Передвижное пространство переговоров: выставка стакистов в галерее «Сколково»
Стакизм в России и за ее пределами: история и критика художественного движения
2 июля в галерее-мастерской «Сколково» открылась выставка работ российских и американских художников-стакистов «Русский стакизм: регистрация в Москве и Московской области». Выставка стала первым в России опытом демонстрации картин стакистов в пространстве «белого куба»: раньше работы участников движения экспонировались исключительно во внегалерейных пространствах, например, на стенах «Блинной» или в одной из московских библиотек – так российские художники следовали одному из положений британского Манифеста стакизма 1999 года. Сокуратор выставки Элла Россман побеседовала с одним из участников, художником Роном Трупом. Следующий далее критический текст является размышлением по итогам этой беседы и комментарием к произведениям, представленным на экспозиции.
Что такое стакизм?
«Художник не делающий картин — не художник»
Билли Чайлдиш, Чарли Томсон,
«Манифест стакизма», 1999 год
Стакизм — это международное художественное движение, появившееся в 1999 году в Великобритании. Идеологи движения Билли Чайлдиш и Чарльз Томпсон призвали других художников отказаться от концептуалистской оптики и обратиться к живописи как к средству самораскрытия, к практике, идеально подходящей для выражения наиболее важных идей в искусстве.
Судя по манифесту, стакистов в художественной жизни Британии конца 90-х не устраивало практически все: постмодернистские тенденции, концентуалистские жанры, пустота «белого куба» и стремление художников к эксцентричному поведению (по-стакистски, к «трюкачеству»). Всему этому они противопоставляли «смирение живописи» – изобразительную аскезу, итогом которой должно стать сошествие на землю «благодатного огня», т.е. картины.
«Живопись как процесс может дать художнику временное ощущение свободы, неуправляемость, надежду на новый опыт, личностный рост, самовыражение, независимость, послеполуденное бессмертие, транс, радость желания, суждение, прощение, смех, а также ощущение содержательной и убедительной меланхолии. Очевидно, что все эти чувства приятно испытывать, и любой современный человек хотел бы этого. Современному искусству не важна картина, но живопись ему необходима».
Рон Труп, из личной переписки с автором
Все эти положения сложно считать актуальными сегодня. Как заметила критик Джейн Моррис в своей статье 2006 года для The Guardian, в отличие от конца 90-х, живопись снова оказалась в тренде, а если и не в тренде, то сегодня она в любом случае более не является предметом поношения. Можно открыть последний выпуск практически любого иноязычного журнала о современном искусстве и увидеть плюрализм в его визуальном воплощении: объект соседствует с кибер-артом, политический перформанс – с абстракцией, и для фигуратива тоже находится место. Иными словами, радикальная позиция стакистов теряет свой смысл, растворяется в ряде других ремодернистских течений и разнообразии художественных подходов. Наиболее актуальным остается протест против абсолютной власти в сфере современной культуры, которой обладают крупные арт-дилеры и коммерчески успешные художники. Этой проблеме была посвящена акция Чарльза Томпсона 2004 года, когда художник подал жалобу на влиятельного галериста Чарльза Саатчи, обвинив его в монополизации рынка искусства. К этой же теме стакисты обращались в своей живописи и в других акциях, прошедших, например, на нескольких церемониях вручения Премии Тернера.
Из интервью с Роном Трупом:
Э.Р.: В американском современном искусстве стакизм — заметное движение? Кто в нем участвует? Общаются ли участники группы с представителями других арт-движений?
Р.Т.: О стакизме не пишут. Критики его игнорируют. Галереи и другие институции не хотят иметь со нами ничего общего. Я участвовал в нескольких выставках, якобы «стакистских», но никто из участников никогда не слышал об этом движении. Чарльз Томпсон, один из основателей группы, говорит, что я первый ее участник, которому правительственная организация предложила грант. А стакизм появился в 1999 году! Стакизм идет вразрез с современной американской моделью рынка искусства и галерейного бизнеса. В Америке всем нужны успешные люди. Например, Джефф Кунс. Что он пишет? Не имеет значения, ведь он богат, а богатство здесь рифмуется с успешностью. Эти слова у нас взаимозаменяемы. Нью-Йоркские галереи вынуждены платить непомерную арендную плату, чтобы просто существовать. Им нужны большие имена и крупные игроки в мире искусства, либо они сами должны быть достаточно известны, чтобы эти имена создавать. Последнее, что нужно подобной галерее, это скромный художник.
