«Исчезнувшая»: страх и ненависть в счастливом браке
Кто настоящий антигерой в новом фильме Финчера?
«Исчезнувшая» (Gone Girl, 2014) — очередной кинопродукт на модную тему о том, что вечной любви не бывает, а в браке отношения и вовсе превращаются в кошмар. Образцовая пара Ника и Эми с первого взгляда кажется по-киношному идеальной, сцена их знакомства тянет на начало слащавой романтической комедии. Остроумные шутки и поцелуй в облаке сахарной пудры не отражают личностей персонажей, зато вполне вписываются во все стереотипы уверенного начала серьезных отношений. Однако дальнейшее развитие событий уводит фильм Дэвида Финчера далеко от жанра ромкома, но и драмой с терзаниями, слезами и переживаниями на почве семейных отношений он так и не становится. Это самый настоящий триллер, вызывающий у зрителя волнение, порой страх и даже отвращение. «Исчезнувшую» также можно смело причислить к жанру антиутопии, в которой раскрывается то, как личный конфликт переходит на уровень противостояния не столько мужчины и женщины, сколько пары людей с общественной машиной. Страх висит в воздухе, но не как ожидание конкретной опасности, — скорее, это страх перед неизвестностью вместе с острым чувством безысходности. И все же не только этим неожиданным сочетанием жанра антиутопии и триллера, ввергнувшим страх и насилие прямо в домашний очаг, интересен фильм.
Примечательна развернувшаяся вокруг него дискуссия о том, с каких позиций автор написала свою героиню. После выхода одноименной книги Джилиан Флинн в 2012 году ее прямо обвинили в мизогинии и в глубоком презрении к женщинам. Фильм также не избежал дурной славы как пример сочетания всех пошлых стереотипов о женщинах: истеричности, агрессии, неуправляемости, избалованности, приукрашенных внешней привлекательностью Эми. С этим не согласились некоторые феминистки, отстаивающие право героини на активное сопротивление. (Чтобы раскрыть этот конфликт позиций, мне придется обсуждать содержание фильма. Как говорится, осторожно, спойлер.)
Трудно не согласиться, что главная героиня — социопатка, осуществившая свой дьявольски коварный план. Тем не менее, если рассматривать героиню как этакий bitch-образ, неважно, вынужденный или самостоятельный, не учитывая обстоятельств, — понять, о чем фильм, совершенно невозможно. Мне кажется, важно смотреть этот фильм не буквально, а как аллегорическое изображение реальных вещей, которые можно встретить в нашем обществе. «Исчезнувшая» — это антиутопия без как такового фантастического сюжета, выходящего за рамки реального мира.
Смесь реальности и гиперболы в фильме призвана акцентировать внимание на тех процессах, а скорее проблемах, которые возникают между мужчиной и женщиной в длительных отношениях. Брак – это не просто совместная жизнь мужчины и женщины. Автор показывает, что это институт, который находится под неусыпным контролем общества. Непрестанные вспышки камер и нездоровое внимание прессы к семье в провинциальном пригороде – это один из гиперболичных приемов, который показывает, до какой степени общество готово влезть в личную жизнь, как только представляется удобный случай. Однако вскрывается парадокс: горожан и телезрителей волнует не то, что происходит в браке, а поддержание его «идеальной» формы. Ник, находясь в шоке от исчезновения жены, необдуманно улыбается в камеру, что сразу же трактуется как небрежность и бесчувственность. От него ждут не реальных чувств и смятения, он должен сыграть правильного мужа, который убит горем и сгорает от любви к своей пропавшей жене.
Собственно, Эми становится жертвой этого стремления к утопическому идеалу, обозначенному обществом. Сначала родители делают ее героиней своей серии детских книг. Супер-Эми, списанная с дочери, задает ей планку – настоящая девочка никак не успевает за героиней книжек. Этот образ идеальной дочери переходит в образ идеальной женщины и жены, который давит на героиню и не дает раскрыться ее реальной личности. Проблема этой идеальности в том, что в критических ситуациях этот шаблон не знает, как себя вести, не найдя адекватного ответа на вопрос: «А что делать, если живешь в глуши, работы нет, муж паразитирует за твой счет, к тому же завел любовницу?» Вместо того, чтобы тихо страдать или разводиться, как это обычно бывает, у Эми «срывает крышу». Она готовит жесткосердечную месть Нику, и если воспринять это буквально, то это — психопатичное поведение, но если проследить в том направлении, куда указывает автор, то можно понять, что это преувеличенный, но все же узнаваемый пример отношений, с которым сталкиваются многие.
