СтопХам
О том, как связаны борьба с курением, изоляционизм и поддержка молодежных организаций в путинской России.
Поводом для этого материала послужил случай, произошедший недавно с одним из читателей Openleft, который стал жертвой агрессивного «антитабачного рейда», организованного группой прокремлевской молодежки. Вот что он сам рассказывает о случившемся:
«Как курильщику мне никогда не нравился закон №15, который запрещает курить на расстоянии ближе чем 15 метров от станций метро, от входов в аэропорты, в вокзалы и т. д. Но я могу с этим примириться и покурить в сторонке, и не собираюсь нарушать закон. Даже после того, что случилось. 16 июня мы с женой гуляли недалеко от станции «Проспект Вернадского», когда я заметил человек семь-десять молодых людей, агрессивно настроенных и похоже одетых. Так сразу замечаешь группу футбольных фанатов, даже если они и без символики. На одном была фуражка с приклеенной надписью «Police». До входа в метро было явно больше 15 метров, и я закурил. Ко мне тут же подошел один из этих молодых людей и довольно грубо попросил затушить сигарету. На вопрос «Почему?», он ответил, что с перового июня курить запрещено во всех общественных местах. Пока я пытался объяснить ему, что читал закон и это не так, нас окружили другие молодые люди и оттеснили к кинотеатру «Звездный». Кто-то из них попытался прыснуть из баллончика с освежителем воздуха на мою сигарету. Я убрал ее, и он попал освежителем моей жене в лицо. Начались крики и взаимные обвинения. Все это больше напоминало нападение. Разве законно подходить к гражданам группой почти десять человек и требовать сделать что-то, что делать они по закону вовсе не обязаны, причем с применением химических средств? Я задал им этот вопрос, и в ответ неожиданно получил: «Нам Путин разрешил». Выяснилось, что акция организована движением «Лев против». Упоминался и «СтопХам». Все происходящее они снимали на камеру и телефоны, а в оправдание своих действий показывали вырезку из ФЗ №15. Но в ней были только выжимки о запрете рекламы табака и спонсорских мероприятий с упоминанием табачных изделий и компаний-производителей. В какой -то момент появились репортеры Рен-ТВ. Нападавшие предъявили им запись, причем сделанную не там, где к нам подошли, а там, куда нас оттеснили (потом Рен-ТВ показала нас в передаче «Экстренный вызов 112», и мы там, конечно, безапелляционно виновны). Наконец, на место происшествия пришел организатор акции. Он снова заявил, что курить теперь запрещено во всех общественных местах— то есть, подтвердил, что закона не знает. А когда ему надоели наши протесты, обвинил нас в том, что мы их преследуем, стал толкаться и пообещал в следующий раз затушить мою сигарету там, где сочтет нужным— и никаких пятнадцати метров отсчитывать не будет; последним его аргументом было то, что я защищаю порок. Когда они все же оставили нас в покое, стоявшая вокруг нас толпа разошлась. Все стало как обычно— многолюдно, горы мусора и бычков. Все снова курят где хотят, но показательная акция закончилась, и напавшим на нас антитабачным активистам уже не было до этого дела».
Агрессия, жертвой которой оказался наш читатель, является неотъемлемой частью общественной атмосферы, последовательно создаваемой государственными институтами и проправительственными медиа. Этот случай стоит в одном ряду с бесконечными запретительными инициативами Госдумы, украинофобской риторикой Киселев-ТВ, шельмованием меньшинств (ЛГБТ, правозащитников), иррациональными запретами представителей власти разных уровней, консервативным креном «новой культурной политики» и т.д.
Именно в рамках этой политики «СтопХам», как некоммерческая общественная организация, получил недавно президентский грант. Его сумма относительно невелика: это примерно 1% от ежегодного бюджета «Росмолодёжи» (организации, возникшей в результате переформатирования движения «Наши»), частью которой «СтопХам» и является. Вообще-то расцвет прокремлевских молодежных организаций пришелся на нулевые годы. Однако в то время на повседневном уровне они не воспринимались как угроза, а во властных коридорах их вполне открыто называли «ликующей гопотой». Создавались они Администрацией Президента РФ как реакция на украинскую «Оранжевую революцию», на них были потрачено огромное количество денег, но когда в 2011 году в Москве, наконец, началась настоящая уличная политика, они оказались способны только на маловразумительную акцию на Триумфальной площади. Зато сейчас появилось ощущение, что от их агрессии так просто не отделаешься.