<…>
Нельзя не отметить еще одну отличительную особенность стакизма (подробнее об этом – в уже упомянутой статье Джейн Моррис): концепции и манифесты участников движения зачастую интереснее самих работ. А ведь именно с таким положением вещей они с самого начала пытались бороться, ставя во главу угла произведение, а не разговоры вокруг него.
Все эти противоречия и, конечно, постоянная критика «больших» галеристов и художников, а также принятых в арт-мире стандартов до сих пор не позволяют стакизму занять какую бы то ни было устойчивую позицию в поле современного искусства. Тем не менее, несмотря на свою непопулярность в мире «большой эстетики», стакизм оказался крайне востребован у отдельных художников и небольших художественных объединений по всему миру. Возникнув как группа из 13 участников, движение выросло и сегодня включает в себя около 2500 художников из более чем 50 стран. Новые участники присоединяются к движению по интернету, и там же обмениваются со своими коллегами идеями и комментариями, организуют коллективные выставки.
«Страничка стакистов в Фейсбуке — это место встреч художников, которые схожим образом истолковывают для себя «Манифест стакизма». В то же время там можно встретить и тех, кто интерпретирует «Манифест» иначе. Стакизму нужно непрерывно развиваться, чтобы избавляться от высокомерия, проникающего во все сферы искусства. Для стакизма важнее реальное общение, виртуальное страшно угнетает».
Рон Труп, из личной переписки с автором
Вероятно, именно коммуникация между художниками, непрерывная работа по созданию и воссозданию пространства диалога является наиболее интересной чертой стакизма. Особенно ярко эта черта проявилась в творчестве российских художников-стакистов.
Почему российский стакизм интереснее «стакизма вообще»
«Я познакомился с Алексеем Степановым в сети, на страничке движения стакистов в Фэйсбуке. Это было ранней весной 2015 года. Я написал ему сообщение, спросив, не может ли он продать мне одну из своих картин. Он предложил вместо этого обмениваться работами, пересылая их друг другу по почте. Так, через социальные сети я начал знакомиться с миром живописи Степанова и с творчеством других российских стакистов. Алексей размещал в Фейсбуке фотографии с квартирных выставок, совместных натурных зарисовок и вечеринок. Он и другие московские художники могли писать модель ночь напролет, завершая свою работу утренней беседой за бокалом вина. Меня это воодушевило. Я постоянно следил за всем, что происходит у московских стакистов, назойливо лез во все их дела, мечтая о лучшей жизни для фигуративных художников здесь, в США».
Рон Труп
То, что можно было бы назвать российским стакизмом, появилось около года назад — первые групповые пленэры начались летом 2015 года. Инициатором совместных выходов стал художник Алексей Степанов: он заинтересовался стакизмом за два года до первых встреч художников и стал вести о нем паблик Вконтакте. Через паблик художники – Степанов, Андрей Макаров, Лена Уланова, Илья Зеленецкий, Сергей Урываев и другие – познакомились друг с другом.
В российском стакизме, как и в других странах, важным является акт коммуникации, осуществляемый посредством художественных практик. При этом для российской группы этот аспект стакизма вышел на первый план: разговоры о приоритете живописи и борьбе с современными форматами оказываются если не второстепенными, то гораздо менее важными, по сравнениею с дискуссией о связи художника и зрителя, художника и окружающей среды, художника и художника. Так живопись оказывается лишь еще одним средством общения наравне с перформансом, фотографией, акцией – с теми жанрами, к которым постоянно обращаются российские стакисты.
Российский стакизм не ограничивается завершенными картинами. Было бы точнее сравнить это искусство с «коммуникативной трубой», через которую герои культового фильма Сергея Соловьева «Асса» делились сокровенными переживаниями. «Сопричастность, соприкосновение, диалог, взаимопонимание» – так пишет о своем впечатлении от деятельности российских коллег Рон Труп. Художники-стакисты создают, перефразируя строчку из стихотворения Галины Рымбу, «передвижное пространство переговоров», и в этом пространстве есть место самым разным, порой взаимоисключающим голосам и смыслам. Российский стакизм – это зазор, в котором соседствует реальное и виртуальное, печальная повседневность с картин Михаила Рогинского и карнавальность «Коллективных действий», экспрессионизм и наивная живопись, урбанистическое и природное. В этом пространстве представители поэтической богемы, читающие на открытии выставки свои свежие стихотворения, пересекаются с неискушенными зрителями. И хотя последним «излишне концептуальное» искусство может быть не до конца понятным, эта встреча – встреча людей, имеющих принципиально разный бэкграунд, позиции и интересы – никогжа не заканчивается обвинениями в «наглости и сатанинстве».
