Вопрос украинским товарищам

Последние месяцы многие мои товарищи очень активно реагировали на события в Украине и постоянно поминали украинских праворадикалов. Я все не мог уразуметь почему – сейчас, наконец, решил спросить. Спрашиваю: «Если вы считаете украинские националистические и праворадикальные организации заметными участниками происходящий последний год политических событий, не могли бы вы перечислить факты, фиксирующую эту значимость?».

Конечно, я на происходящее смотрю издалека и видно мне не многое. Но, в свою очередь, зафиксирую 5 фактов, которые ясны даже москвичу.

1. По итогу обработки 99,9% бюллетеней в Верховную Раду партия «Свобода» потеряла тридцать депутатских кресел (на момент избрания в прошлой Раде было 38, в этой будет 6). Да, в Раду прошел лидер «Правого сектора» Дмитрий Ярош и еще несколько человек из праворадикальных организаций по спискам других партий, однако представительство националистов всех мастей в Раде уменьшилось в 3 раза.

2. На последних президентских выборы лидеры «Свободы» и «Правого сектора» также потерпели сокрушительное фиаско. Олег Тягнибок и Дмитрий Ярош в сумме не набрали даже до 2% голосов, что меньше результата президента Всеукраинского еврейского конгресса Вадима Рабиновича.

3. Среди «Небесной сотни» (погибших активистов Майдана) нет ни одного члена «Правого сектора».

4. По заявлению «коменданта Майдана» Андрея Парубия, в разгар Евромайдана Самооборона состояла из 39 «сотен». По заявлению Дмитрия Яроша, «Правый сектор» составлял лишь одну «сотню» Самообороны. Андрей Парубий наверняка преувеличивал, но Дмитрий Ярош – точно не преуменьшал.

Данные о количестве сотен «Свободы» разнятся, однако, что более важно, лидеры партии постоянно подчеркивали свою установку на мирный протест. Подчас, они даже открещивались от своих собственных сторонников, предпринимающих радикальные действия.

5. Сколько людей объединял «Правый сектор», являющимся зонтичным объединением сразу нескольких праворадикальных организаций? В интервью «Украинской правде», которое Дмитрий Ярош дал на 3 месяц Евромайдана, он несколько раз акцентирует журналисту, что под его началом аж до 500 человек. Для сравнения отметим, что, согласно нескольким источникам, в разгар «болотных» протестов через российскую леворадикальную организацию «Левый фронт» прошло до 500-700 человек. А ведь «болотные» протесты были несоизмеримо менее массовые, чем киевские.

Выскажемся также по 3 неоднозначным моментам, моментам спорным.

А) После бегства Януковича, в сформированном Верховной Радой 27 февраля 2014 года Правительстве Украины из 20 постов 4 досталось членам партии «Свободы» и еще одно — беспартийном Сергею Квиту, который когда-то в молодости входил в праворадикальную организацию «Тризуб» имени С. Бандеры. Через месяц один из членов «Свободы» потерял свой пост: таким образом, от националистической партии в Правительстве остались министры экологии, сельского хозяйства и вице-премьер-министр без министерства. Также еще один член «Свободы» непродолжительное время исполнял обязанности генерального прокурора.

Но разве это говорит о какой-то особой роли националистов? Во-первых, министерские посты, занимаемыми членами «Свободы» — самые незначительные. Во-вторых, после победы Евромайдана портфели в правительстве между собой делили фактически всего 2 парламентских партии [ref]Партия «Удар» 26 февраля официально заявила, что поддержит состав Кабинета министров, но не войдет в его состав. Да, в феврале бывший глава СБУ и ныне член «Удара» Валентин Наливайченко вновь возглавил СБУ, а 1 октября пост министра здравоохранения занял еще один член «Удара». Однако, очевидно, что в феврале, в ситуации большой неопределенности сразу после победы «Евромайдана», «Удар» выбрал стратегию дистанцирования от нового Кабинета министров.[/ref]. Поддержало бы протесты какое-нибудь КПУ – тоже бы смогло провести своих членов в правительство, но никаких оснований после этого считать Евромайдан «левым», конечно же, не появилось. Так или иначе, после прошедших выборов в Раду очевидно, что в новом правительстве членов партии «Свободы» не будет. Разве можно после этого утверждать, что националисты не то, что «взяли власть в Киеве», а хотя бы оказались бенефициаром победы Евромайдана? Может быть, надо говорить о том, что после Евромайдана самый успешный электоральный проект националистов постсоветского пространства попал в жесточайший кризис?