Что же поменялось? Отношения государства с обществом. Последние два года на глазах рассыпается «стабильность нулевых» и вместе с ней уходит в прошлое политическая модель так называемой «суверенной демократии». Нынешняя модель общественной жизни, которая навязывается нам сверху, выглядит как компиляция старых и новых элементов, и не имеет такого публичного идеолога, каким был Сурков. Но кое-что о ней сказать все-таки можно: новая общественная политика представляет собой явный курс на изоляционизм.
Если с первым президентским сроком Путина связывают усиление российский бюрократии и становление госструктур в качестве ключевых субъектов всех сфер общественной жизни, то в нынешний президентский срок возник запрос на закрепление, в том числе и законодательное, доминирующего статуса российской бюрократии. Показательна история с «антисиротским законом», первым символом нового курса. Как отмечают многие волонтеры благотворительных организаций, хотя этот закон попал в политическую повестку по, в общем-то, случайному поводу, чиновники профильного ведомства шли к нему все последние годы. Это в середине нулевых они охотно принимали в своих кабинетах волонтерские организации: в типично неолиберальной логике волонтеры помогали переложить часть ответственности на плечи «гражданского общества». Но уже в конце десятилетия выяснилось, что любые хоть сколь-нибудь независимые от бюрократов общественные организации «суют нос, куда не следует» и мешают чиновникам получать ренту со вверенных им участков общественной жизни.
Эта же логика стоит и за распределением президентских грантов. Тут важно не то, сколько получили конкретно бывшие «нашисты», а общие масштабы финансирования лояльных власти общественных организаций. В этом году федеральный бюджет выделил на «патриотические» НКО более 11 млрд. рублей – это почти в 3 раза больше, чем еще в 2012 г. Так государство развивает линию «угрозы», исходящей от «иностранных агентов» — НКО с иностранным финансированием. И если вялотекущему огораживанию Рунета еще далеко до великого китайского файрвола, то в плане замещения финансирования общественных организаций процесс уже почти доведен до конца. Конечно, мы имеем дело с формами мягкого контроля. Вряд ли «Голос», ради которого и затевалась вся история с «иностранными агентами», или «Агора» и «Общественный вердикт», регулярно помогающие оппозиционерам, сменят вектор своей деятельности. Но все же это контроль, направленный на формирование «превентивного консенсуса».
Антиукраинская внешняя политика, вызванная страхом перед заразой Майдана, —продолжение того же внутреннего курса на изоляционизм. И последствия уже дают о себе знать. Еще недавно называть Россию православным Ираном было сильным преувеличением. А сегодня такое отношение к нашей стране в мире постепенно становится нормой. Подготавливая новые возможные санкции для РФ из-за ее агрессивной политики в адрес Украины, Запад всерьез рассматривает вопрос о снятии санкций с Ирана; на открытие ММКФ впервые не приехал ни один иностранный журналист; а огромную московскую выставку Бэнкси, которую готовили два года для главного выставочного пространства страны, пришлось отменить из-за отзыва работ в последние месяцы.
Однако, несмотря на охватившее многих уныние, такой оголтелый изоляционизм— не повод для грусти. Это, скорее, признак слабости власти. Такой курс не протянет долго, ведь все те проблемы, которые накапливались последние годы, никуда не делись, а некоторые—например состояние экономики, балансирующей на грани между стагнацией и рецессией—запущены до последней степени. А от них предлагается просто отвернуться. Кроме того, создается и новая, ранее невиданная проблема. Агрессивная внешняя политика начинает «сжимать пружину» внутри элит, во внутренней консолидации которых еще недавно не было сомнений. Ведь собственность в России имеет смысл до тех пор, пока ее плодами можно пользоваться заграницей, а санкции мешают этому напрямую. Так что у ультраконсервативного крена нет будущего. А потому пора уже начать обсуждать, что мы будем делать, когда режиму все-таки придет конец.
Сергей Решетин — активист и публицист.