии в XIX столетии. Для них это была прежде всего возможность за счет эксплуатации природных ресурсов колоний поддерживать на плаву самую отсталую в Западной Европе экономику, которую они так и не сумели модернизировать и которая не могла обеспечить рабочими местами население. Однако именно эти расчеты и сыграли с португальскими колониалистами злую шутку: колониальные войны приносили одни убытки, подрывая экономическую стабильность, тогда как поступления от эксплуатации колоний оказывались в десяток раз ниже суммы денежных переводов, отправленных португальскими трудовыми мигрантами из Франции и других стран.

Поскольку во Второй мировой войне правительство Салазара не стало выступать на стороне идеологически близких фашистских режимов стран «Оси», с которыми у него были тесные связи, в послевоенное время США и их западным союзникам было несложно включить его, несмотря на очевидную антидемократичность, в систему своих военно-политических союзов (НАТО) и оказывать поддержку в «борьбе с коммунизмом». Однако жестокость, с которой португальская армия подавляла сопротивление освободительных движений, осуществляя политические убийства их деятелей (в частности, Амилкара Кабрала и Эдуарду Мондлане) и уничтожая целые деревни, обеспечила борющимся за независимость африканским народам симпатии не только «Восточного блока» и деколонизированных стран, но и широких кругов западной общественности, возмущенных поддержкой профашистского режима со стороны их правительств. Наконец, росло недовольство и среди португальских военных, отправляемых на бессмысленную колониальную бойню, где они несли значительные потери.

Кадр из художественного фильма Марии де Медейруш “Апрельские капитаны” (2000 г.), повествующего о “Революции гвоздик”. На переднем плане – актер, играющий видного участника последней, капитана Фернанду Жозе Салгейру Майя.

Именно из числа последних вышла группа левонастроенных младших офицеров, образовавших подпольную организацию «Движение вооруженных сил», неформально известную как «Движение капитанов». Политические симпатии ее участников варьировались от либерализма до маоизма, но в целом они сходились на леводемократическом или социалистическом векторе развития страны, а Отелу Сарайва де Карвалью, стратег и автор плана вооруженного восстания, придерживался леворадикальных взглядов. 25 апреля 1974 г. они повели воинские части на Лиссабон и свергли наследника Салазара, Марселу Каэтану, не пролив ни капли крови (единственная четверка погибших была убита силовиками ПИДЕ) и обеспечив победу «Революции гвоздик».

На следующий день завершилось освобождение политических заключенных. Последним вышел строитель Жозе Карлуш Альмейда, которого вскоре изберут депутатом от коммунистов. А вскоре состоялись предоставление независимости колониям и переход Португалии к демократии. Образованный восставшими военными Совет национального спасения трансформировался в Революционный совет Португалии и передал свои полномочия демократически избранным органам власти, но сохранялся как гарант революционного процесса, пока не был распущен правоцентристским правительством «Демократического альянса».

Хотя радикальные элементы из числа революционных военных были отстранены от руководства уже в 1975 г., в стране, пережившей ультраправую диктатуру, даже правые силы были вынуждены мимикрировать под «левых». Крупнейшая либерально-консервативная партия правого толка под началом своего популистского основателя Франсишку Са Карнейру приняла название «народно-демократической», а впоследствии «социал-демократической» (при этом декларируя «основные ценности демократического и гуманного социализма»). А Конституция 1976 г. определяла Португалию как «социалистическую республику», стремящуюся к бесклассовому обществу – почти немыслимая «вольность» для члена западного блока (эти формулировки убрали только в 1989 г. голосами «социал-демократов» и «социалистов»). Характерно, что ряд сегодняшних буржуазных политиков в этот период находилась в левых организациях – например, тогдашний маоист Жозе Мануэл Баррозу, в 2004-2014 гг. бывший председателем Еврокомиссии по квоте правоцентристской Европейской народной партии.

“Метаморфозы”: Карикатура того же Жуана Абеля Манты, высмеивающая приспособленчество бывших салазаровских функционеров к послереволюционным реалиям.

В революционных обстоятельствах 1970-х Коммунистическая партия играла ключевую роль в профсоюзном и крестьянском движении. Ее руководство состояло преимущественно из выходцев из индустриального пролетариата (например, электриков или металлургов), а в ее рядах состояли такие ведущие культурные величины, как писатель Жозе Сарамаго, драматург Бернарду Сантарену, композитор Фернанду Лопиш-Граса (попутчиком партии был поэт и композитор Зека Афонсу, автор песни «Grândola, Vila Morena», исполнение которой на радио стало сигналом к «Революции гвоздик»). Представители ПКП Алвару Куньял и Пашеку Гонсалвиш вошли в первое после революции временное правительство, продвигая в нем идеи национализации и плановой экономики.

По призыву Компартии к трудящимся те взяли в свои руки 245 конфискованных банков и страховых компаний и еще 216 крупных компаний в других отраслях хозяйства. Более 780 мелких предприятий, оставленных своими владельцами, были превращены в кооперативы в собственности самих работников. Не дожидаясь принятия соответствующего закона о земельной реформе, рядовые коммунисты также принялись за конфискацию латифундий 1300 крупных землевладельцев, господствовавших на сельскохозяйственных угодьях юга страны. Благодаря перераспределению этих земель и созданию на них 500 коллективных крестьянских хозяйств были созданы десятки тысяч рабочих мест (Sassoon 2014: 607-616).

Впрочем, даже после волны национализаций доля государственного сектора в португальской экономике оставалась существенно ниже среднего показателя по Западной Европе. С другой стороны, именно благодаря этим мерам ПКП закрепила свою массовую базу. К югу от центра Португалии простирается «красный пояс», где коммунисты до сих пор контролируют более 30 муниципалитетов – в бедной сельской местности (Алентежу и Рибатежу) и в промышленных районах вокруг Сетубала и Лиссабона (см. справа карту голосования за коалицию коммунистов и зеленых на выборах 2009 г.). На некоторых предприятиях до сих пор существуют рабочие комитеты, сформированные при участии Компартии и ее союзников еще во время «Революции гвоздик».

Карта парламентских выборов 2009 года

В то же время перспективы углубления социалистических преобразований изрядно смущали и буржуазный истеблишмент, и страны-члены НАТО, опасавшиеся, что Португалия покинет блок; они объединили усилия в запугивании португальцев «красной угрозой». Сама же ПКП, приспособленная к деятельности в условиях десятилетий нелегального положения, оказалась недостаточно подготовленной к вызовам быстро меняющейся ситуации. Следуя указаниям из Москвы, она на самом деле не собиралась захватывать власть и осуществлять немедленную социалистическую революцию в стране, ведь это могло нарушить статус-кво в глобальном межблочном противостоянии. Поэтому когда в ноябре 1975 г. состоялась попытка ультралевого переворота (которая была скорее актом отчаяния, чем тщательно спланированным восстанием), руководство партии призвало революционных солдат и офицеров вернуться в свои казармы.

Восставший солдат во время “Революции гвоздик” 1974 года.