Б) В публичном пространстве Украины за последние полгода, по всей видимости, значительно громче стала звучать националистическая риторика. Что не удивительно в ситуации фактической гражданской войны и угрозе суверенитету и территориальной целостности страны со стороны соседнего государства. Националистические организации разного спектра в таком, казалось бы, благоприятном для себя контексте не смогли усилиться. Более того, многие позиции они сдали. Это скорее свидетельствует о том, что легитимация и распространение в обществе националистической риторики стало не плодом деятельности праворадикалов, не достижением их стратегии, а независимым от них стечением обстоятельств, которым они так и не смогли воспользоваться.

В) Многое в последние месяцы говорилось про инфильтрацию праворадикалов в состав милиции и вооруженных сил Украины (в частности, в добровольческие батальоны «Азов», «Донбасс» и «Днепр»), а также то, что власти Украины развязали праворадикалам руки для нападок на своих политических оппонентов. В многочисленных докладах Управления Верховного комиссара ООН по правам человека и ОБСЕ, посвященных конфликту на Ю.В. Украине, фиксируются факты похищений, пыток и казней людей с обеих сторон. Однако, больше внимание фокусируется на действиях ополченцев, и только к описанию их действий, например, применяется термин «массовые похищения». То есть, более корректно говорить об ужасе современной войны, где наибольшее число жертв – у мирного населения, страдающего от действия всех сторон конфликта. А роль украинских националистов в добровольческих батальонах скорее можно охарактеризовать, как действия типичных комбатантов, чье поведение незначительно отличается от поведения других комбатантов, не разделяющих национал-радикального мировоззрения. А, вот, информации, позволяющей провести хотя бы отдаленные параллели с латиноамериканскими «Эскадронами смерти» — просто нет.

Что же касается уличного насилия праворадикалов в Украине – я не видел ни одного мониторинга, посвященного этой теме. Потому у меня возникает закономерный вопрос: А каков его масштаб-то? Так, центр «Сова» на протяжении многих лет замеряет уровень агрессии российских националистов. Каждый месяц на почве проявления расизма и радикального национализма в России убивают по паре человек и проводят по паре показательных расправ вроде «русских зачисток» на рынках или «белых вагонов» в метро. Безусловно, каждая такая смерть и каждое такое нападение – трагедия. Но никому же и в голову не приходит называть российское общество фашистским! Кремль довольно жестко контролирует масштаб и характер насилия праворадикалов. Когда несколько лет назад праворадикалы начали массово переходить с флэш-мобов по избиению иностранных работников на целенаправленные убийства представителей государства – власть отреагировала оперативно. Посадила несколько банд, вернув уровень насилия праворадикалов на прежний уровень. И разве в украинском обществе насилие на почве проявления расизма и радикального национализма больше, чем в российском?

Так на основе чего можно сделать вывод, что в текущей ситуации в Украине праворадикалы представляют собой не маргинальную силу, а играют значимую роль в обществе?

Безусловно, для некоторых левых украинские праворадикалы превратились в этакий жупел. Многие российские левые сознательно включают ненависть к ним, чтобы отключить разум, необходимый для размышления над собственной тактикой и стратегией в новой политической ситуации. Конечно, если считать, что власть в Киеве захвачена «фашистской хунтой», то необходимо всем миром объединяться против заразы и никакие разговорчики не допустимы! Образ внешнего врага позволяет объединять членов микросект, не имеющих позитивного плана своей деятельности на ближайшее будущее. Однако, я задаю свой вопрос к тем, кто готов вести дискуссию по существу.

