Злое будущее скучного капитализма

В издательстве Института Гайдара вышла книга «Есть ли будущее у капитализма» — сборник статей И. Валлерстайна, Р. Коллинза, М. Манна, Г. Дерлугьяна и К. Калхуна. Каждый из авторов оставил значительный след в современных политических дискуссиях, и потому, вероятно, заслуживает отдельного внимания — к тому же, несмотря на наличие в работе отдельной главы, называемой «коллективной заключительной», представленные в сборнике концепции и вероятные очертания будущего сильно отличаются друг от друга.

Иммануил Валлерстайн: рубежи экстернализации

Иммануил Валлерстайн, обсуждая будущее капитализма, повторяет уже неоднократно озвученные им тезисы: капитализм обречен постепенно умирать, поскольку столь же неуклонно исчерпываются ресурсы для его лейтмотива — бесконечного накопления капитала (ни свободный рынок, ни наемный труд, ни прибыль не могут считаться смыслом капитализма — «чтобы историческая система считалась капиталистической, должно быть настойчивое стремление к бесконечному накоплению капитала»).  Благосостояние, постоянно возраставшее благодаря  финансиализации и процессов экспансии капитализма в зону мировой периферии, сегодня резко сокращается — более того, на свой кусок пирога начинают претендовать новые игроки, формируя тем самым типичное «равновесие по Парето»: никто не может оказаться в выигрыше, пока не определятся проигравшие. Исходя из гипотезы, что экономический процесс тесно сопряжен с геополитической конфронтацией, Валлерстайн замечает: даже поддержание господства (и экономической «квазимонополии», т.е. намеренного ограничения свободы рынка ради получения реальной прибыли) обходится лидеру слишком дорого, а механизмов закрепления своего положения в условиях принципиальной нестабильности капитализма у него попросту нет.

«Упадок американской гегемонии стал необратимым из-за обратного эффекта, вызванного военно-политическим фиаско программы неоконов (…) тем самым колебания рынков и валют усиливаются за счет колебаний властных альянсов»

Исходя из описанного положения, Валлерстайн намечает два альтернативных вектора мирового развития: либо условный «дух Давоса» (основанный либо на репрессивном характере новых форм власти, либо на псевдомеритократическом сглаживании наиболее ярких противоречий), либо не менее условный «дух Порту-Алегри» (функциональная децентрализация мира или артикуляция протестной альтернативы современному капитализму). Все тенденции, приводящие к формированию таких лагерей, по мнению Валлерстайна, уже имеются в наличии; вопрос лишь в том, какая из них заявит о себе мощнее.

Рэндалл Коллинз: Вымывание и накопление

В представлении Рэндалла Коллинза угрозы, с которыми сталкивается капитализм, также проистекают, по сути, из его же собственной природы: невозможность выхода за пределы привычных траекторий роста и освоения периферии делают его нестабильной системой. Коллинз указывает — пока что средний класс, эта наиболее довольная жизнью часть общества, является бенефициаром глобального капитализма, но уже в скором времени он может оказаться его жертвой: новые технологии приведут к вымыванию людей с рынка труда, а альтернативы, которые будущее может предложить «исключенным», пока выглядят не слишком убедительно.

«Когда из-за автоматизации сократился рабочий класс, капитализм спасся, передвинув высвобождающиеся массы в растущие массы среднего класса. Сейчас компьютеризация, интернет и наплыв новых микроэлектронных устройств начинают сокращать средний класс»

Коллинз называет пять возможных траекторий капитализма будущего: новый технологический рывок (грозящий уже названными последствиями социального кризиса), географическое расширение (возможности которого либо уже используются глобальным капиталом, либо с трудом могут быть интегрированы в привычные схемы), дальнейший рост финансовой сферы (в условиях расширения которой она попросту потеряет весь свой смысл), усиление репрессивного характера государства (через ограничение спекуляций, прямые рестрикции и массовые программы занятости), а также «образовательная инфляция», которая позволит государству регулировать рынок почти кейнсианскими методами. Заключительным замечанием о судьбах капитализма становится акцент на неравномерности его развития, однако даже последнее не может выступить гарантом стабильности — слишком велики уже накопленные риски и противоречия капитализма в современном его виде. Глобальное неравенство, бюджетный кризис, раскол элит, войны и экологические проблемы – все это приведет либо к институциональной перестройке современной системы, либо к ее переходу в консервативно-фашистский режим, подогреваемый ностальгией по «добрым старым временам».