Выборы в Учредительное собрание, проведенные в 1975 г. на годовщину «Апрельской революции», показали, что пальму первенства на левом фланге от Компартии перехватила недавно основанная Социалистическая партия во главе с Мариу Суаришем, который сам в молодости был коммунистом. Социалисты получили почти 38% голосов, коммунисты – только 12,5%. Вражда между бывшими союзниками достигла такого уровня, что по итогам следующих парламентских выборов 1976 г. Соцпартия сформировала коалицию с силой с противоположного фланга политического спектра (Социально-демократическим центром), ознаменовав этим свой «правый поворот». И действительно, вскоре правительство Суариша в условиях сложной экономической конъюнктуры (общеевропейская рецессия, на которую накладывалась проблема возвращения португальцев из освобожденных колоний) на условиях МВФ повело отчетливо антисоциальную политику «жесткой экономии» (примечательно, что сельскохозяйственным министром, занимавшимся демонтажом деревенских коллективных хозяйств, в нем был Антониу Баррету, еще один бывший член Компартии).

Сложившаяся ситуация позволила коммунистам, выступая выразителями недовольства беднейшего крестьянства и рабочих, расширить свои ряды – но не поколебать гегемонию социалистов. Объединенный народный союз – альянс Компартии с Португальским демократическим движением – набирал до 19% голосов (в 1979 г.), однако этот результат так и остался высочайшим в истории ПКП. С 1987 г. младшим партнером Португальской коммунистической партии в электоральной «Коалиции демократического единства» (Coligação Democrática Unitária) является Экологистская партия «Зеленые» (Partido Ecologista “Os Verdes”). Она была создана при участии коммунистов в 1982 г. и стабильно их поддерживает, несмотря на разногласия с ними, скажем, в вопросе ядерной энергии. С тех пор по результатам всех парламентских выборов «зеленым» всегда отводили два места, независимо от того, сколько их получала коалиция в целом – будь то 31 (как в 1987 г.) или 12 (как в 2002 г.). Португальские «Зеленые» являются одной из самых радикальных сил в европейской семье экологических партий – антикапиталистическими настолько, что консервативное крыло «зеленого» движения образовало в противовес им Партию Земли праволиберально-рыночного направления.

Длительная борьба коммунистов Греции и Португалии с последними в Европе ультраправыми авторитарными режимами стала залогом их существенной поддержки в этих странах. Однако условия длительной изолированности и подпольности обусловили и то, что именно эти две компартии «авангардного типа» остаются бастионами сталинизма советского разлива в мировом левом движении. С другой стороны, неприятие Компартией Португалии идей «еврокоммунизма» и горбачевской перестройки сыграло свою роль в том, что, пускай распад СССР и стал для ПКП ударом, но не столь фатальным, как для многих критически настроенных к КПСС еврокоммунистических партий. В противоположность последним, на XIII съезде ПКП в 1990 г. большинство из 2000 делегатов высказались за сохранение в качестве программных установок марксизма-ленинизма и «революционного пути к социализму», подчеркнув «уникальность советского опыта».

XX съезд Португальской коммунистической партии, 2016 год.

Несмотря на подобную ​​риторику, ПКП ни о какой социалистической революции речи сегодня не ведет. Предел актуальных требований для партии – «развитая демократия для XXI века» и «патриотический политический курс» (апелляции к «патриотизму» занимают важное место в ее риторике). Она отстаивает такие пункты, как борьба с приватизацией водных ресурсов и ростом цен на медицинские услуги, увеличение расходов на образование и культуру, свободный доступ населения к занятиям спортом, расширение партисипативной демократии, искоренения коррупции, антиимпериализм, осуждение НАТО и солидарность с Кубой или Страной Басков. Некоторые из ее социальных пунктов реализуются на локальном уровне в округах, где Компартия сохраняет свое влияние – хотя оно часто ограничивается ее традиционными опорами, например сельскохозяйственными рабочими Алентежу (региона центрально-восточной и южной Португалии). При этом следует отметить прочность организационной структуры ПКП под руководством генерального секретаря Жерониму ди Соузы. Ее численность лишь немного уступает Соцпартии и по состоянию на 2012 г. на порядок превосходила Левый блок (60000 против 6800 членов у последнего). Изменения, произошедшие в стране и мире, в том числе существенные структурные сдвиги в португальском рабочем классе после вступления в Европейское экономическое сообщество в 1986 г., не слишком отразились на Компартии. Ее члены продолжают играть центральную роль в ведущем профсоюзном центре страны – Всеобщей конфедерации португальских трудящихся, или «Интерсиндикале».

Тем не менее, хотя в Португалии Коммунистическая партия идейно близка к греческой, она проявляет больше гибкости в реагировании на текущую ситуацию. Недаром Компартия Греции крайне болезненно отреагировала на начало консультаций о совместной борьбе против неолиберальной политики и давления МВФ между Португальской компартией и Левым блоком – ведь последний в глазах греческих сталинистов является двойником беспощадно критикуемой ими СИРИЗА. Большую изобретательность ПКП демонстрирует и в подборе методов агитации. Широкую известность имеет фестиваль партийной газеты «Аванте!» (по примеру фестивалей исторически коммунистических газет в Италии – «Унита» – и Франции – «Юманите»), привлекающий немало внепартийных участников.

Левый блок (Bloco de Esquerda или просто Bloco) был основан в 1999 году. Его основатели происходили из альтернативной просоветскому коммунистическому движению марксистской среды, критически настроенной как к социал-демократии, так и к «реальному социализму» образца СССР. Основой Левого блока стал начавший складываться еще в 1980-х годах союз троцкистской Революционной социалистической партии (РСП, Partido Socialista Revolucionário), возглавляемой Франсишку Лоусой секции Воссоединенного Четвертого интернационала (созданной в 1978 г. посредством объединения Интернационалистской коммунистической лиги и Революционной рабочей партии), и постмаоистского Народного демократического союза (НДС, União Democrática Popular), основанного в 1974 г. как фронт трех марксистско-ленинских групп. Также в этот троцкистско-маоистский альянс влились две меньшие структуры – Фронт революционных левых (основанная в 1983 г. троцкистская организация) и «Политика XXI» (группа интеллектуалов еврокоммунистического толка, вышедших из ПКП или состоявших в мелком союзнике последней, Португальском демократическом движении).

Франсишку Лоуса на фоне эмблемы Левого блока

Составляющие Левого блока к моменту его образования трудно было назвать массовыми организациями. И все же, несмотря на то, что эти группы были малочисленными и маргинализированными по сравнению с коммунистической или социалистической партиями, они играли активную и яркую роль в событиях революционных 1970-х гг. Их активисты, которые пытались осуществлять социальную революцию на местах, были ненавистнее даже компартийцев для местных ультраправых, совершивших серию терактов и политических убийств леворадикалов, в том числе деятеля Народного демократического союза, молодого священника и педагога «падре Макса» ди Соузы. В 1980-х гг. португальские троцкисты и маоисты приобщались к новым социальным движениям, начиная с антивоенных или антирасистских и заканчивая женскими или ЛГБТ, сочетая их с приоритетными для себя вопросами классовой борьбы. Приобретенный таким образом опыт они считали ценным для преодоления политического сектантства и реорганизации португальской левой на основе плюрализма.