Вопрос этот волнует меня, россиянина, не из-за страсти к полемике. Во мне говорит желание понять, в-первую очередь, роль националистов в российском политическом контексте. Безусловно, Украина и Россия – две разных страны. Однако, многочисленные параллели в постсоветской истории двух стран часто позволяют дать пищу о состоянии дел в твоей стране благодаря наблюдениям за происходящем у соседа. Раньше праворадикалы Украины и России выглядели как близнецы-братья. Сейчас украинские праворадикалы как-то поменялись?

Так первопричиной роста числа националистов в России в длительной временной перспективе, в последние 25 лет, является сознательная установка правящих элит на дебилизацию населения. Сознательное разрушение системы образования, поощрение примитивной массовой культуры – все это является той питательной почвой, на которой произрастают самые пещерные и мракобесные настроения. По-видимому, ровно в той же мере, что и в Украине.

В более короткой временной перспективе видно, что националисты в российском обществе сильны только тогда, когда все остальные – слабы. Непосредственно до общегражданского «болотного» подъема, главные публичные акции националистов «Русские марши» собирали до 10 000 человек и в уличной политике того времени они воспринимались как сила-гегемон, способная легко подавить собой все остальные политические силы вместе взятые. Однако, националисты, на удивление многих, оказались на задворках общественной жизни, когда политика впервые за многие годы вернулась в публичное пространство, во время «болотного» общественного подъема.

А необходимость политического самоопределения из-за событий на юге и востоке Украины российских националистов окончательно добила. Прошедший 4 ноября в Москве «Русский марш» оказался самым малочисленным и суммарно собрал в два раза меньше, чем акция по социально-трудовой тематике двумя днями ранее!

Приток людей в российские праворадикальные организации последних лет является оборотной стороной общественной апатий. В сегодняшнем российском обществе доминирует культ Силы. Как мы знаем из многочисленных решений российских судов, совершать акты насилия к окружающим (давить автомашинами, убивать в бытовых драках, отнимать имущество), не опасаясь возмездия – привилегия, доступная лишь представителям российской элиты. Праворадикалы бравируют легкостью с которой применяют насилие, своей иррациональной ксенофобией – эта возможность пусть и временного, но повышения социального статуса и манит неофитов.

Однако, это не значит ровным счетом ничего, когда в обществе возникает массовый запрос на политическое действие. В этот момент людям, которые почувствовали уверенность в себе и готовы оказывать давление на власть, не получается объяснить, что почему-то нужно переключать внимание на трудовых мигрантов и кавказцев. Кроме того, «болотный» общественный подъем показал, что только одного силового ресурса, готовности убивать своих политических оппонентов, недостаточно для политической деятельности. Координировать свою деятельность с [временными] союзниками, участвовать в открытой общественной дискуссии российские праворадикалы не способны. Как, похоже, и украинские праворадикалы, участвовавшие в Евромайдане и под чьим брендом зимой совершались многочисленные атаки на протестующих (от профсоюзных и ЛГБТ-активистов, до медиков-волонтеров Майдана). Праворадикальные организации, по всей видимости, даже не в состоянии ради политической целесообразности полностью держать под контролем агрессивность своих членов.

А вот тут есть различие между российскими и украинскими праворадикалами?

В своей блистательной статье о «Правом секторе», написанной в мае 2014 года, известный украинский специалист в области положения национальных меньшинств в Украине Вячеслав Лихачев приходит к выводам, что праворадикалы играют незначительную роль в украинском обществе. Что нет никаких оснований характеризировать как «неонацистское» все украинское протестное движение прошедшей зимы, что праворадикалы в ходе протестов в Украине составляли незначительное меньшинство среди участников массовых выступлений и не имеют электорального потенциала, а потому, в частности, заявления о том, что власть в Украине в результате Евромайдана взяли «неонацисты», просто неадекватны. Разве произошедшее с начала лета не подтвердило это понимание политической ситуации?

Сергей Решетин, активист, профсоюзный работник.