«В отдаленном будущем весьма вероятна целая серия колебания между слабыми местами планового хозяйства и неуправляемой рыночной экономики. В любом случае мы почти наверняка увидим не освобождение человечества, но реалистичные колебания между двумя полюсами»

Майкл Манн: степенная злоба

«Как бы наши потомки ни назвали новые режимы, их главной определяющей чертой будет злоба», — пишет Майкл Манн о будущем капитализма, и этим описывается его отношение к драматическому витку системной трансформации. Впрочем, Манн подробно критикует своих соавторов, иллюстрируя общую неоднородность сборника, — по мнению социолога, кризисы капитализма, бесспорно, неизбежны, однако зачастую порождаемый этим алармизм в отношении современной экономики откровенно неуместен.

Манн указывает — за кризис, вообще говоря, принимают лишь некоторое замедление капитализма, и этот тезис как нельзя лучше иллюстрируют экономисты, пишущие о «кризисе» китайской экономики — при том, что даже в кризисном состоянии ее рост превосходит самые оптимистичные прогнозы в отношении Европы и США. Кроме того, Манн замечает: для капитализма большую часть его истории был характерен именно небольшой рост. Да, сегодня с этим замедлением соседствуют долговые проблемы, расцвет спекулятивных операций и климатические угрозы, однако в прогнозных моделях, утверждающих неизбежность коллапса капитализма, есть серьезные изъяны.

«Почему темп роста в 1% должен считаться кризисом капитализма? Почему капитализм не может и дальше существовать в качестве глобальной системы с низким ростом, какой он и был на протяжении большей части своей истории? (…) Будущее капитализма может оказаться не бурным, а именно скучным»

Манн серьезно критикует одержимость ряда экономистов проблемами длинных циклов — последние, замечает он, по меньшей мере, нерегулярны, чтобы выступать в качестве системного объяснения («согласия относительно этих циклов мало, что заставляет нас усомниться в их регулярности»). Так же достается и тезису Валлерстайна-Коллинза о достигнутых пределах роста — Манн замечает, что капиталистические рынки могут расти не только вширь, но и вглубь. Кроме того, неоднородность мировой экономики приводит к тому, что потери капитализма на Западе с лихвой возмещаются приобретениями на периферии — в Китае и Индии, Юго-Восточной Азии и Африке. Нельзя упускать из виду и своеобразный апдейт капитализма — он может развиваться через новую конфигурацию потребления и модернизированные технологии производства. Все это даст системе новые возможности переноса своих издержек — и даже не переноса, а ограничения. Коллинз говорит о некоем грядущем сокращении рынка труда под гнетом технологического прорыва; пока же, замечает Манн, в мире происходит абсолютно противоположный процесс.

«Трудно представить себе, как размер Земли кладет предел развитию экономических рынков. Если дешевая рабочая сила закончится, капиталисты, конечно, не смогут получать сверхприбыли из этого источника. Однако более высокая производительность труда и рост потребительского спроса во вновь развитых странах вполне смогут это компенсировать (…) Кроме того, новые рынки (…) можно создавать, культивируя новые потребности»

Интересно замечание американца и в отношении кризиса господства США: Манн пишет, что коллапс американского доминирования вовсе не означает коллапса капитализма, ровно так же, как распад СССР совершенно не означал исчезновения социализма из глобального политического процесса. Да, высока вероятность многополярного мира и капитализм в Греции и Португалии находится в глубоком кризисе, — но вот Китая и даже Турции он практически не касается. В этом заключается своеобразный резерв системы, возможность переноса ее основного потенциала в новые центры, пока не осознаваемые в качестве центров капиталистического роста. Отсутствие такого осознания, впрочем, не препятствует положительной для капитала динамике.

«Власть и влияние в мировой экономике продолжат переходить от Запада к наиболее успешным регионам остального мира, что в итоге приведет к большему политическому регулированию капитализма (…) как только власть в мире распределится более равномерно, это станет шагом на пути к стабильной и процветающей капиталистической экономике, хотя и с низкими темпами роста»

Георгий Дерлугьян: конфликтное ядро, потерянная периферия

Большую часть своей главы Георгий Дерлугьян посвящает СССР — собственно, поэтому она и называется «Чем коммунизм был». Повышенное внимание к уже исчезнувшему государству и уже исчезнувшей системе, на деле, не означает разрыва с заявленной темой всей книги — напротив, уроки прошлого до нельзя уместны в анализе будущего.

Во-первых, Дерлугьян замечает: «Коммунистические режимы никогда не выходили и не могли выйти из капиталистической системы»; мыслить их подобным образом означает следование идеологемам, которые в политику внедрял сам Союз — отчасти для камуфлирования реального status quo. В этом Дерлугьян солидарен с тезисом Валлерстайна: на самом деле, замечает социолог, СССР играл вполне себе капиталистическую роль в мировой экономике, будучи лишь одним из крупных ее игроков, но игроков, почти не создававших для нее основополагающих правил, а, кроме того, идеологическая война использовалась и Союзом, и Штатами для геополитических целей и освоения третьего мира. Оттого сегодня опасно представлять Китай в качестве системы, целиком и полностью альтернативной капитализму: нет, КНР полностью включен в существующие его потоки и все чаще играет по капиталистическим правилам (даже в рамках внутренней политики). Вызов же существующему балансу сил вовсе не означает вызова самой схеме этого баланса.

