Балтийское небо
Станет ли Прибалтика новой точкой столкновения России и НАТО? Что стоит за страхами и политическими спекуляциями? Комментируют левые из Литвы и Латвии.
В недавно опубликованном агентством Bloomberg «Пессимистическом гиде по миру в 2015» перечислены потенциальные зоны возможных военных конфликтов на планете в наступающем году. Среди них—балтийские страны. Например, рассмотрены сценарии конфликта с Литвой со стороны Калининградской области и разжигания проблемы русскоязычных меньшинств в Латвии и Эстонии, которое может привести к военному вмешательству России. Подобные прогнозы звучат на фоне военных маневров российской армии на территории Калининградской области и алармистской риторики президента Грибаускайте и других прибалтийских лидеров.
Какую роль играет сегодня тема «военной угрозы» в литовском и латвийском обществах? Насколько важной она является для политической элиты? Чувствуется ли действительное усиление военного и политического давления России в регионе?
Нормундс Козловс
Преподаватель теории медиа-коммуникаций, Университете Рига Страдинш, Латвия
С самых первых дней независимости в Латвии рефреном повторялись призывы укреплять обороноспособность страны на случай военной угрозы со стороны РФ. Этим был обусловлен курс внешней политики в сторону скорейшей интеграции в ЕС и НАТО. Угроза со стороны восточного соседа выполняет функцию консолидации населения и при кризисных мерах экономии и «затягивания поясов». На протяжении последних двух десятилетий «российская угроза» была одним из главных факторов, позволивших без существенных актов гражданского неповиновения проводить жесткую неолиберальную политику, в результате которой значительная часть населения выбрала путь экономической эмиграции (в основном в Ирландию и Великобританию).
Последние парламентские выборы на фоне украинских событий были характерны наличием в программах почти всех партий темы национальной безопасности как безусловного приоритета. Со стороны политических элит также педалируется тема восстановления обязательной военной службы.
Ну, и на уровне индивидуальных стратегий: жители, имеющие денежные сбережения, предпочитают делать покупки в лизинг, приберегая накопленное «на черный день». Некоторые семьи уже договариваются о местах встречи на территории Германии на случай попадания в разные потоки беженцев.
Екатерина Викулина
Культуролог, Рига, Латвия
Латвийская политика с самого начала независимости строилась по принципу «Разделяй и властвуй». Национальный вопрос являлся ключевым в предвыборных дебатах, расколовшим общество на две части и отвлекавшим население от более насущных социальных проблем. Гипотетической угрозой со стороны России всегда подпитывалось политическое воображаемое латвийского государства. События на Украине спровоцировали новый виток параноидальной риторики, которая подкреплялась увеличением расходов на оборону, ощутимым присутствием НАТО в регионе. Основная причина опасений: значительная часть русскоязычного населения симпатизирует «исторической родине». Помимо этого, существует страх того, что Латгалия (восточный край Латвии и самая бедная ее часть, с давних времен связанная с Россией своими историческими и культурными корнями) могла бы повторить сценарий Луганска и Донецка. В действительности, угроза такого рода незначительна, и дело не только в том, что военное вторжение России сюда маловероятно, но и в политической инертности и аморфности народа, в особенности после того, как были подавлены социальные протесты в 2008 году. Нейтрализация пропутинских настроений в обществе была бы возможна через смену курса национальной политики, но на этом базируется идеология латвийского государства, от которой после двадцати с лишним лет власти крайне сложно отказаться.
Альгис Давидавичюс
Центр Демос, Вильнюс, Литва
Эта тема, конечно же, играет огромную роль, хотя бы по двум очевидным причинам. Во-первых, она полностью воспроизводит основной нарратив политического национализма в Литве, который является основой, raison d’etre обеих литовских республик: довоенной и нынешней. Любая российская государственность, как и польская (или в намного меньшей степени германская) предстают в этом нарративе как исторически чуждые литовскому этносу агрессивные внешние силы, с которыми этнос и созданное им государство борется за выживание, идентичность и экономические ресурсы. Убедительность этому дискурсу придают, конечно, действительные травмы, созданные в Литве российским империализмом в XX веке.
Вот почему Президент Литвы Даля Грибаускайте, заявляя, что теперешняя Россия является террористическим государством, опирается как раз на этот нарратив, на эту травматическую память, которая быстро мобилизует огромную часть литовского общества перед лицом грозного противника. В этом отношении можно оценивать такое заявление Президента Грибаускайте как успешную внутриполитическую консолидацию вокруг ее фигуры – фигуры сильного лидера, способного вовремя распознать внешнюю угрозу и сплотить общество перед лицом врага.
В то же время другие представители постсоветской политической элиты Литвы в принципе не способны представить альтернативы всепоглощающей идее «врага у ворот» и осознают, что любое сомнение в ней влечет за собой маргинализацию, остракизм, ярлыки «пятой колонны» и т.п.
Но вместе с тем, несмотря на ожидания конфликта с Россией, активно поддерживаемые большей частью политического истеблишмента, на массовом уровне истерия пока отсутствует. Ведь Литва и другие страны Балтии, в отличие от Украины или тем более Беларуси, являются членами НАТО, — что придает смелости местным «ястребам», а также дает возможность наращивать расходы на оборону, в то же время поддерживает внутреннюю уверенность, что до реального конфликта все-таки дело не дойдет. Приведенный «гид» Bloomberg является осознанно пессимистическим, намеренно «ухудшенным» сценарием – и вопрос о том, решится ли нынешний автократический режим России на эскалацию конфликта по всей границе с ЕС, хотя и открыт, сам по себе не выглядит очевидным.
Конечно, сам региональный конфликт, открытый российской аннексией Крыма имеет неоднородные, «смешанные» черты, и пока наиболее ощутимые из них в странах Балтии – это стратегия пропагандистских войн, которая транслируется в Прибалтике посредством российских и про-российских медиа. В этом смысле единственной непосредственной интервенцией со стороны России можно назвать недавний тур Олега Газманова с его просоветским кавером Брюса Спрингстина . Однако общий фон наступательного державно-реваншистского, неоколониального российского дискурса выглядит главным источником, питающим «ястребиные» высказывания элит и общественные настроения и в Литве, и в других Прибалтийских государствах. В этом контексте разные пограничные провокации (например, недавнее похищение эстонского полицейского) или, как и указывает Bloomberg, возможность роста напряженности вокруг Калининградской области, обретают некие тревожные основания. Вопрос в том, стоит ли за ними полномасштабная подготовка конфликта или это часть кремлевской стратегии запугивания и «фоггинга», распространения дезинформирующих угроз с целью провоцировать и дискредитировать балтийские общества и сами государства в глазах «партнеров по Евросоюзу»? Сохраняется и другой тип российской угрозы – уже многократно испробованный сырьевой «террор цен», однако его возможности, конечно, существенно сокращаются из-за мировой конъюнктуры.
На взгляд из литовского контекста самым проблематичным как раз кажется эта готовность немногочисленных и атомизированных балтийских обществ к воспроизводству исторических травм российского империализма тогда, когда сам российский империализм явно не готов немедленно начать войну в Прибалтике.
Можно ли перебороть эти балтийские пост-колониальные страхи, подогреваемые кремлевским аппаратом запугивания и дезинформации? Я уверен, что зона стабильной безопасности на территории бывшей Речи Посполитой возможна лишь на основе социальной справедливости, демократических свобод и преодоления ксенофобии в любых ее изводах. Сегодня это звучит утопично, но альтернативой будет лишь рост тревоги и усиление реакции в каждой из стран региона.