Говоря о дискуссии, предшествовавшей учреждению Левого блока, один из его инициаторов Фернанду Розаш (известный историк, бывший активист Компартии, лидер Революционного движения партии пролетариата и попутчик Революционной социалистической партии) вспоминал о своей первой рабочей встрече с председателем Народного демократического союза Луишем Фазендой: «Его идея заключалась в том, чтобы создать новый политический проект, а не просто электоральную коалицию». При этом важным было, чтобы новое образование не оказалось простой «суммой партий-основательниц», в том числе в организационном плане – поэтому после основания блока более 50% мест в его структурах отводились независимым активистам, которые ранее не принадлежали ни к одной партии (Sousa 2011). Наконец, в противовес ПКП, основной упор делался на внутрипартийную демократию. Вообще, любая группа из 20 членов блока получила право на создание собственной платформы и равноправное представительство.

В 2005 г. Левый блок был трансформирован в единую партию, а партии-участницы продолжили свое существование в статусе относительно автономных «политических ассоциаций», сгруппированных по идеологическому признаку. Но за полтора десятилетия истории Блока из них уцелел лишь Народный демократический союз, который, правда, уже давно отошел от своих первоначальных маоистских установок. Революционная социалистическая партия самораспустилась в 2013 г., создав более широкую тенденцию «Социализм».

Из числа сокоординаторов Левого блока его бывший кандидат в президенты на выборах 2006 г., экономист Франсишку Лоуса, например, был выходцем из РСП, Мигел Порташ – из «Политики ХХІ», а молодая активистка Жуана Мортага представляла НДС. В 2012 г. спикеры-координаторы Левого блока были переизбраны, и ими по гендерно сбалансированной схеме стали врач Жуан Семеду и театральная актриса Катарина Мартинш. Руководство ЛБ – Национальный комитет из 80 человек – избирается на ежегодной конференции и собирается каждые два месяца. С конца 2014 г. оперативное коллективное руководство осуществляет постоянный комитет по 6 человек во главе с Катариной Мартинш, оставшейся единственной председательницей партии. Впрочем, Блок сознательно избегает зависимости от единоличных харизматичных лидеров, в которой обвиняли близкие ему партии СИРИЗА и «Подемос», а само его участие в представительных органах подчиняется принципу коллективной ротации – попав в Ассамблею Республики, ЛБ менял своих представителей в ней каждые пять месяцев.

Портрет Катарины Мартинш на предвыборной агитации Левого блока с пририсованными серпами и молотами

Объединенные совместным видением социалистической перспективы, составляющие Блока соглашаются, что существует многообразие возможных путей антикапиталистической борьбы, сформированных объективными и субъективными факторами, и что решения не могут единолично приниматься отдельными людьми или группами. Левый блок задумывался как попытка совместить левый реформизм с революционной перспективой посредством завоевание гегемонии в среде трудящихся классов, в том числе путем ежедневной борьбы за улучшение условий их жизни. С самого основания он пытался не повторить ошибок Соцпартии и Компартии, стремясь к модели социализма, которая была бы одновременно демократической и революционной. Блок стал одним из немногих участников международного партийного объединения «Европейские левые», параллельно принявших участие в образовании более радикальной сети – «Европейские антикапиталистические левые». Однако в своей практической деятельности ЛБ, как и многие подобные партии, в целом не выходил за рамки левореформистского курса.

Первыми кампаниями, в которых Левый блок сыграл ключевую роль непосредственно после своего создания в 1999 г., были мобилизация против военных бомбардировок НАТО во время интервенции в Косово и акции солидарности с народом Восточного Тимора – бывшей португальской колонии, ставшей жертвой индонезийской оккупации и геноцида со стороны диктаторского режима Сухарто, но наконец обретшей независимость, защитить которую помогло давление со стороны международного сообщества. Когда в 2002 г. коалиция во главе с тогдашним премьер-министром (а впоследствии президентом Еврокомиссии) Жозе Мануэлем Баррозу начала сворачивать социальные права трудящихся, закрепленные в законодательстве еще с 1975-1976 гг., активное участие Левого блока в парламентских дебатах и организации общенациональной забастовки способствовали росту его популярности. В 2006 г. Левый блок организовывал общенациональный марш за рабочие места, привлекая внимание к предприятиям, находившимся под угрозой закрытия; в 2007 г. – марш против прекаризации труда, в котором участвовали более миллиона рабочих, в основном из молодежи.

Актив Левого блока младше, чем у остальных ведущих партий страны, и в целом состоит из людей с высоким уровнем образования, преимущественно из профсоюзной и университетской среды, благодаря чему ЛБ имеет имидж «партии интеллектуалов». Вместе с тем, к Блоку присоединились люди самого разного происхождения, возраста, политического опыта и предпочтений. Он организовал первую за долгое время демонстрацию рабочих-мигрантов, тогда как Компартия побоялась к ней присоединиться – из-за стереотипного представления о том, что это оттолкнет ее избирателей из рабочего класса, будто бы расистски настроенных.

Митинг Левого блока.

Блок определяет себя как защитник интересов рабочего класса, а его члены активны в рабочих комиссиях, продолжающих со времен революции 1974 г. существовать на рабочих местах, где их формируют снизу сами трудовые коллективы. Недаром сторонниками Левого блока являются большинство работников крупнейшего предприятия Португалии – завода «Форд-Фольксваген» в Сетубале (Blake 2009). В то же время, в отличие от Компартии, укорененной в крупнейшей профсоюзной конфедерации страны, в бюрократизированных профсоюзах позиции членов ЛБ слабы, и те в основном занимаются развитием альтернативных форм рабочего движения.

В большинстве социальных и культурных вопросов Левый блок занимает более либертарные позиции, чем Компартия. В частности, хотя в Португалии ныне и так все наркотики декриминализированы (и эта стратегия рассматривается как успешный пример наркополитики, обеспечивающей лучшую реабилитацию наркозависимых), ЛБ требует полной легализации марихуаны. Свое представительство в парламенте Левый блок использует для инициирования законопроектов по защите трудовых и социальных прав, гражданских свобод, окружающей среды и животных, для отстаивания бесплатного образования и медицины, для противодействия расизму, ксенофобии, гомофобии и другим формам дискриминации. Заручаясь ситуативной поддержкой Компартии и Соцпартии, Левому блоку удается принимать законы, новаторские для португальского общества, в котором длительное время господствовали консервативные и патриархальные настроения – так, декриминализация абортов здесь состоялась только после референдума 2007 г. Впрочем, ситуация может быстро меняться: уже через несколько лет в стране были разрешены однополые браки. Оба нововведения были осуществлены при правлении социалистического кабинета Жозе Сократеша и при содействии Левого блока.