«Запад оставался жизненно важным источником передового оборудования и престижных товаров, закупавшихся на средства, полученные главным образом от экспорта сырья туда же на Запад. Советский Союз создал вокруг себя военно-идеологический блок, но «социалистическую систему» он создать был просто не в состоянии»

Второе, о чем пишет Дерлугьян, — политическое будущее довольно стабильной экономической системы. «Мы увидим парадоксальный и сталкивающийся мир национально-ориентированного ксенофобского фашизма и социал-демократии нового формата», — напрямую указывает он, и в этом солидарность с позицией Майкла Манна ничуть не меньше, чем в случае с позицией «сопротивление США — не сопротивление капитализму». Если в ядре современной системы новую остроту и новые конфигурации приобретают классовые столкновения, то на периферии господствует неопределенность — не совсем ясно, какие выгоды и угрозы она несет для капитализма. Как и прежде, капитализм связан с кризисом и инновациями, причем в этом случае связь между этими элементами прочнее, чем когда бы то ни было.

Крэг Калхун: хрупкость и протекционизм

Ближе к концу своей главы Крэг Калхун цитирует Карла Полани, который в работе «Великая трансформация» (1944) указал: «Необузданное капиталистическое развитие всегда подрывает социальные условия своего собственного сохранения». Во многом представляя тезисы, общие для всего сборника статей, Калхун старается продемонстрировать эту внутреннюю диалектику, ответом на вызовы которой сегодня становится возрождение внутри капитализма откровенно фашистской архаики. Резюмируя его главу «Что грозит капитализму сегодня?», можно отметить, что Калхун делает капитализму три «комплимента» — и обозначает четыре риска для его существования.

Первым комплиментом оказывается подчеркнутая в т.ч. и другими авторами слабость антикапиталистических альтернатив, которые не носят, как правило, системного характера, предлагая условно «заменить капитализм», а по сути — лишь его сбалансировать. Капитализм всегда оказывается прочнее, чем казался изначально — уже включен в систему Иран, пытается адаптироваться Куба, а возможно, и КНДР с ИГИЛ в скором будущем займут свои ниши в капиталистическом мире. Если даже СССР так и не смог создать альтернативную «систему», стоит ли ждать этого от сообществ куда меньшего масштаба?

«Испания, Италия, Греция и Кипр оказались на краю пропасти, и другие страны от этого тоже не застрахованы. Но это угроза в большей степени для Евросоюза, чем для капитализма как такового»

Второй комплимент — упоминание того, что кризис и смена формации даже в рамках традиционно модернистских построений Маркса занимает довольно продолжительное время: упадок феодализма, который, по мнению Калхуна, не был «системным» в том смысле, в каком таковым является современный капитализм», растянулся на триста лет. В ответ на этот тезис Калхуна можно заметить, что история за последние десятилетия существенно «ускорилась»: смена поколений, технологическое обновление, эволюция валютных систем и баланса сил — все это происходит гораздо быстрее и чаще, нежели раньше. Однако Калхун опережает эту претензию: «конец эпохи капитализма будет неровным и неопределенным, а (…) стремление покупать дешево и продавать дорого возникло задолго до капитализма и, по всей видимости, никуда не денется и после его конца».

Третий комплимент заключается в обращении к теме спора Никоса Пуланзаса и Ральфа Милибэнда о природе связи между капитализмом и [национальным] государством. Калхун не пытается выстроить здесь своих концептуальных предположений, а лишь замечает, что связь, какой бы она ни была, весьма очевидна — восстановление и жизнеспособность капиталистических форм напрямую связана с конкретными действиями государств как наиболее влиятельных, а долгое время и вообще практически единственных политических игроков. Последние же далеко не всегда испытывают проблемы системного характера. Хотя, несомненно, «широко признанная связь между капитализмом и либеральной демократией» сегодня переживает серьезный прессинг со стороны государственного капитализма, использующего проверенные приемы протекционизма и мобилизации.

«Реальное капиталистическое процветание и устойчивость зависят от национальных государств и предоставляемых ими институциональных возможностей (…) отношения между государствами и экономической деятельностью являются конститутивными, а не случайными»

Говоря об угрозах, Калхун замечает: они связаны либо с процессами финансиализации (которые приводят к структурным диспропорциям внутри капитализма), либо с экстернализацией издержек (и соответствующим «институциональным дефицитом»), либо с общепланетарными, глобальными проблемами наподобие экологии или неравенства, либо с ростом неформального, «серого» сектора экономики. Капитализм вряд ли развалится под этим гнетом, но даже по отдельности каждый из вызовов довольно серьезен.