Ценность российского стакизма еще и в том, что его представители ищут новые способы коммуникации, новые точки соприкосновения между художником/гражданином и властью. Пример таких поисков – серия пленэров, в результате которой в одной из московских библиотек состоялась выставка «Государственная власть/пленэр». Зимой 2015-2016 года художники вместе выходили писать картины правительственных зданий Москвы и Петербурга, в процессе сталкиваясь с различной реакцией охранников, военных, обитателей самих институций и случайных прохожих. В акции заочно поучаствовал американский стакист Рон Труп, приславший художникам созданное им изображение российского Белого дома по почте.
«Важно, что стакизм изначально был коллективным действом, и это было одной из причин, почему он нас заинтересовал. Мы ощущаем потребность в коллективной работе, в том, чтобы находить путь к личному опыту через общее дело. Когда выходите втроем к какому-нибудь ОМОН ГУВД, начинаете очень хорошо ощущать друг друга».
Алексей Степанов, из интервью порталу Be In Art
Другой подобной акцией стал сеанс этюдов, которые художники делали с натурщика – настоящего российского полицейского, позировавшего в форме. В акции также принимал участие сам Рон Труп, рисующий полицейского через веб-камеру.
Из интервью с Роном Трупом:
Э.Р.: В рамках акции «Государственная власть/пленэр» вы написали московский Белый дом. Потом вы с российскими стакистами организовали совместный сеанс зарисовок по скайпу, и вашим натурщиком был реальный российский полицейский, который позировал в форме. Что для вас значили эти акции? Вкладываете ли вы в них какой-то политический посыл?
Р.Т.: Когда я писал российский Белый дом, я представлял себе Москву, какую хотел бы увидеть однажды. Это Москва полная любви, новой любви. Название картины «Я бы скучал по тебе слишком сильно, если бы сделал то, что хотел» обобщает все те чувства, которые испытывает мечтатель, грезящий о новой жизни на новой земле, но осознающий, как сложно будет приблизиться к осуществлению своей мечты. <…>
Натурные скайп-зарисовки с участием полицейского стали для меня своего рода «политической экскурсией». У меня есть один старый друг, тоже полицейский. Он бы позировал совершенно так же. Для меня было бы честью работать полицейским. В тот день наш натурщик был очень спокоен и весь словно светился. Мы не выставляли его в дурацком виде, не пририсовывали ему сидящего на голове попугая или клоунский нос, хотя, держу пари, стакистка Елена Уланова точно об этом помышляла.
<…>
Иными словами, с помощью живописи художники пытаются выстраивать связи между представителями разных групп атомизированного российского общества, при этом разрушая и свойственный нашей культуре изоляционизм, делая все, чтобы не замыкаться в собственных «локальных» границах. В центре внимания стакистов оказывается в том числе проблема легитимности российской власти, но говорить об этом художники предпочитают принципиально иначе, нежели современные российские акционисты. Стакисты отказываются от расхожего типа субъектности, который формируется в большинстве перформансов и акций – от фигуры отчаянного героя, бросающего вызов окружающей действительности, от фигуры жертвы, отдающей себя на заклание ради того, чтобы «открыть глаза народу» на истинное положение дел. Этой одинокой фигуре, разделяющей социальное пространство вокруг нее на «за» и «против», стакисты предпочитают множественность товарищества. Неслучайно вторую подряд московскую выставку стакистов курирует Дарья Серенко, автор акции «Тихий пикет», ориентированной на создание общего поля для диалога, поля, не зонированного обрезом плаката.