Первым законопроектом, предложенным Левым блоком и поддержанным парламентом, был закон против домашнего насилия (Сантос 2010). Вообще, Блок выступает как ведущая феминистская партия страны, уделяя значительное внимание вопросу равноправия женщин и мужчин, поэтому первым начал квотировать представительство женщин в своих органах. Активистки составляют половину депутатов в национальном парламенте. Бросая вызов сексистским стереотипам, до сих пор сильным в португальском обществе и политической жизни, ключевые роли в Левом блоке сейчас играют женщины – кроме координаторки партии Катарины Мартинш, это сестры Марианна и Жуана Мортага, а также евродепутатка Мариза Матиаш (Martins 2015). Так, Марианна Мортага стала чуть ли не национальной героиней за свою борьбу за привлечение к ответственности коррумпированных чиновников, бизнесменов и банкиров, в частности, руководителей банка Banco Espírito Santo, на спасение которого, несмотря на многочисленные скандалы, были потрачены миллиарды евро бюджетных средств.

Мариана Мортага выступает в парламенте.

Ни одна из организаций-учредителей Левого блока ранее не достигала заметного успеха в португальской левой политике, где безраздельно господствовали Компартия и Соцпартия. К тому же, важно отметить, что к тому моменту никакой новой политической силе не удавалось закрепиться в сложившейся в конце 1970-х гг. системе парламентских партий – например, центристская и популистская Партия демократического обновления, основанная в 1985 г. президентом страны генералом Антониу Рамалью Эанишем, продержалась в парламенте только 6 лет, после чего растеряла поддержку избирателей и была захвачена ультраправыми элементами, превратившими ее в еще более маргинальную Партию национального обновления.

Однако уже на первых парламентских выборах, в которых принимал участие Левый блок (1999 г.), он собрал 2,4% голосов (2 места в Ассамблее Республики). На следующих выборах 2002 и 2005 гг. показатель вырос до 2,7% и 6.4% соответственно. Пиковую поддержку на парламентских выборах – 557000, или 9,81%, голосов (16 мест в парламенте) – Левый блок получал в 2009 г. Это были первые выборы, на которых Блоку удалось потеснить ПКП (для сравнения – на президентских выборах 2006 генсек Компартии Жерониму ди Соуза получил почти вдвое больше голосов, чем кандидат ЛБ Франсишку Лоуса).

На выборах в Европарламент того же года показатель составлял 10,73%, что позволило избрать трех евродепутатов от Блока. Один из этих трех представителей, историк Руй Тавареш, в 2011 г. покинул Левый блок и его группу в Европарламенте, «Европейских объединенных левых / Лево-зеленых Севера», перейдя во фракцию «Зеленые – Европейский свободный альянс».

Два года спустя, в 2013 г., он инициировал создание новой политической силы на левом фланге – «LIVRE – свобода, левые, Европа, экология». Сочетая в своем манифесте лозунги экологической ответственности, солидарности и прямого участия в управлении государством граждан в противовес партийным аппаратам с однозначной поддержкой Евросоюза, она претендовала на нишу между Соцпартией и Левым блоком, чтобы выступать своеобразным посредником между ними. Однако на самом деле этот леволиберальный реформистский проект с его половинчатой ​​критикой политики «жесткой экономии» без посягательств на капиталистическую систему и логику рыночного накопления не нашел поддержки у избирателей. Партии LIVRE («Свободная») не удалось договориться о едином списке с Левым блоком, от которого она откололась, и на следующих выборах партия Тавареша не смогла пройти ни в Европарламент, ни к Ассамблеи Республики.

Акция партии LIVRE, 2015 год.

Но вернемся к Левому блоку. После непрерывного роста поддержки в течение первого десятилетия своего существования партия, похоже, растеряла динамику и стагнировала. Уже на досрочных выборах 2011 г. количество поданных за нее голосов сократилось почти вдвое – до 5,2%, тогда как альянсу коммунистов и зеленых удалось удержать его на прежнем уровне (около 8%). Это было отчасти следствием того, что в Левом блоке в противовес первоначальным антикапиталистическим и даже революционно-социалистическим установкам его основателей воцарились настроения, предусматривающие движение от «антисистемности» в сторону «респектабельности». В своей предвыборной кампании Блок позиционировал себя как «ответственную левую», готовую к образованию правительственной коалиции с той же Социалистической партией, намедни успевшей ввести меры «жесткой экономии» (Heilig 2011). Крайне несвоевременный поворот на фоне углубления кризиса и краха португальской экономики в 2009-2010 гг.

Частью этой стратегии явилось то, что на президентских выборах того же 2011 г. Левый блок не стал выставлять собственного кандидата (как это сделали коммунисты с Франсишку Лопешем), а поддержал представителя левого крыла Соцпартии, поэта и ветерана антифашистской борьбы Мануэла Алегре. Тот провел успешную кампанию как независимый кандидат на предыдущих выборах 2006 г., заняв второе место и обойдя официального кандидата социалистов Мариу Суариша. Но на следующих выборах Алегре свой результат улучшить не смог и при низкой явке избирателей все так же пришел вторым.

А Левый блок, члены которого надеялись выстроить более широкую левую, напротив, лишь понес потери (Paço 2015). В 2011 г. от него откололось наиболее левое течение, отстаивавшее союз с коммунистами (Фронт революционных левых и его молодежное крыло, сформировавшие вышеупомянутое Социалистическое альтернативное движение), а в 2012 г. – наиболее правое, отстаивавшее союз с социалистами («Политика ХХІ», в 2014 г. оформившаяся в Форум «Манифест», который объединился с партией Руй Тавареша, образовав LIVRE / Tempo de Avançar). Также ряды партии покинули ряд известных персон, в том числе журналистка Ана Драгу и психолог Жуана Амарал Диаш. На выборах в Европарламент 2014 г., произошедших в условиях рекордно низкой явки избирателей (на участки пришла только треть из них; учитывая, что в 1975 г. выборы посетило более 91%, нельзя не вспомнить подмеченную романом Сарамаго тенденцию), Левый блок потерял половину голосов и с тех пор представлен единственным европарламентарием – троцкисткой Маризой Матиаш.

Профсоюзная демонстрация прокоммунистической Всеобщей конфедерации португальских трудящихся (CGTP), насчитывающей почти вдвое больше членов, чем второй по размерам профсоюз – Всеобщий союз трудящихся (UGT), близкий к Соцпартии.

Пока Левый блок перебивался с падением электоральных показателей, реальная борьба в Португалии происходила в других плоскостях. Профсоюзы, социальные движения и инициативные группы мобилизовались против курса «жесткой экономии», углубившегося при правоцентристском кабинете министров Педру Пасуша Коэлью. В условиях кризиса еврозоны Португалию, совокупные государственные и частные долги которой достигали 370% ВВП (второе место в мире после Японии), называли страной ЕС, вслед за Грецией ближе всего стоящей к банкротству (Evans-Pritchard 2015). Меры «жесткой экономии», внедрявшиеся и предыдущим «социалистическим», и консервативным правительством – в частности, «реформа зарплат и пенсий» или резкое увеличение платы за коммунальные услуги, – привели к дальнейшему обнищанию населения.