Финансиализация, к примеру, генерирует чрезмерные потоки спекулятивного капитала, подрывая долгосрочный экономический рост и увеличивая обычное давление рыночных структур на поведенческие, культурные и институциональные практики; по своей природе этот структурный надлом в капитализме носит кризисный характер. Да, финансовый сектор серьезно повышает динамику капитализма, и, возможно, «у нас вообще не будет капитализма, если капитал не сможет перемещаться между различными инвестициями в поиске большей прибыльности». Однако потенциал регулирования этой проблемной сферы пока не использован даже в половину – и, кроме того, конец знакомого нам капитализма спекуляций и «пузырей» вовсе не означает коллапса капитализма как такового.

Институциональные дефициты (как обозначает вторую угрозу Калхун) связаны одновременно с невозможностью перенесения капиталистических издержек куда-либо вовне тех систем, где расположены их бенефициары, и неолиберальной политикой, которая в реальном времени уничтожает привычные формы сглаживания социальных рисков. Экономическое ускорение, спорное и связанное с колоссальным расслоением, сопровождается утратой политической легитимности. Это странное соседство является яркой характеристикой современного кризиса, и от разрешения именно этого противоречия зависит будущее всей системы.

«Капитализм достиг процветания и добился общего признания и легитимности, основываясь на институциональных и социальных отношениях, которым в последние десятилетия был нанесен урон; его обновление будет, соответственно, зависеть от их обновления»

Ограниченность природных ресурсов перед лицом экологических рисков раскрывает, во-первых, неизбежную в будущем конфликтность международных отношений, а во-вторых, столь же выраженную волю капитализма к освоению периферии и, прежде всего, Африки. Это освоение должно быть, по мнению Калхуна, связано с попыткой разобраться в том, насколько вообще современными методами можно оценить масштаб ущерба, нанесенного окружающей среде: «представление природы в качестве всего лишь ресурсов существенно ограничивает наше понимание истинного характера участия человека в природе и его зависимости от остальной природы».

Последняя угроза – рост теневого сектора – означает не только развитие «местных сетей и других альтернатив формальным рынкам», но и тот сектор социально-экономической деятельности, которые вообще функционирует за пределами государственных юрисдикций. Своего рода «незаконный капитализм», при его популярности ввиду экономии на издержках, по сути, представляет собой полноценный риск для будущего развития: он не позволяет справедливо и публично распределять общественное благо, а также отнимает ресурсы у традиционных для капитализма институтов.

«Столкновение государств и корпораций, организованная преступность разного уровня, политическая власть военных правителей и картелей, экономическая власть полуавтономных частей государств, в том числе армии, — все это позволяет увидеть более сложный мир, угрожающий тому капитализму, который мы знаем»

Обозначая эти проблемы, в заключение Калхун подчеркивает: даже меры, призванные сохранить капитализм перед лицом основных угроз, неизбежно трансформируют современную систему и сделают ее не похожей на предшествующие образцы. Будет это хорошо или нет – вопрос, однако главное в этом процессе – избежать той стадии трансформации, где возникновению нового порядка будут предшествовать хаос и разорение.

Резюме

Безусловно, сборник «Есть ли будущее у капитализма» — крайне интересная книга, заслуживающая внимания не только со стороны сторонников макросоциологических теорий, но и со стороны всех тех, кого интересуют альтернативные сценарии развития современной системы мировой экономики и глобальной политики. Авторы, отличные между собой по убеждениям и взглядам на перспективы капитализма, в равной степени подчеркивают важность исследования и современных системных рисков, и системного же понимания кризиса, с которым все чаще сталкиваются развитые и развивающиеся государства.

Ведь на системность кризиса влияет и то, что за столетия своего развития капитализм создал по-настоящему глобальную и универсальную систему не только экономических, но и социально-политических отношений. Их преодоление порой представляет не менее, а более сложную операцию, чем трансформация принципов хозяйствования. Тем не менее, даже в случае успеха в этом деле капитализм остается на плаву, поскольку преодоление настройки не означает деформации базиса: во многом благодаря своей сложности, капитализм пока демонстрирует серьезный уровень устойчивости и выживания. При этом основные угрозы капитализму представляют причудливое сочетание политики и экономики: пробуждение вопросов идентичности, возникновение феномена глобализации, восстановление фашистских и протекционистских идеологем – все это имеет непосредственное отношение к будущему, но формируется в настоящем (и зависит, главным образом, от настоящего). Действия же здесь и сейчас зависят от понимания ситуации – если, конечно, речь не идет о традиционных популистских рецептах. И в этом понимании взгляд миро-системных теоретиков может оказаться по-настоящему полезен.

Кирилл Телин — преподаватель, исследователь.