В «передвижном пространстве переговоров» российских стакистов есть место разным жанрам и приемам, в том числе иронии и абсурду (в основном, в виде гротеска). В своих интервью и видео-обращениях художники зачастую пытаются водить зрителя за нос, то транслируя важность разговора о политическом, то полностью отказываясь от него и пускаясь в длинные путаные рассуждения. Эта амбивалентность прослеживается в акциях – в одной из них художники решили буквально воспринять совет оппозиционерам «выехать за 50 км от Москвы и там митинговать» и отправились за город писать этюды, читать стихи деревьям, митинговать в обнаженном виде и т.д. Она же присутствует и в картинах – то очевидно политически заостренных, то подчеркнуто аполитичных. Пример подобной работы – пейзаж Алексея Степанова «Да пошла вся эта политика лесом», исполненный в духе «картины-вброса». Все это может сбивать с толку, но представляется, что ключевой задачей остается отказ от четкого распределения ролей и позиций, которым заканчивается большинство общественных дискуссий в сегодняшней России и к которому нас подталкивают власти и правительственные медиа.
Рассуждая о позиции стакистов относительно политики в искусстве, нельзя не упомянуть одну из работ на выставке в галерее-мастерской «Сколково» – картину Алексея Степанова «Гей-пропаганда» (иллюстрацию к КоАП РФ / Статья 6. 21). Работа посвящена закону о «пропаганде нетрадиционных отношений», который был принят на федеральном уровне в 2012 году. С момента своего принятия закон практически не применялся и, вероятно, задумывался как одно из средств канализации агрессии в обществе: забыв о преступлении властей, граждане переключились на тех, кто так или иначе связан с темой ЛГБТ. Закон принуждает представителей ЛГБТ-сообщества «уйти в подполье», маргинализироваться, создавая скрытые от чужих глаз «островки свободы», где можно оставаться собой и выражать свои чувства открыто. В работе Степанова мы видим как раз один из таких «островков» и своего рода гетто – гей-бар. Подписи и хэштеги, типичные для картин художника, подчеркивают одиночество обитателей этого гетто, вынужденных прятать от общества свои чувства, влечения, свою «личную весну».
Живописное изображение соединяет в себе актуальное политическое высказывание и тонкое повествование о любви, оказавшейся за пределами видимости, затерявшейся в сумеречной зоне. Подобного рода сочетание тонкого вчувствования и яркого политического высказывания– редкость для ангажированного искусства, например, для искусства феминисткого. Именно это сочетание делает работы стакистов очаровательным, вызывая к движению симпатию (или эмпатию?) – чувство, необходимое для того, чтобы состоялся какой-либо внятный разговор.
Текст и перевод реплик — Элла Россман.
Все фотографии взяты из паблика СТАКИЗМ/МОСКВА
Краткий путеводитель по выставке
Выставка «Русский стакизм: регистрация в Москве и Московской области» – это четыре зала с более чем 90 работами. Два зала экспозиции – первый,«вводный», и дальний – «центральный» – содержат разновременные работы разных авторов и небольшие серии: «петербуржскую» серию картин в серых тонах Ильи Зеленецкого, «Прекрасных незнакомцев» Лены Улановой (узнаваемых персонажей московских публичных пространств), этюды, которые художники делали в зоне отдыха «Нагатинская пойма», работы американских стакистов. Эти залы призваны как можно более полно отразить многообразие техник и тем в картинах стакистов.
Два других зала экспозиции – «тематические», в них выставлены крупные серии работ. В первом зале можно найти документацию описанной выше акции «ТРОПЫ/Лесные практики» (видео и фото), а также этюды, которые были написаны во время этого совместного выезда за город. Здесь же выставлена серия работ Андрея Макарова «Дети.Требуются» и две картины Ильи Зеленецкого, посвященные темам детства и материнства. Композиционным центром зала является своего рода «иконостас» – работа о гей-пропаганде Алексея Степанова, по обе стороны которой находятся картины, изображающие институты и субъекты власти.
Второй «тематический зал» полностью посвящен серии этюдов «Государственная власть/пленэр». Среди этих работ можно найти не только непосредственно изображения правительственных зданий, но и фото-документацию всего, что происходило на пленэрах, и живопись по мотивам этой документации, в которой художники при помощи все тех же картин осмысляют процесс создания изображений государственных институций.
Выставка продлится до 31 июля. На закрытии состоится пленэр, в котором может принять участие любой желающий.
РБК: Клинтон заподозрили в помощи российской оборонке через «Сколково».
Он предоставляет художнику волнующую и захватывающую возможность увидеть собственную работу в соответствующем оформлении в условиях ясного, хорошо организованного и упорядоченного пространства галереи . Выставки в галереях .