Макроэкономические показатели несколько выровнялись после стремительного падения, но проблемы неравенства и безработицы (достигавшей 50% среди молодежи, и это еще учитывая подтасовку статистики занятости органами государственной власти) обострились – как и проблема низкой покупательной способности населения. Если ранее Португалия была одним из основных пунктов назначения трудовых мигрантов из Украины и Молдовы, то во времена кризиса уже сотни тысяч молодых португальцев, как когда-то в годы диктатуры, отправились на «заработки» в северные страны Европы. А планы дальнейшей массовой приватизации различных учреждений и государственных компаний, например, национального авиаперевозчика TAP Portugal, заставляли их работников проводить забастовки, чтобы сохранить свои рабочие места. Всего за четыре года (2011-2015) в стране произошло около 1100 забастовок (Яковлева 2016).

Народное недовольство не помешало португальской власти первой в Евросоюзе подписать «Бюджетный пакт» ЕС, предусматривавший дальнейшие урезания и сокращения. Результат налицо – 15 сентября 2012 г. в 40 городов страны состоялась миллионная политическая демонстрация – крупнейшая с 1 мая 1974 г., когда перед лиссабонцами впервые публично выступили генсеки недавно еще подпольных Компартии и Соцпартии Алвару Куньял и Марио Суариш. Однако этой уличной мобилизация, как и предыдущей в октябре 2011 г., и следующей в марте 2013 г., не удалось смести правительство.

В протестных движениях активное участие принимали и ПКП, и Левый блок, сумевший реорганизоваться, провести широкие обсуждения в среде своих активистов и вернуться к своим радикальным истокам, в том числе концентрации на внепарламентской деятельности. Кульминация внутрипартийных дебатов пришлась на IX съезд Блока в конце 2014 г., на котором было отдано почти равное количество голосов за два самых популярных варианта резолюций, предложенные соответственно группировками предыдущих сокоординаторов (Мартинш и Семеду) и председателя парламентской фракции ЛБ, Педру Филиппе Суариша, математика по специальности (Nichols 2014). В результате, были достигнуты многочисленные компромиссы, учитывавшие пожелания обеих сторон и расширявшие внутренние демократические процедуры, включая проведение общепартийных референдумов по важным вопросам.

X съезд Левого блока, 2016 год.

В электоральной политике же социологические опросы вовсе не сулили Блоку прорыва, подобного таким партиям Юга Европы, как СИРИЗА в Греции и «Подемос» в Испании. Как объясняла активистка Левого блока и исследовательница международного левого движения Катарина Принсипе, в отличие от этих стран, в Португалии ведущая левоцентристская партия не была окончательно дискредитирована проведением неолиберального курса «жесткой экономии», поскольку рано потеряла власть (Principe 2016). В интервью известному левом интеллектуалу Тарику Али накануне выборов та же Катарина Принсипе прогнозировала неутешительные для своей партии результаты выборов. В дополнение ко всему, к Португалии докатилась волна разочарования неспособностью правительства Ципраса вырвать Грецию из порочного круга диктата кредиторов и антисоциальных реформ.

Однако члены Левого блока учли просчеты своих греческих товарищей, сделав краеугольным камнем своей кампании проблему внешнего долга и выработав путем внутрипартийной стратегической дискуссии более критический взгляд на природу Евросоюза и возможность его реформирования изнутри. Таким образом, они присоединились к Компартии, требуя выхода из зоны евро. Вместе с тем, свою международную стратегию ЛБ, в отличие от евроскептической ПКП, видит в альтернативном к неолиберальному проекту Евросоюза «левом европеизме»: «Мы европейцы, но не евроцентристы: для Европы мы хотим того же, чего и для планеты. Мы европейцы, но не еврократы: мы верим в демократию. Мы отвергаем стандартизации и неуважению к тому разнообразию, которое и создает Европу. Мы – левые. Наши противники – не иммигранты, меньшинства, бедняки, геи или безработные, а те, кто продвигает жесткую экономию. Мы верим в солидарность, в совместное противостояние кризису, в социальную Европу, возвращающую надежду» (цитата из странички партии на сайте левой группы Европарламента).

Несмотря на неутешительные предвыборные прогнозы, предрекавшие радикальной левой провал, на выборах 4 октября 2015 г. Левый блок получил самый высокий процент голосов в своей истории (10,2%) и 19 депутатских мандатов. «Коалиция демократического единства» ортодоксальных коммунистов и зеленых получила еще 8,3%; в общей сложности силы левее Соцпартии, критиковавшие «жесткую экономию», собрали более 23%. В их числе в парламент впервые прошла зоозащитная партия «Люди – Животные – Природа», получив один депутатский мандат. Подобные партии, в центре программы которых не просто защита окружающей среды, а именно этическое отношение к животным, попали уже в несколько национальных парламентов, причем в Европарламенте партия из Нидерландов сотрудничает именно с левой, а не «зеленой», фракцией.

Правая коалиция, на этот раз носившая название «Португалия, вперед», заняла первое место (38,6%), но потеряла большинство в парламенте. Ожидалось, что оппозиционная Социалистическая партия (32,4%) не будет нарушать хороших манер политики под диктатом «Тройки» и поддержит правоцентристское правительство меньшинства в дальнейшем проведении «непопулярных реформ» (или же сформирует с ним «большую коалицию»). Однако переговоры на этот счет ни к чему не привели, и внутри Соцпартии начались бурные обсуждения возможности формирования правительства левоцентристских и левых сил, получивших по итогам выборов парламентское большинство. Опасаясь повторить судьбу греческих коллег из ПАСОК, ставших младшими партнерами правоцентристского правительства и похоронивших себя политически, португальские социалисты в конце концов согласились создать коалицию с левее партиями – впервые за 40 лет.

Переговоры социалистов с коммунистами и «Левым блоком» были не менее изнурительными, учитывая историю их противостояния и разногласия. К тому же, велась громкая медиакампания против возможного участия антикапиталистических и евроскептических сил в правящей коалиции. Когда после визита лидера социалистов Антониу Кошты в штаб-квартиру Левого блока Катарина Мартинш заявила, что дни консервативного правительства сочтены, фондовую биржу охватила паника (Камарго 2015). А президент, неолиберальный экономист Каваку Силва, превышая свои полномочия, оказывал давление на процесс формирования коалиции. Он заявлял, что не будет утверждать правительства левых, поскольку то «будет зависеть от поддержки антиевропейских сил», агитировавших за демонтаж валютного союза, Лиссабонского договора, Европейского фискального пакта и Пакта о росте и стабильности, фактически лишавшего Лиссабон контроля над собственными финансами.