Прежде всего, многие сталкивались с психологическим насилием, в котором жили Ник и Эми. Однако разница в том, что женщина, столкнувшаяся с эмоциональным насилием, практически лишена возможности «побега», дозволенного мужчинам. Ник в трудную минуту идет пропустить стаканчик в бар. Для женщины такое поведение в рамках брака является недозволенным. Она живет с этими подавленными чувствами и израненной душой, и каждый день раны только глубже. Мужчине оказывается проще оградить себя от эмоционального давления — он заводит любовницу, и да, это плохо, но общество готово его с легкостью простить — мол, с каждым мужчиной такое бывает, почему бы и нет! После исповеди Ника на ТВ его очки в глазах общественного мнения только выросли.
Вся инсценировка убийства, которую организовала Эми, лишь доказывает, что хотя брак и подвергается постоянному пристальному вниманию посторонних, психологическое насилие в браке никого не волнует, от него невозможно избавиться и виновника не найти. Другое дело — физическое насилие, и то с условием фиксации побоев и увечий. Мужчина, совершивший психологическое насилие, даже предав и эмоционально истязав свою бывшую возлюбленную, виновным не считается. Нужны кровавые подтеки, ярко-фиолетовые синяки и сочащиеся раны, чтобы никто не сомневался — это уж точно насилие. Инсценировка смерти – гипербола, демонстрирующая именно этот парадокс: только лужа крови на полу доказывает, что жертва мертва. О записях в календаре Эми «Kill self?» никто не догадывается и не замечает. Ее подавленность и замкнутость трактуются в лучшем случае как сложный характер, а в худшем — как «сучность» и самовлюбленность.
Но в поступке Эми есть грустная ирония: она хотела мести, хотела начать все заново, сбросив маску и закрасив белые локоны. Стать свободной без притворства и с пухлой пачкой стодолларовых банкнот. Она оказалась не такой умной и осторожной, как думала, а бывший ухажер, который так картинно присылал любовные письма, падок на ее сексуальный образ блондинки в кружевном белье, а не нее саму.
Эми отомстила сама себе, радикальный выход не дал того освобождения, которое она ждала. Экзистенциальное возвращение к себе оказалось не в отказе брить ноги, краситься и наслаждаясь картошкой фри с кока-колой. Empowerment пролегает через более глубокие слои личности, до которых она не дошла, проявляя снобизм к простушке, позже ее и ограбившей.
Любовь между реальными людьми невозможна, говорит нам автор, если нет готовности принять друг друга с недостатками и «темными сторонами», но институт брака устроен таким образом, что толкает сделать из людей картинки, которые оцениваются со стороны. Эми бежала не от мужчины, а от уз брака как навязанной и единственной легитимной формы совместной жизни. Поняв, что просто сменив свой образ или партнера, из «клетки» не сбежишь, Эми возвращается к мужу, увидев того человека, которого она когда-то полюбила, – на этот раз, героем телешоу в лучах софитов. Долго тренировавшийся играть настоящие чувства в гримерке Ник становится мужчиной, в котором Эми узнает того влюбленного парня пять лет назад, стиравшего с ее губ сахарную пудру. Вместо того, чтобы бороться за брак реальных людей, они вынуждены возвратиться к героям ромкома. Вот только для всех, кто посмотрел «Исчезнувшую», романтические комедии уже никогда не будут такими, как прежде.
После инсценировки смерти и убийства бывшего любовника Эми оказывается живой, но предстает абсолютно мертвым человеком в своем браке. Она мертва, поэтому играет роль идеальной жены без особых усилий и толкает на то же самое своего мужа, связанного с ней теперь еще и ребенком. Они не смогли остаться идеальными друг для друга, бытовые проблемы разбили эти иллюзии. Но на помощь пришло бдительное око общества, которое готово не замечать всего того, что с ними произошло, лишь бы они вернулись на свои идеальные позиции, и хотя бы в глазах общественного мнения не тормошили институт брака. Не та ли это тоталитарная машина, которую описывали фантасты в антиутопиях?
Александра Симонова — магистрант Европейского университета в Санкт-Петербурге, исследователь.
Материал проиллюстрирован работами Анастасии Потемкиной.