Новый номер Stasis: Гал Кирн о протестах в Словении
Гал Кирн в новом номере журнала Stasis рассказывает о словенских протестах 2012-13 годов, до боли похожих на наши белоленточные. Протесты закончились избранием нового мэра города Марибор.
Вышел в свет новый номер журнала Stasis, посвященный революциям и протестным движениям. Статья Гала Кирна «Восстания в Словении в контексте европейского кризиса» рассказывает о совершенно неизвестных у нас, в России, массовых протестах в Мариборе в 2012-13 годах.
Протесты, в которых на пике участвовало 20% населения Марибора, второго по численности города Словении, имеют множество любопытных параллелей с белоленточным движением. В Мариборе, как и у нас, социальный состав протестующих был крайне разношерстным. Главенствующим настроением было протестовать «аполитично»: как пишет Кирн, занимать «ангельскую» позицию, находясь в которой, они не желают «марать руки» политикой». Протесты также оказались сюрпризом для общества и, по-видимому, самих протестующих, привыкших к собственной политической пассивности. Первые акции координировались в социальных сетях, а «энергия протестующих» была «сконцентрирована на свержении отдельных личностей». Так Кирн объясняет спад протестов после отставок мэра Марибора и премьер-министра страны. У нас протестное движение не одержало даже тактических побед, но многие ли станут утверждать, что при ином сценарии не повторился бы итог украинских протестов 2013-14 годов, когда власть была взята не рядовыми протестующими или их представителями, а организованными политическими силами, которые и присвоили себе все плоды победы Евромайдана?
Однако есть и явные отличия. Так, словенские профсоюзы присоединились к волне протестов и провели массовую всеобщую забастовку, совокупно мобилизовав в разных городах значительное число людей. В болотных же протестах лишь два лидера отраслевых профсоюзов, причем больше в личном качестве, по разу появились на сцене крупных митингов для непродолжительных выступлений. Контекст, предваряющий словенские протесты, внешне выглядит полной противоположностью российского, в котором вакханалия 1990-х сменилась унылой «стабильностью» нулевых. По словам Кирна, в 1990-е Словения благодаря геополитической позиции «на границе с Западной Европой» умудрилась без «трагических потерь перенаправить и укрепить торговлю с западными рынками» и счастливо избежала типичной участи государств советского блока: неолиберальной модели шоковой терапии. Зато в середине нулевых, после второго раунда приватизации и демонтажа социального государства, началось массовое падение уровня жизни. Хотя символические точки начала постсоветской истории двух государств совпадают: и в Словении двадцать пять лет назад забастовка, в которой участвовало 10% населения Марибора, стала «началом конца социализма»; и у нас около 500 тыс. одновременно бастующих шахтеров подтолкнули СССР к краху.
К сожалению, для содержательного сравнения словенских протестов с нашими одной статьи недостаточно. Для такого сравнения основы явлений должны быть схожими: тогда фиксация различий приобретет смысл, а не будет всего лишь высоколобой интеллектуальной игрой. Однако Кирн собрал в небольшой статье так много моментов, что многие лишь затрагиваются вскользь и читателю вне контекста не могут быть ясны в принципе. Кирн сам словенец и ему, конечно, нет нужды другим словенцам объяснять, кто такой независимый интеллектуал Андрей Фиштравец, ставший в результате протестов новым мэром Марибора. Но мы-то его не знаем. Русскоязычный интернет содержит всего полтора десятка упоминаний имени нового мэра Марибора и почти все это пресс-релизы протокольных мероприятий. А потому нет возможности понять, что представляет из себя политическая карьера Фиштравеца и опирался ли он при ее построении на регулярно обновляемый блог о коррупции и букет общественно-гражданских проектов сервисного типа, позволяющих читателям блога почувствовать сопричастность с борьбой с «ворами», или же на что-то иное. Нам, наблюдавшим своими глазами протест, где не было лозунгов, обозначающих социально-политическую программу протестующих, где требования постоянно менялись и были скорее средством для публичной демонстрации единодушного консенсуса столь разношерстной протестной среды, приходится поверить на слово Кирну, настойчиво характеризующему протест в Мариборе как «социальный», хотя это никак в статье не обосновывается, примеры социальных лозунгов не приводятся даже номинально, а событие, вызвавшее массовое негодование мариборцев, скорее коррупционного толка. Кирн лишь обозначает существование целой серии объединений: «новых народных советов, комитетов и инициатив», — возникших на волне протестов. Но как они были устроены, в какой мере организовывали деятельность протестующих, нам, из далека, в котором болотные протесты породили лишь немногочисленные ситуативные объединения, представить сложно. Кирн вскользь замечает, что при затухании протестов лишь «самые вовлеченные группы сохранили активность», но ничего не рассказывает про сами эти группы. И мы опять же не в состоянии понять, насколько это соотносится с нашими «свободными радикалами», которые на спаде городского движения в Калининграде в 2010 году (по наблюдению Карин Клеман) и на спаде болотных протестов представляли из себя не коллективы, а, скорее, встревоженных одиночек, которые все не могли утихомириться и продолжали организовывать малочисленные акции, больше уже для самих себя.
В статье нет содержательной характеристики мариборского протеста, механики его функционирования. Такое невозможно без основательного эмпирического исследования и Кирн, безусловно, отдает себе в этом отчет. Попытка пойти по другому пути, схематично обрисовать картину в целом, в таком случае вполне естественна, однако несколько раз Кирн, увлекшись, уходит совсем уж куда-то не туда. Так, совершенно не имеющим отношения к делу выглядит врезка о проекте Еврокомиссии «Культурная столица Европы». А призыв концептуализировать протесты в логике «разногласия» Рансьера выглядят крайне натянутым, как подведение аргументов под уже готовые теоретические выводы. Однако мы не ставим своей целью вступить в спор с Галом Кирном. В конце концов, вряд ли даже самый искренний и вовлеченный исследователь в принципе смог бы написать сколь нибудь хорошую статью без логических противоречий или теоретических натяжек. Ведь речь идет о протестах, развивающихся совершенно не в логике классического социального движения, для общества непривычных, изучение которых лишь начинается. Поэтому вполне стоит прочитать статью Гала Кирна, хотя бы только и для того, чтобы попробовать преодолеть шоры, которые каждый день пытается надеть нам изоляционистский консерватизм нашей общественной и интеллектуальной жизни.
Сергей Решетин — активист и публицист.
Содержание Stasis #1, 2014 «Революции и протестные движения»:
Якоб Рогожинский. Революция и Террор, или Как Людовик XVI становится свиньей
Мария Феррейра. «Чреватое время»: мессианская перформативность движений «Матери площади Мая» и «15-М»
Грегор Модер. Чему Альтюссер может научить нас об уличном театре — и наоборот
Гал Кирн. Восстания в Словении в контексте европейского кризиса: Марибор как периферия в период с 1998 по 2012 гг.
Артемий Магун. Протестное движение 2011-12 в России: Новый популизм среднего класса
Анна Желнина. «Тусовка», креативность и право на город: городское публичное пространство в России до и после протестной волны 2011-2012