Однако переломить ход событий президенту не удалось: он не мог объявить новые выборы, поскольку срок его собственных полномочий вскоре истекал. Первым симптомом изменений стало избрание спикером Ассамблеи Республики представителя левого крыла Соцпартии Ферро Родригеша. 10 ноября 2015 г. парламент отправил правительство Пасуша Коэлью в отставку, а 26 ноября новый кабинет сформировал Антониу Кошта – лидер социалистов (сын литератора-коммуниста из индийского Гоа), получивший известность как мэр Лиссабона с 2007 г. Левый блок и «Коалиция демократического единства» в правительство не вошли, но поддержали своими голосами в Ассамблее Республики – вполне в духе заветов Алвару Куньяла: «Коммунистов не интересуют правительственные кресла, но их волнует политика, которую проводит Совет министров» (Бернардино 2014). Эти силы осознают, что действительно социалистического курса от «социалистического» правительства ждать не следует, но собираются контролировать его, чтобы оно по крайней мере придерживалось принципа «не навреди» по отношению к социальным достижениям португальцев. Обе левые фракции подписали с партией власти отдельные соглашения, в которых закрепили обязательства отказа от неолиберального реформирования трудового, пенсионного и бюджетного законодательства.

Антониу Кошта, премьер-министр Португалии от Социалистической партии.

Следует признать, что за первый год своего пребывания у власти португальские социалисты действительно отошли от наиболее одиозных проявлений неолиберального курса (и кажутся одними из немногих в среде европейской социал-демократии возможных союзников британского лейбористского лидера Джереми Корбина в выстраивании коалиций против политики «жесткой экономии»). Был положен конец политике замораживания зарплат и пенсий; запущен процесс повышения минимальных зарплат (до 557 евро с 2017 г.), чтобы наверстать потери от инфляции; восстановлен бесплатный доступ к медицинским услугам, в том числе отменено требование платить 25 евро за каждое посещение больницы; возвращены государственные инвестиционные проекты и увеличены расходы на социальное жилье (Костюк 2016). Конечно, все это было сделано правительством не без давления со стороны профсоюзов и забастовщиков, особенно в бюджетной сфере.

Новая власть свернула и приватизационную лихорадку своих предшественников, распродававших банки, энергетические предприятия, телекоммуникации, на которые претендовал преимущественно зарубежный капитал (испанский, английский, китайский, бразильский). Из-за этих процессов в течение 2013-2015 гг. в стране постоянно происходили общенациональные и отраслевые забастовки. Поддержку у жителей Лиссабоне и Порту нашло решение нового правительства Кошты отказаться от планов приватизации общественного транспорта, в том числе метро. С подачи депутатов от КДЕ и ЛБ был принят законопроект, по которому в общественный сектор был возвращен банк Caixa Gerai de Depositos.

Правда, дрейф «влево» не был всеобщим, продемонстрировав и свои ограничения: так, на президентских выборах 24 января 2016 г. Португалия получила очередного главу государства правоцентристской ориентации – Марселу Ребелу ди Соузу. Он победил еще в первом туре – не в последнюю очередь благодаря распыленности левоцентристского электората, поскольку Соцпартия не смогла выставить единого официального кандидата. Зато сильную кампанию провела выдвиженка Левого блока, социолог Мариза Матиаш, которую за ее заслуги в развитии европейской сети здравоохранения и борьбы с заболеваниями единственной из числа членов левой группы Европарламента выбирали «евродепутатом года». Она заняла третье место с 10,1% голосов, что стало лучшим показателем женщины-кандидата в президенты Португалии. Это почти втрое больше результата кандидата Компартии, бывшего мятежного теолога Эдгара Силву.

Несмотря на то, что поддерживаемое «левым трио» правительство Португалии пока, кажется, соответствует образцу наиболее социально ориентированной антикризисной политики, которую готовы терпеть руководство Евросоюза и кредиторы, однако иронично, что так выглядят границы левой политики в стране, четыре десятилетия назад искренне горевшей революционным пылом построения нового, более справедливого, строя. Да и программные требования и Левого блока, и Португальской коммунистической партии идут гораздо дальше: списание внешнего долга, сокращение рабочей недели, ренационализация и передача предприятий под контроль их трудовых коллективов. Португалия остается одной из европейских стран с сильнейшими левыми настроениями и живой традицией антисистемных движений, не прерывавшейся со времен «Революции гвоздик» 1974 года.

Этот текст представляет собой авторский перевод с украинского восьмой главы коллективной монографии «Ліва Європа», недавно изданной в Киеве при поддержке Фонда Розы Люксембург

Источники:

Бернардино M., 2014. «Иная Европа — социалистическая — возможна!» http://www.sensusnovus.ru/policy/2014/08/21/19288.html

Камарго Ж., 2015. Правительственный кризис в Португалии: новое «слабое звено» Еврозоны? http://openleft.ru/?p=7129

Костюк Р., 2016 «Розовая годовщина» прогрессистского большинства http://rabkor.ru/columns/left/2016/12/05/pink-anniversary/

Сантос Р., 2010. Что за успехом Левого блока? // Альтернативы. – №1, 2010 http://www.alternativy.ru/ru/node/1118  

Сарамаго Ж., 2013. – М.: Эксмо.

Яковлева Н. М., 2016. Португалия: кризис постреволюционной модели и поиск нового вектора развития http://www.perspektivy.info/oykumena/europe/portugalija_krizis_postrevolucionnoj_modeli_i_poisk_novogo_vektora_razvitija_2016-03-11.htm

Blake R., 2009. What’s Behind the Left Bloc’s Success in Portugal? http://socialistresistance.org/whats-behind-the-left-blocs-success-in-portugal/703  

Evans-Pritchard A., 2015. Germany loses key ally in Portugal as austerity regime crumbles http://www.telegraph.co.uk/finance/economics/11984597/Germany-loses-key-ally-in-Portugal-as-austerity-regime-crumbles.html

Freire A. & Costa Lobo M., 2002. Election Report – The Portuguese 2002 Legislative Elections // West European Politics. – Volume 25, Issue 4. – P. 221-228 http://www.tandfonline.com/doi/abs/10.1080/713601634

Heilig D., 2011. The Portuguese Left: The Story Of A Separation // From Revolution to Coalition – Radical Left Parties in Europe. – Berlin: Rosa-Luxemburg-Stiftung. – P. 233-254. https://www.rosalux.de/fileadmin/rls_uploads/pdfs/Manuskripte/Manuskripte_neu_2.pdf

Martins C. F., 2015. Women who conquered macho world of Portuguese politics prepare for power / The Guardian https://www.theguardian.com/world/2015/nov/14/women-portuguese-politics-left-bloc-party-sexist-attacks

Nichols D., 2014. Portugal: Left Bloc in struggle to regain unity after convention http://links.org.au/node/4195  

Paço A. S. and Varela R., 2015. The “Memorandum of Understanding” in Portugal and the Portuguese Left // Socialism and Democracy. – № 29: The Radical Left in Europe. – P. 104-114.

Príncipe C., 2016. The Deferred Portuguese Revolution // Europe in Revolt / Ed. by Catarina Príncipe and Bhaskar Sunkara – Chicago: Haymarket Books, – P. 159-174.

Sassoon D., 2014. One Hundred Years of Socialism: The West European Left in the Twentieth Century. – London: I.B.Tauris.

Sousa А., 2011. Starting anew with the Left Bloc // New Parties of the Left – Experiences from Europe / Ed. by Daniel Bensaïd, Alda Sousa, Alan Thornett. – London: Resistance Books http://www.esquerda.net/en/artigo/what-left-bloc/39448  

Uncertainty, Austerity and Resistance: Tariq Ali talks to Catarina Principe of Portugal’s Left Bloc http://www.versobooks.com/blogs/2267-uncertainty-austerity-and-resistance-tariq-ali-talks-to-caterina-principe-of-portugal-s-left-bloc

Денис Пилаш (Киев) — историк, политический активист

]]>
http://openleft.ru/?feed=rss2&p=9445 0
Обращение к жителям Гамбурга http://openleft.ru/?p=9435 http://openleft.ru/?p=9435#respond Tue, 11 Jul 2017 21:06:02 +0000 http://openleft.ru/?p=9435

Десятки тысяч людей вышли на улицы Гамбурга в дни проведения саммита «большой двадцатки». Защищая демократические ценности, они выступили против стран-гегемонов и их политических игр, разменной монетой в которых становятся жизни обычных граждан. Гамбургские протесты встретили жестокий отпор со стороны полиции, и были солидарно криминализованы всеми медиа — от западных до кремлевских.»Открытая левая» публикует открытое письмо участников акции, написанное накануне протестов.


Гамбург, планета Земля, Май 2017

inrernational@g20-2017.org

ВСЕ МИРОМ ПРОТИВ БОЛЬШОЙ ДВАДЦАТКИ!

Открытое письмо к жителям Гамбурга

Дорогие жители Гамбурга,
вас, возможно, заинтересует, кто обращается к вам c этим письмом.

Мы – мужчины и женщины со всех концов Европы и земли, граждане и активисты из разных коллективов и объединений, представители всех социальных слоев. Мы относимся к разным поколениям и придерживаемся различных политических убеждений.

В июле этого года мы намереваемся поддержать протесты в вашем родном городе, когда лидеры 20 наиболее влиятельных стран встретятся там, в самом центре Гамбурга,

Как правило, вы слышите о нас от политиков и из СМИ, которые стремятся привить вам страх перед нами. Они описывают нас как «вандалов» и «нарушителей порядка». Однако, отправляя это письмо, мы хотим объединиться с вами, так как все мы являемся жертвами одной глобальной политики, созданной на саммитах, где меньшинство считает возможным принимать решения, затрагивающие все аспекты нашей жизни.

Вас распределяют по красным, желтым и голубым зонам. Вы уже видели контрольные пункты, наряды полицейских и полицейскую технику, когда в городе был саммит ОБСЕ, и скоро вы увидите все это еще в большем объеме. Мы можем представить, как вы себя чувствуете, когда ваша свобода, свобода передвижений и собраний, так же, как и свобода ваших друзей, соседей и коллег, ограничивается, пусть и временно.

Мы знакомы с этим не понаслышке. Минувшие месяцы мы провели разъезжая по Америке, пробуждая миллионы голосов и участвуя в акциях растущего сопротивлении Трампу, отстаивая расовую, социальную и гендерную справедливость в противоположность расизму, сексизму, исламофобии, гомофобии, ксенофобии, выступая против пренебрежения климатическими проблемами и корпоративного контроля – против той Америки, которую строит Трамп. Мы знаем, что многие из вас борются с правыми силами, выступают против «Альтернативы для Германии» и авторитарных лидеров вроде Эрдогана, и что многие из вас разделяют наше несогласие с военными операциями, которые постоянно ведутся по всему миру.

Часто наши права на свободу собраний, как и ваши, нарушаются в этих противостояниях. Мы годами боролись за то, чтобы обеспечить нашей планете защиту от угроз со стороны климатических изменений и экологического кризиса, от экспроприации и разорения, от добычи ресурсов международными корпорациями и от эксплуатации земель, на которых мы проживаем. Многие из нас были в Северной Дакоте, грудью встав против строительства трубопровода. Некоторые из нас принимали участие в длительной борьбе с уничтожением Амазонских лесов – так же, как когда вы выступали против строительства электростанции в Морбурге, против бесполезных, дорогостоящих гигантских проектов вроде Олимпийских игр или когда вы боролись за повторное обобществление воды и энергии.

Другие выступали против недемократических, коррумпированных режимов в Бразилии (35 миллионов приняло участие в генеральной забастовке против политики строгой экономии, которую проводил президент Темер в апреле этого года), в России (100 городов приняли участие в протестах против коррупционной деятельности премьер-министра Медведева), в Индии (в сентябре прошлого года 180 рабочих выступило против неолиберальной политики премьера Моди), в Китае (где происходит более 100 тысяч протестов ежегодно) и в Южной Африке (с регулярными массовыми акциями и микро-протестами против неолиберальной плутократии Зумы). Таким образом мы подавали сигналы снизу о том, что члены БРИКС не лучше лидеров стран Большой Двадцатки.

В прошлом году многие из нас встретились на улицах Парижа, выступая против элит, представляющих угрозу для нашей жизни, чья деятельность ведет к прекаризации труда и существования. Отправной точкой этого процесса в Европе стало новое трудовое законодательство, но дело не только в нем: мы также хорошо себе представляем, каково работать по т.н. «мини-ставке», как это делают миллионы молодых людей в Германии, и мы на себе испытали, каково заниматься политической борьбой, будь ты молод или стар, в кризисные времена. Но мы знаем, что это борьба за выживание и единство. И вы, как и люди в любой другой точке мира, показали это, приветствуя тех, кто бежал от войны, голода и разрухи, когда вы открыли двери своих домов, впустив в свой город нуждающихся. Это очевидно: грязная сделка Европейского союза с Турцией, заключенная Меркель и направленная против беженцев, не представляет ни наши, ни ваши взгляды.

Однако мы часто сталкиваемся с тем, что полиция и государство жестко препятствуют реализации нашего права на забастовку, на собрания и на протест. Правительства Гамбурга, Германии и других влиятельных государств «большой двадцатки», хотели бы заставить нас замолчать и оттеснить нас подальше от публичной сцены, чтобы не слышать о том, что нас много и что голос наш громок, и о том, что они не представляют наши интересы – ни в Африке, ни в Европе, ни в Америке, ни где либо еще в мире.

Альтернативы, которые будут выдвинуты и станут предметом обсуждения «большой двадцатки» в Гамбурге в этом июле – это все те же самые меры по превращению наших городов в игровую площадку для высокодоходной недвижимости и финансовых спекуляций; по назначению неприемлемо высоких цен на жилье и повышению стоимости жизни; по вытеснению обычных людей из центров городской жизни; по трансформации городских районов в непригодные для проживания зоны; по приватизации государственных услуг и товаров широкого потребления; и другие меры, делающие жизнь подавляющего большинства людей чрезвычайно трудной.

Они захватывают и разрушают наши города! Мы вместе должны защитить себя от них!

Поэтому мы просим впустить нас в ваш город, не испугавшись, поприветствовать нас, когда мы придем, чтобы коллективно выступить в защиту принципов социального равенства, свободы и демократии. Они хотят капитализм без демократии – мы хотим демократию без капитализма. Это то, чего мы уже требовали во Франкфурте на открытии Центрального Европейского Банка. Именно тогда мы узнали, что там, где есть «большая двадцатка», и там, где есть капитализм и насилие, не может быть демократии.

Когда Трамп, Эрдоган, Путин, Темер, Моди, Зума, Макри, Си, Мэй, Пенья Ньето, король Салман и другие мошенники и тираны встречаются, планируя свои последующие шаги, связанные с эксплуатацией наших жизней и территорий, мы должны встать со своих мест и помешать им.

Если они хотят организовать себе в Гамбурге зону, свободную от демократии, то мы хотим Гамбург, свободный от «большой двадцатки».

Солидаризируясь с вами, жители Гамбурга, мы вместе покажем, что существует другой мир, альтернативный миру «двадцатки».

Для того, чтобы продемонстрировать свое согласие с вами, жители Гамбурга, мы присоединимся к вам в июле для того, чтобы показать, что существует и другой мир, отличный от того, как видят его они. Мы бережно и со всем уважением относимся к городу и городским мероприятиям, и мы действительно рады будем оказаться в Гамбурге с его яркой и разнообразной культурой, с развитым чувством свободы и солидарности, в городе, имеющем значимую историю борьбы за социальные, экологические, экономические и гражданские права для всех. Мы надеемся, что нам удастся присоединиться к вам на улицах и узнать друг друга!

Нас много, голос наш громок, и в Гамбурге мы будем вместе с вами – чтобы показать всему миру альтернативу – и стать альтернативой – бедствиям сегодняшнего дня.



Перевод: Люся Тищенко

 

 

]]>
http://openleft.ru/?feed=rss2&p=9435 0
Неравнодушное меньшинство. Хроника одного митинга http://openleft.ru/?p=9424 http://openleft.ru/?p=9424#respond Sat, 24 Jun 2017 20:43:21 +0000 http://openleft.ru/?p=9424

Может показаться, что 12 июня, как и 26 марта запомнится лишь тем немногим, кого недовольство положением дел в стране заставило выйти на улицы и площади российских городов. На самом деле, участниками этого протеста были и внушительные массы людей, которые следили за происходящим на почтительной дистанции. Эту дистанцию в них формирует как отсутствие персонального опыта отстаивания гражданских прав, так и репрессивная среда, в которой подавляется любое отхождение от предписанной им социальной роли.

На примере нашей Владимирской области, можно сказать, что события 12 июня и 26 марта стали первым опытом уличного протеста со времен митингов за честные выборы в 2011 году. Сейчас, накануне 12 июня, косность и наплевательское отношение к рутинным бюрократическим обязанностям привело к ошибке в составлении документов, чем и воспользовалась местная оппозиция, чтобы провести митинг в центре города. Продемонстрировав классический для неё невроз, муниципальная власть ответила заграждением основной площадки металлическим кордоном, согнав молодых атлетов на суррогатный городской праздник. Но это нисколько не смутило участников протеста, и собравшись в сквере напротив площади, они решили продолжить митинг массовым шествием по городу. Это шествие закончилось в парке 850-летия города Владимира общим собранием, на котором обсуждались в основном проблемы города и области. Так же, в своих выступлениях, люди делились личным опытом столкновения с несправедливостью местных властей, коррупции и лоббизма.

Атмосфера мероприятия была проникнута взаимным сочувствием и пониманием, а отсутствие профессиональных спикеров было с лихвой компенсировано искренностью и злободневностью рассказов, что встречало широкую поддержку неравнодушной толпы. Показательно, что митинг 12 июня как минимум на половину, состоял из людей, прибывших в региональный центр из области. Большая часть из них — молодые люди, не видящие перспектив на будущее. 

Приведу несколько примеров таких выступлений:

Первым выступал молодой человек по имени Алексей. Он говорил о программе расселения многодетных семей, в частности в Ковровском и Кольчугинском районах. По этой программе выделялся участок и 200 кубов леса. Его семья хотела выбрать своего подрядчика для строительства, но городская администрация мягко намекнула на возникновение проблем, если подрядчик будет не их. Семья согласилась и строительство началось в 2014 году. В итоге сроки сдачи жилья были нарушены, дом был сделан быстро и некачественно, с низким фундаментом, огромными щелями и протекающей крышей. Подрядчик, который находился «в сговоре» с городской администрацией, ушёл от ответственности продав свою фирму ООО «Новострой» и создав новую ООО «Новострой-плюс». Таким образом, семья осталась один на один со своей проблемой, чередой судебных тяжб и домом, который может обрушится в любой момент.

Следующей историей поделилась девушка по имени Лиза. Банк, в котором её отец-предприниматель хранил деньги, обанкротился. Вклад был застрахован, но никто до сих пор деньги не выплатил. Так же девушка посетовала, что она и её сверстники не понимают, почему государство так относится к своим гражданам. Она вышла на этот митинг, потому что не хочет, чтобы её дети и дети её детей жили в такой стране.

Последним из бесчисленных примеров приведу рассказ девушки по имени Ксения. Её мать работает врачом в государственной поликлинике № 1. Недавно, губернатор области Светлана Орлова навестила это учреждение. Перед её визитом всем врачам, под угрозой увольнения, посоветовали воздержаться от неудобных вопросов.

В целом, люди уже не испытывают никаких иллюзий в отношении ни местной, ни федеральной власти. Сегодня одни комментаторы событий 12 июня могут сказать, что стремительное обнищание в любом случае приведет к лево-популистскому развороту через авторитарный сценарий, как это произошло на примере Венесуэлы, когда борьба с коррупцией стала частью общенациональной повестки. Другие — что властные элиты достаточно сильны, чтобы не допустить такого сценария. И в любом случае, сейчас вряд ли возможно предсказать полноценный кризис «верхов», необходимый для смены власти. Думается, что сегодня оппозиция должна иметь характер коалиции различных социальных интересов (как это было, например, во Франции в 1968 года, когда студенты пытались создать единый фронт с рабочими профсоюзами на основе общих требований). Однако к сожалению, сейчас внутри оппозиционного движения в России отсутствует масштабный открытый диалог, а эмоции недовольства сложившимися порядками являются ведущим драйвером краткосрочной консолидации вокруг одной фигуры. Тем не менее, именно последние митинги продемонстрировали парадигмальный перелом в сознании прежде аполитичной молодежи. Новое поколение почувствовало перспективу технологического и культурного отставания вкупе с усиливающейся архаизацией, нищетой и деградацией. Государство остро нуждается в экономических реформах и реформах правоприменения. Негласного договора «лояльность сейчас в обмен на стабильность» уже недостаточно, и молодые люди начинают осознавать, что без серьезных перемен они лишаются надежды на достойную жизнь в будущем. 

 

Фото — Владимира Чучадеева

Иван Девликамов —  участник оппозиционного движения

]]>
http://openleft.ru/?feed=rss2&p=9424 0